Исцеление для неисцелимых: Эпистолярный диалог Льва Шестова и Макса Эйтингона - Владимир Хазан

Когда-то Р. Иванов-Разумник писал о том, что «“учеников”, “школы” у Л. Шестова – к счастью для него – никогда не будет»[139]. Испытанное временем это прорицание, как зачастую бывает, сбылось наполовину: «школы» в привычном смысле «антифилософ» Шестов действительно не создал, но его многочисленные ученики – и в непосредственном смысле, и в более опосредованном, фигуральном понимании – составляют, возможно, не сообщающееся между собой напрямую, но существующее как реальная историческая категория духовно-интеллектуально сообщество[140]. Эпистолярный диалог Шестова с двумя яркими представителями этого сообщества – Эйтин-гоном и Шором – и историко-биографический контекст этого диалога составили и основное, и дополнительное содержание данной книги.

Вклад ни того, ни другого в шестововедение неизвестен по той простой причине, что с формальной точки зрения никакого вклада, по существу, и не было. Вряд ли в качестве такового можно признать нескольких лекций, выступлений по радио или газетных статей Шора, к тому же на труднодоступном для специалистов-шестововедов иврите. Задуманная книга о Шестове написана им не была, возможно, не только по причине внешних обстоятельств, которые отмечались выше, но и по условиям внутренним, научно-творческим. Ведь вышел же в той самой Палестине и в очень близком временном соседстве с задуманным, но неосуществленным книжным проектом Шора, скажем, сборник эссе д-ра Цви Виславского Aruvei reshiyot (Jerusalem, 1944), в котором нашлось место для портрета Шестова-философа (из включенных в книгу имен, известных русскому читателю, упомянем еще М. Гершензона – речь идет о его работе Судьбы еврейского народа – и Л. Троцкого). Однако «вклад» в духовную историю шестовских друзей и корреспондентов, о которых идет речь в нашей книге, следует измерять не только привычным непосредственно-физическим способом, но и как-то иначе, подбирая другие «вычислительные приборы». Улетучивающееся, нематериализовавшееся, не ставшее объективизированным в какой-то конкретной текстовой оболочке присутствие «зараженных идеями» – пусть не прямых их творцов и созидателей, а только участвовавших в их производстве на «подсобных ролях» – как дискутанты-полемисты, как активные слушатели-собеседники, как эпистолярные корреспонденты, заслуживает, без сомнения, сочувственного внимания и памяти потомков. И не только потому, что они явились зрителями «высоких зрелищ», но и потому, что их жизнь и деятельность представляют важный биографический конкретно-человеческий документ, из чьей фактологии, в конце концов, и ткется единая ткань всемирно-исторического текста, в которой подчас чрезвычайно трудно, а порой и просто невозможно отделить историю людей от истории идей.

Вот почему, делая в данной книге основной акцент на раскрытии новых биографических обстоятельств, событийных оттенков и некоторых недостаточно освещенных эпизодов из жизни Шестова, мы сознательно стремились избегать представления его собеседников как статистов, исполняющих «служебные функции» при выдающемся мыслителе или как ничем не проявивших себя в интеллектуальной сфере его «оруженосцев». Только при такой неиерархизованной атмосфере возможна, как нам кажется, полноценная реконструкция того потонувшего, исчезнувшего, растворившегося во времени «вещественно-биографического» мира, тайны и загадки которого продолжают волновать с прежней, неутихающей силой. Ответить на них, безусловно, хотелось бы со всей возможной полнотой. Но объективно сделать это можно только тогда, когда будет накоплена максимальная фактологическая база. Как один из небольших шагов по направлению к этой цели была задумана, составлена и издана эта книга.

1. Фотография Л. Шестова, подаренная М. Эйтингону со следующей надписью: «Дорогому Максу Ефимовичу Эйтингону на добрую память от Л. Шестова. Париж. 7/1 1928 г.» (60, rue de Passy, Paris. Emile Marcovitch)

2. Открытка, посланная М. Эйтингону, студенту Гейдельбергского университета, его однокашником из Москвы следующего содержания:

3. Зигмунд Фрейд и его круг Стоят (слева направо): Отто Ранк, Карл Абрахам, Макс Эйтингон, Эрнест Джонс; сидят: Зигмунд Фрейд, Шандор Ференци, Ганс Сакс (Берлин, 1922).

«С большим нетерпением жду нашей группы. Очень рад, что она хорошо вышла и что Л. вышла такою, какою я хотел видеть ее на фотографии. Завидую вам, что ваши дни теперь не пропадают даром и вы усердно занимаетесь. У меня все дни проходят бессмысленно однообразно, без всякого дела! Приложу все старания, чтобы скорее уехать обратно за границу.

Чувствую себя не очень хорошо, т. к. немыслим все же хоть какой-нибудь режим. Извини, что не высылаю деньги. Отец только приехал, и завтра я их вышлю. Всего хорошего.

Твой Александр.

Москва 18/5 сентября 1902 года»

(The Abraham Schwadron Portrait Coll., Dept. of Manuscript and Rare Books of the National Library of Israel, Jerusalem)

4-6. Макс Эйтингон

7. Мирра Эйтингон [141]

8. Портрет Мирры Эйтингон (работы Йосефа Оппенгеймера?), висевший в кабинете Макса Эйтингона

9. «Курский соловей» Надежда Плевицкая

10. Портрет Н. Плевицкой в доме Эйтингонов

11. Обложка книги Н. Плевицкой Дежкин карагод, со вступительной статьей А. Ремизова (Берлин, 1925)

12. Дом Эйтингонов в Берлине

13, 13а. Книга Шестова Добро в учении гр. Толстого и Нитше (Философия и проповедь) (СПб., 1900), подаренная Эйтингону автором с дарственной надписью.

14 и 14а. Автографы Ремизова и Шестова на экземплярах журнала Версты (№№ 1 и 2), подаренных Эйтингону

15 и 15а. Комитет по изданию книг Шестова (проспект)

16 и 17 – Евсей Давидович Шор

Примечания

1

Это, однако, вовсе не означает, что шестовское философское наследие, по крайней мере, со стороны русскоязычных исследователей, в полной мере освоено. Свидетельством тому является, например, отсутствие полнообъемной монографии на русском языке, обнимающей «труды и дни» философа, и двухтомная книга его дочери, Н. Барановой-Шестовой, Жизнь Льва Шестова: По переписке и воспоминаниям современников (Paris: La Presse Libre, 1983 – далее при ссылках на это издание: Баранова-Шестова, с указанием тома и страницы), детально реконструирующая по письмам и воспоминаниям современников биографию отца, на которую мы в дальнейшем неоднократно будем ссылаться, а также воспоминания Б. Фондана о встречах и беседах с Шестовым (Benjamin Fondane. Rencontres avec Leon Chestov / Textes etablis et annotes par Nathalie Baranoff et Michel Carassou; Preface de Michel Carassou. Paris: Plasma, 1982) являются по существу единственными репрезентативными историографическими источниками. Некоторые новые биографические сведения о Шестове добавляет подготовленная О. Табачниковой книга Переписка Льва Шестова с Борисом Шлецером <Paris:> YMCA-Press, 2011). Давно, разумеется, канули в бездну времена, когда эмигрировавший из большевистской России и живший в Париже Шестов представлялся советской критике «гробокопателем», как назвал его А. Воронский в одном из обзоров белой прессы (см.: А. Воронский, “Из белой прессы: От народнического утопизма к контрреволюционной кулацкой идеологии”, Красная новь, 1921, № 2 (июль-август), с. 345), и как результат почти полное изъятие философа из советской научной и культурно-духовной жизни, ср. в дневнике Р. Ивнева (запись от 25 сентября 1955 г.): «Читаю Льва Шестова – совершенно забытого философа…» (Рюрик Ивнев. Дневник. 1906–1980 / Сост. Н.П. Леонтьева, подг. текста А.П. Дмитриева <и др.>; коммент. A. П. Дмитриева; под общ. ред А.П. Дмитриева. М.: Эллис Лак, 2012, сс. 609-10). Однако масштабное изучение философского наследия Шестова, в сочетании его метафизического и исторического опыта и определения места в истории русской и мировой интеллектуальной мысли, еще, как представляется, впереди. Отметим, тем не менее, что шестововедение в России, благодаря таким исследователям, как B. Л. Курабцев, В.В. Лашов, Н.В. Мотрошилова и др., обогатилось в последнее время рядом плодотворных работ.

2

Обращает на себя внимание совпадение названий – Антифилософ, – по крайней мере, двух текстов, посвященных Л. Шестову: статьи Ю. Марголина (Новый журнал, 1970, № 99, сс. 224-36) и – закавыченное – очерка А. Бахраха в его кн. По памяти, по записям (Париж: La presse libre, 1980, cc. 77–80), подхваченное современным исследователем, автором биографической статьи о Л. Шестове, см.: А.В. Ахутин, “Одинокий мыслитель”, в кн.: Лев Шестов. Сочинения: в 2-х томах, т. 1. М.: Наука, 1993, с. 14. Ср. с определением философского метода Л. Шестова (наряду с теоретиками символизма Вяч. Ивановым и А. Белым) как «онтологического анархизма» (Г. Маслов. Стратегии мышления и действия в русской философии начала века: (Лев Шестов, Вячеслав Иванов, Андрей Белый). М.: Диалог-МГУ, 1997).