Река Вечности (СИ) - Евгений Токтаев

-- Сидите, -- махнул рукой Кен, -- ты, рыжий, продолжай. Как ты там их обозвал? "Финикийские коровы"?

-- Да, -- ответил Теримах.

-- Помнится, в Олинфе, на агоре, видел целиком слоновый рог, а недавно, в Сидоне...

-- Это не рог, -- перебил стратега рыжий.

-- Я слышал, это у них зубы такие, -- сказал один из воинов.

-- Брехня, -- авторитетно заявил другой, -- это же какую пасть надо иметь...

-- Не брехня, -- буркнул Полидор, молчавший в течение всего теримахова рассказа о "Малом Анабасисе", как уже окрестили вылазку Александра некоторые её участники.

-- Верно, -- сказал Теримах, -- эти зубы у слона изо рта торчат.

-- Бывает же чудес на свете...

-- Да уж... Разливай. Накатим за чудеса. Будь они прокляты...

-- "Пурпурные" рассказывают, -- сказал Кен, -- что в Вавилоне, в царских садах, Дарий держит много слонов. Их родина далеко на востоке, в Индии. Оттуда пригоняют. Там на этих зверюгах ездят. Даже сражаются, сидя верхом, как на лошади.

-- Как это, "далеко на востоке"? Вон, Теримах говорит, в дне пути отсюда целое стадо видели...

-- Это здесь. А там... -- Кен неопределённо мотнул головой, но все поняли, что он имеет в виду, -- не водятся. Вымерли, видать. Как львы у нас, в Македонии. Мне бабка рассказывала, последнего льва ещё при Филэллине[116] прикончили.

-- Твоя бабка, Кен, небось и Ксеркса живьём видела? -- поинтересовался кто-то из задних рядов.

-- Дурак ты, -- беззлобно ответил стратег.

Многие присутствующие помрачнели. Только отвлеклись от тягостных мыслей, как вот нате вам снова...

-- Ох-хо-хо... Охохонюшки... Как же мы теперь-то будем? -- спросил, глядя в пустоту, Тидей.

В сражении с египтянами милетянин рвал и метал, стараясь смыть позор плена. Дрался в самом горячем месте, был легко ранен. Не зря на него в своё время большие начальники обратили внимание. Воином наёмник оказался не из последних. Теримах видел это, потому после боя расквасил носы паре острословов, намеревавшихся наградить Тидея почётным прозвищем -- "Засранец".

Но вот этот вздох некоторые посчитали притворным.

-- Тебе-то что, милетянин? -- мрачно посмотрел на него Медведь, -- у тебя ни жены, ни детей. Наёмник...

-- Как будто у тебя жена есть.

-- У меня мать с отцом ещё живы...

-- Все, считай в покойники запишут, -- бросил один из "пеших друзей", воин, у которого все лицо пересекал уродливый шрам, а левое ухо отсутствовало.

-- Может, вернёмся ещё? -- неуверенно протянул другой.

-- Хрен, ты вернёшься, -- ожесточённо сплюнул себе под ноги одноухий, -- так все и подохнем здесь.

-- Двум смертям не бывать, -- спокойно сказал Тидей, -- чего бояться? Пока мы живы -- смерти нет. Когда она придёт -- нас не будет.

-- Воистину так, -- согласно кивнул Кен.

-- Да ты философ, милетянин, -- сказал одноухий.

-- Не я -- Эпикур.

-- Образованный, выходит? Не веришь, значит, в Лодочника?

-- Не верю. Басни для деревенской темноты.

-- Ишь ты, какой... Как хоть тебя в наёмники-то занесло?

Не дождавшись ответа, воин посмотрел на Теримаха и других щитоносцев.

-- Не видели вы, чего тут у нас было...

-- Мы, зато, многое другое повидали, -- спокойно ответил Теримах.

Повисла пауза.

-- Заметно... -- в тягостной тишине прозвучал ещё один голос, -- сколько вас вернулось...

-- Слышь, милетянин, вон, рыжий сказал, вы даже тела павших не погребли. Ничего, что они к Харону без оплаты ломанутся, а он их пинками назад? Неприкаянными скитаться. Не напрягает?

-- Чего ты ему рассказываешь? Он в Харона не верит.

-- Да мне насрать, во что он там верит... Столько народу, без погребения... Эпикур хренов. Удобно так, да?

-- Ты, я смотрю, недоволен? -- процедил Теримах, -- иди, хорони. Дорогу объясню.

-- Будут мне трусы ещё указывать, -- снова сплюнул одноухий.

Теримах вскочил. Полидор схватил его за локоть.

-- А ну, сядь! -- рявкнул Кен, и повернулся к одноухому, -- если пасть не захлопнешь, язык вырву! Ты кого в трусы записал? Александра? На том поле Гелланик голову сложил! Тело варварам досталось... Мы с ним дорог протопали... Ты ещё...

Кен замолчал, не в силах слова подобрать.

-- Ну, скажи, Кен, -- подался вперёд одноухий, -- скажи: "Ты ещё под стол пешком ходил". Чего молчишь, ведь на языке верти...

Он не закончил, полетел на пол от могучей затрещины.

-- Ты ещё пешком под стол ходил, -- с расстановкой произнёс Кен, -- когда мы с Геллаником иллирийцев по горам гоняли.

Одноухий вскочил, злобно покосился на стратега, и вышел прочь, хлопнув дверью.

Кен обвёл глазами воинов и сказал:

-- Чего-то распустились вы. Разговорчивыми стали... Я вам брат, сват? Когда и так. Но не сейчас. Сейчас такое дело, что я вам -- командир. Вот ещё раз подобное повторится, выбитыми зубами не отделаетесь. Никого жалеть не стану. Кто не верит, сходите за ворота.

Воины потупились. Возле лагерного палисада лежали без погребения тела казнённых, виновных в разжигании ненависти к финикийцам, раздувании паники.

Стратег помолчал немного, потом снова заговорил:

-- Следует павших помянуть. Налейте-ка мне.

Кену подали вырезанную из дерева походную кружку, похожую на чашу-киаф, которой на пирушках смешивают вино с водой.

-- Неразбавленное пьёте? Да и правильно.

Он залпом опрокинул её в себя. Крякнул.

-- Ну, чего приуныли. Царь вернулся. Хоть и не победили врага, а все одно, без срама пришли. Поживём ещё, македоняне! Да, не буду врать вам, что ещё свидитесь с близкими. Не знаю. Может, мы тут навсегда. Однако из-за чего такое случилось, никто не знает. И "пурпурных" резать не позволим. Они же с нами тут оказались. В одной лодке сидим.

Воины молчали. Потом один из них сказал.

-- Все верно говоришь, Кен.

-- Да, -- подхватил Теримах, -- вон, у Эвтина трое детей осталось. А уцелей он тогда, попал бы с нами в эту заваруху. Его детям легче что ли? И так и эдак отца больше не увидят. Но мы хоть живы ещё. Поживём!

Некоторые закивали. Не все. Полидор мрачно изучал дно пустой кружки.

-- Кстати, насчёт трусов, -- спохватился Кен, -- чуть не забыл. Не моё это дело, не твой я командир, рыжий, но коли встретил тебя здесь, обрадую. Носить тебе шлем с золотой полосой.

Воины возбуждённо загудели.

-- Лохагом его? -- переспросил один из теримаховых бойцов.

Кен кивнул.

-- А Менесфей?

-- Он теперь -- хилиарх, -- стратег вздохнул, -- вместо Гелланика.

-- Ну, рыжий, ты даёшь! За какие заслуги-то хоть, поведай?

-- Ни за какие, -- буркнул опешивший Теримах.

-- Так и поверили! Давай, колись!

-- Героев иначе славить пристало, -- встрял Тидей, -- тут гимн потребен.

-- Не надо, -- попробовал протестовать Теримах, но было поздно.

Милетянин, встал, приосанился и торжественно начал:

-- Славу пою меднощитному мужу, что Пирром зовётся!

В битве великой сошлись Александр с фараоном Египта.

Сам Громовержец -- за наших, а Феб-Аполлон восстал против.

Смертных обличье приняв, в беспощадную битву вступили,

Не удержавшись вовне, как встарь Илионскую, боги.

Стрелы, подобные тем, что Парису вручил Лучезарный,

Били щиты и броню, и без промаха в грудь попадали,

И понесли щитоносцы Харону последнюю плату.

Ясное небо, ни тучи -- и в силе великой Атимний,

Он даровал египтянам доспехи начищенной бронзы,

Даже коней удостоил сияния бог сребролукий,

Заговорив их броню от стрелы и от копий фаланги.

Мало ему, так искусством Гефестовым он заручился

И наделил меднокожих мужей колесничею мощью.

В небе ни тучи, и копья перунам не мог уподобить

Зевс-Астропей, но разум избранникам дал и отвагу.

Шёл Теримах впереди, сам едва не достался Танату,

Видя, как воины гибнут, сражённые меткою бронзой,

Ранен стрелою в плечо, что гоплон просквозила и тело.

Тучегонитель всесущий, приметив его, надоумил,

Накосо щит меднокованный дабы подставил он стрелам.

Видя: увязла стрела, отскочила со звоном иная,

Зевсу воздавши хвалу, закричал Теримах щитоносцам,

Чтобы держали щиты, как и он, пригибаясь немного,

Голову, сердце и печень тогда сохранят, к досаде Таната.

Видит стратег египтян -- догадались от стрел защититься,

И протрубил на фалангу свои колесницы направить.

Мчались четвёрки коней долгогривых, подобны триерам.

Вновь колесничие стрелы разят щитоносцев нещадно:

Варварам, видно, помог Светозарный -- божественный лучник.

Уж различимы мечи за два локтя по каждому краю таранов