Все дозволено - Сергей Абрамов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Подъем? — спросил Капитан стоявшего впереди Фью.
— У нас нет ни подъемов, ни спусков. Мы просто передвигаемся с одного пространственного уровня на Другой.
Золотой шар Координатора в своем голубом аквариуме возник спустя две-три минуты. Еще через три минуты подошли прямо к нему по черной галерейке.
Капитан оглянулся. Фью уже не было.
— Где же он?
— Кто?
— Фью.
— А нужен он нам? — пожал плечами Малыш. — Потолкуем и так. Спрашивай.
— О чем?
— О Нирване, о чем же! Как туда попадем, что увидим.
Капитан переадресовал вопрос в голубое пространство. Несколько секунд золотой шар безмолвствовал, играя оттенками своей золотой расцветки. Потом в сознании каждого откликнулось:
— Фью проводит вас до прямого винта.
— Винта? — переспросил Капитан. — Какого винта?
— Вы называете его дорожкой или эскалатором. Винт — это наш термин.
— Но Фью исчез.
— Он появится, когда понадобится. Я не слышу твоего вопроса, но все вы хотите, чтобы я рассказал о том, что вы называете Нирваной.
— Ты не ошибся.
— Винт приведет вас в пространство, похожее на кратер. С круга в центре сойдите. Это конец и начало винта. Иначе он уведет вас назад. Стены кратера — пять оттенков лилового, от бледно-сиреневого до густо-фиолетового. Пять ступеней блаженства. Самый темный — сны, светлый — атараксия. (Алик услышал — «транс», Малыш — «вакуум».) Между ними по густоте цвета — воспоминания, предположения, воображения. Все ясно?
— Не все. Сны — это понятно. Такие, как в жизни.
— Не совсем. Только счастливые. Но такие же смутные, розовые и голубые. Без конца и начала.
— А воспоминания?
— Воспроизводство пройденного. Человек снова переживает самые счастливые дни своей жизни. Потом забывает и переживает опять. И так до конца ступени.
— Предположения?
— По существу, это — мечта, потому что в основе мечты предположение. Человек предполагает отомстить обидчику, но не может: обидчик намного сильнее. Так в действительности. Но здесь предположение всегда сбывается. Человеку хочется стать сверхчеловеком; вольному — владеть своим телом, подобно ксору; магу — обладать силой сирга. Все это сбывается, забывается и оживает снова.
— Но в основе воображения тоже предположение. Зачем же создавать другую ступень?
— Не знаю. Но ступень другая. Материализуется то, что предполагаешь сейчас, сию минуту. Не исправляется прошлое, а рождается будущее, становится жизнью выдумка, осуществляется гипотеза.
— Даже научная?
— Любая.
Капитан задумался, мысленно представляя себе, как можно материализовать идею.
— Спросите его о трансе, — шепнул Алик.
Капитан отмахнулся: после, мол, после.
— Чудак, — сказал Малыш, — не спишь, не дремлешь, ничего не чувствуешь и ни о чем не думаешь. Кругом темно, а ты в полном сознании.
Изменчивая игра оттенков золота показывала, что шар напряженно «вслушивался», пытаясь выделить главную мысль собеседников, что «разговор» его с ними еще не окончен.
— Как же передвигаются от ступени к ступени? Телепортация? — спросил Капитан.
— Телепортации по желанию в Нирване нет. Мы передвигаем людей по окончании цикла, как из Зеленого леса в Аору. Открываем защитные поля, ограждающие ступени.
— А как будем передвигаться мы?
— Разделитесь по двое, сверите время по вашим земным приборам, разойдетесь и снова встретитесь в кратере. Защитные поля пропустят вас, реагируя на теплоту ваших тел.
Пятнистая игра оттенков шара исчезла. Золотистая поверхность его снова приобрела однотонность. Шар умолк.
И тут же появился Фью. Он подкрался незаметно, как кошка, или его снова выбросил на галерейку какой-нибудь скрытый «винт».
— Где ты пропадал? — спросил Библ.
— Я не имел права присутствовать при разговоре, — ответил загадочно Фью. — Я мог бы остаться незамеченным, по в этом не было необходимости. Пошли, — закончил он совсем по-земному.
Алик замыкал шествие, наблюдая идущих впереди, как в тумане. Не то чтобы у него болели глаза от ставшей уже привычной яркости здешних красок, нет, привычной не стала вся эта ярмарка чудес, ошеломляющих с каждым новым явлением. Стремительное взвинчивание дорожки, говорящий без слов золотой шар, плавающий в прозрачной голубой дымке, предчувствие еще более удивительных впечатлений — все это туманило взор и щемило сердце. Почему Фью молчит не отвечая на реплики Капитана, почему он скромно отходит в тень, указывая на лиловую дорожку в очередном переплетении путей? Почему все становятся гуськом, положив руки на плечи переднего? Значит, новый взлет в небо? А может, не в небо? Дорожка действительно взвинчивается в цветное месиво, но трудно определить характер движения. Подъем или спуск? А вдруг горизонталь — как нож, врезающийся в брусок вынутого из холодильника масла? Пластиковый пол раскачивается и подпрыгивает, завихряясь на поворотах. Голова кружится, как на карусели. Малыш что-то кричит… не слышно. Что это? Винт замедляет движение, мягко отбрасывая стоящих на такой же лиловый пол. Бледно-сиреневая прозрачность сменяет густую фиолетовую муть.
— Приехали, — сказал Капитан.
На лице его застыло нескрываемое разочарование. Золотой шар не обманул. Они действительно находились на дне кратера с гладкими стенами неопределенной массы. Стены расходились пятью гранями усеченной пирамиды различных оттенков лилового цвета с размытыми границами. Над однотонно лиловым цирком неподвижно висело в небе такого же цвета солнце. Трудно было представить себе что-нибудь более тоскливое и унылое. Даже картина черной пустыни с ее пыльным блеском казалась менее удручающей.
«Дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми», — вспомнились Капитану слова из древнего псалма или молитвы. Дух праздности и уныния. Даже религиозный аскетизм средневековья не возрадовался бы такому ландшафту.
— И это цвет блаженства? — спросил он с издевкой.
— Может, плюнем — и назад? — кивнул Малыш на вибрирующий круг в центре.
— Последний круг ада, — усмехнулся Библ, — все-таки надо его пройти. Разделимся, Кэп. Мы с вами начинаем с воспоминаний и предложений — сны, я думаю, нам ни к чему, — а Малыш с Аликом испытают воображение. У Алика его хватает. Встретимся здесь в пределах часа. Золотая тыква — меткое определение Алика — предложила сверить время по нашим земным приборам. — Он посмотрел на часы: — У меня десять утра. Сверили?
Библ и Капитан пересекли кратер. До ближайшей стены, уходящей наклонно к подоблачным высям, было не более тридцати метров. Но при всей ясности ее фиолетовой густоты они опять же не могли определить ее массы: стена распахнулась перед ними, как занавеска, а протянутые руки нащупали только воздух. Впрочем, не это привлекло их внимание. В появившемся в стене пролете открылось необычайное и оригинальное зрелище.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});