Книга о друзьях (Book of Friends) - Генри Миллер

Когда заиграла музыка, она повернулась и спросила, не хочу ли я потанцевать, и уже отодвинула стул. Из вежливости я согласился, но поспешил признаться, что танцор из меня неважный. Она сказала, что это не имеет значения. К собственному удивлению, на танцполе я смотрелся не так уж плохо.

К счастью, музыку играли довольно старомодную, а я, оказывается, не забыл, как танцуют вальс и тустеп. Танцуя, мы разговаривали, и новая знакомая поверяла мне удивительные факты своей биографии – видимо, чтобы расслабить меня.

Все шло чудесно. Еще до конца вечера Мельпо спросила, можно ли ей проводить меня до дома. У нее, видите ли, бессонница, из-за чего приходится полночи проводить на ногах. В результате она поехала со мной в мою помойку.

Прощаясь, чудесная леди спросила, не буду ли я возражать, если она заедет за мной как-нибудь вечерком, возьмет на прогулку, и мы поболтаем.

Мельпо всегда предварительно звонила, чтобы убедиться, что я не занят. Затем за мной заезжал ее шофер на лимузине. Иногда она приглашала меня на ужин – это всегда означало вечер в хорошем скромном ресторане. Ближе к концу она передавала мне под столом деньги, чтобы я мог оплатить счет. Переданная сумма всегда превосходила счет вдвое. Мы действительно любили болтать друг с другом: она чудесно рассказывала, и у нее всегда находилось множество тем для разговора. Мельпо объехала почти весь мир и чувствовала себя одинаково свободно как в Рио, так и в Лондоне, Париже, Нью-Йорке или Токио. Мы всегда говорили о книгах и местах – а две эти темы неисчерпаемы. За все время, что мы провели вместе, мне даже в голову не пришло поцеловать или приобнять новую подругу – я слишком ее боготворил.

Вначале ее удивило, что у меня нет машины.

– Как же вы перемещаетесь? – спросила она.

– Пешком, – ответил я.

Да еще как! Туда и обратно до города с целым мешком белья за плечами! Вверх к Голливуду и обратно в три или четыре утра! Только однажды меня подбросили до дома – один довольно известный режиссер, который тогда жил с Марлей Дитрих. Остальные, проезжая мимо, меня даже не замечали. Наверное, я казался им обычным бродягой.

Мельпо никогда не подавала виду, что знает о том, в какой нищете я пребываю, но однажды она позвонила и выдала целый монолог, смысл которого был таков: ей – такой богатой и обеспеченной – невыносимо видеть меня – одного из величайших писателей современности – в такой бедности. Она хотела сделать для меня меньшее, на что способна: обеспечить одеждой, машиной и небольшой суммой денег на счету в банке.

Разумеется, я был настолько тронут ее предложением, что лишился дара речи. Я умолял ничего не предпринимать и дать мне время подумать до утра. Той ночью мне приснился самый странный сон в моей жизни. Мне снилось, будто меня посетил Господь и сказал, что я могу не беспокоиться – он следит за мной и я больше никогда не буду в такой нужде. Одним словом, он пообещал, что у меня всегда будет все необходимое.

Впрочем, я не претендую на то, что он выразился именно так, просто передаю суть сна. В каком-то смысле Господь сказал мне гораздо больше, но писать об этом я не буду.

На следующее утро я проснулся в замешательстве и одновременно – в ликовании. Я позвонил Мельпо сразу после завтрака и пересказал ей сон:

– Я надеюсь, вы понимаете, что я не могу теперь принять ваше щедрое предложение. В любом случае мне ничего не нужно. У меня есть то, чего нет у других, и вы это знаете. Но я благодарен вам от всего сердца.

Вскоре после этого Мельпо пришлось уехать в Нью-Йорк к своему мужу. Через месяц я получил от нее письмо из Парижа. Затем я услышал о ней еще раз: кажется, она развелась и поселилась с каким-то мужчиной в окрестностях Парижа. Мы навсегда остались друзьями. Надеюсь, она все еще жива и прочтет то, что я о ней написал.

Как замечательно, думаю теперь, что я никогда не пытался заняться с ней сексом! Разве смогла бы она предложить мне больше, если бы предложила еще и свое тело? Если со мной в ту ночь действительно разговаривал Господь, то я абсолютно уверен, что это Мельпо его вдохновила, как бы странно это ни звучало.

Севасти

Вскоре после знакомства с Мельпо я попал в когти Севасти. Один мой приятель указал мне на нее в библиотеке, где она работала. Он добавил с таким видом, как будто это все решало:

– Она гречанка.

Да, Севасти была гречанкой, хотя родилась в Америке. Ее мама, приблизительно моего возраста, к тому же родилась 26 декабря, в один день со мной. Может быть, от этого я боялся ее матери еще больше. Свое знакомство с Севасти я начал с ошибки – неправильно произнес ее имя, поставив ударение на второй слог, тогда как правильно на первый.

Я по-прежнему жил в маленьком коттедже («Зеленом домике») в Беверли-глен, по-прежнему был беден как церковная мышь и, само собой, по-прежнему без машины – всюду ходил пешком.

Севасти жила тогда где-то в Беверли-Хиллс – в семи или восьми милях от меня. Я прилежно ухаживал за ней и всегда – на своих двоих. Это было нелегко – иногда я попадал домой только в четыре утра, усталый, с больными ногами, отвергнутый, как обычно.

Мы с ней устраивали потрясающие любовные сцены во дворе ее дома или на заднем дворе «Зеленого домика». После этих страстных сцен мы оставались без сил – хуже, чем после секса, которым мы, впрочем, не занимались, ибо Севасти была одержима идеей целомудрия. Она недавно развелась с молодым греком, который вел себя скорее как племенной жеребец, а не человеческое существо. К тому же она только что перенесла экстирпацию матки и смертельно боялась, что у нее вырастет борода.

Я еще ни слова не сказал о ее внешности – с этим был полный порядок, восхитительная и соблазнительная до умопомрачения. На самом деле она была воплощение секса – иногда мне казалось, что она кончает от одних прикосновений.

Как раз в то время в «Зеленом домике» появился еще один гость (или нахлебник), его звали Дадли. Этот высокий, симпатичный и талантливый парень писал, рисовал и не одобрял моих отношений с Севасти. Его мужское достоинство задевало, что девка держит меня под каблуком, а я и в ус не дую – готов бежать к ней по первому зову. Однажды, когда она то ли написала, то ли позвонила мне, прося, чтобы я с ней связался – по-моему, я должен был сделать это ровно в два часа пополудни, – Дадли предложил мне сходить с ним в бар, прежде чем я позвоню ей. В баре он поинтересовался: неужели я собираюсь мириться с таким чудовищным положением дел вечно? И я, конечно, сказал:

– Нет!

– Тогда слушай меня, – начал он. – Видишь вон те большие часы на стене? Давай подождем до десяти минут третьего, а потом пойдем домой. Не звони ей! Не струсишь?

Хотя для меня это было настоящей пыткой, я последовал его совету и отправился домой, к собственному удивлению, не чувствуя ничего особенного, кроме, пожалуй, облегчения.

На следующий день я получил от нее письмо, в котором она, как и предсказывал Дадли, в самых печальных выражениях интересовалась, что помешало мне позвонить ей. Она подписалась: «с горячей любовью». Это, конечно, было большее soulagement*, как сказали бы французы, но я по-прежнему находился у нее под каблуком. Я ел, пил и спал только с разрешения Севасти. Севасти то, Севасти это… Все в округе знали о моем слепом увлечении.

* облегчение (фр.).

И вдруг из неизвестности вышел чудесный незнакомец, который пожелал помочь мне, если я сам того пожелаю.

– Как? – спросил я. И он ответил:

– Предлагаю вам побеседовать со Свами Прахбаванандой. Я знал это имя, поскольку его горячие последователи уже

приглашали меня посетить коммуну, где он жил и проповедовал.

– Почему бы вам не позвонить и не спросить? Может быть, он согласится увидеться с вами? – убеждал меня незнакомец.

Почему бы, собственно, и нет, подумал я. И через несколько минут просто взял телефон и позвонил Свами. К моему огромному удивлению, он сам взял трубку.

– Чем могу вам помочь? – тут же спросил он.

Я ответил, что нахожусь в отчаянном положении и что мне нужно побеседовать с таким человеком, как он. К еще большему моему изумлению, он ответил:

– Приезжайте сегодня же, я буду рад повидать вас и побеседовать с вами.

Я извинился за то, что не могу приехать тем же вечером, и спросил: не могу ли я прибыть к десяти утра? Он ответил быстро и с искренней сердечностью:

– Разумеется. Приходите в любое время, когда вам удобно.

Я ложился спать той ночью очень возбужденный. Назначенная встреча была как раз тем, в чем я так нуждался. Я хотел, чтобы кто-нибудь выслушал меня серьезно.

Ровно в десять следующим утром я постучался в дверь. Свами открыл с теплой улыбкой и пожал мне руку, но я сразу же поставил его в известность, что пришел только из вежливости, добавив, что за ночь кое-что изменилось и проблема моя исчезла.

– Прошу прощения, – сказал я, – но в вашей помощи я больше не нуждаюсь.

На это он быстро ответил: