Правда или борода - Пенни Рид

– Да, я гибкая.

Я перестал смеяться.

– Тихо, дай сосредоточусь.

Я принялся расстегивать пуговицы, но теперь уже смеялась Джесс. От этого она тряслась, что делу не способствовало, но ее смех творил настоящее волшебство. Я прижался лбом к ее плечу, руки положил на талию и слушал ее смех, вдыхая запах Джесс.

Прежняя мысль снова всплыла в голове и окрепла: наш первый раз будет не в машине, нет. Я хотел заставлять Джесс смеяться, сводить ее с ума, не торопиться и ее не торопить. Если обстановка не имеет для нее значения, то для меня это многое значит.

Когда она отсмеялась, я выпрямился, с трудом вдохнул, чтобы успокоиться, застегнул молнию и нащупал рукой рубашку.

Джесс оглянулась, освободив локоть. На ее губах еще играла улыбка, но брови вопросительно сошлись на переносице:

– Что ты делаешь?

– Снимай сапоги, – хрипло приказал я, надевая рубашку через голову.

Она колебалась всего секунду, прежде чем я услышал вжиканье длинных молний и взглянул на ее ноги. Под сапогами у нее были розовые гольфы в полосочку.

– Дуэйн?

Я поднял глаза и встретился с ней взглядом. Джесс ожидала от меня дальнейших указаний.

– Снимай трусы.

Она поколебалась и спросила:

– А платье?

Я покачал головой:

– Только трусы.

Всего секунду большие карие глаза смотрели на меня в недоумении, затем Джесс приподнялась на сиденье. Я закрыл глаза и не видел, как она, извиваясь, выбирается из кружевных трусов, но представил ее прелестный голый зад и едва не потянулся к ней. Джесс, справившись с заданием, замерла.

Я открыл глаза. Джесс смотрела на меня с разгоревшимися щеками. Я заподозрил, что она ждет новых указаний. Ее готовность и доверие лишь укрепили мою решимость.

– Забирайся ко мне на колени.

Она сразу подчинилась и потянулась к моей ширинке.

Я остановил ее руки:

– Не надо.

– Но…

– Тс-с-с…

Я запустил пальцы под юбку, с наслаждением ощутив гладкость кожи. Джессика ухватилась за мои плечи, и закрыла глаза, когда я легонько провел рукой по внутренней стороне бедер.

– Дуэйн, – задыхаясь, умоляюще проговорила она.

Свет фар проезжавшей машины осветил салон, и я увидел, что стекла машины совсем запотели.

Я погладил ее кончиком среднего пальца, и бедра Джесс напряглись; она зажмурилась и прерывисто вздохнула. Проведя другой рукой по ее круглому заду (потому что у нее изумительная задница), я придержал Джесс на месте, снова коснулся, войдя в нее один раз, дразня.

Смотреть на Джессику было невыносимо тяжело. Да, я испытывал эрекцию, и мой член завидовал моей руке, но то, как Джесс реагировала, как двигалась, вздыхала и стонала, отзывалось в моей груди упоительными ощущениями. Я словно стал свидетелем чуда.

Она была права – много времени это не заняло. Когда она схватила меня за запястье, задыхаясь и раскачиваясь у меня на коленях, забыв обо всем на свете, мне захотелось озвучить свои неожиданно властные, собственнические притязания.

Твое тело принадлежит мне.

Оно мое.

И ты моя.

Но я промолчал. Даже когда почувствовал, как Джессика кончила, содрогаясь прекрасными волнами, я подавил в себе эти слова.

Потому что она моя, но не навсегда.

Глава 15

Путешественник видит все. Турист видит лишь то, на что приехал посмотреть.

Дж. К. Честертон

~ Джессика ~

Я увидела Дуэйна в церкви.

По воскресеньям преподобный Сеймур читал две проповеди: «быструю» в восемь и «медленную» в десять.

Бетани Уинстон, пока была жива, ходила с сыновьями на «быструю» проповедь, которая длилась максимум час. Моя мама называла ее религиозным фастфудом и не уставала громко сетовать на таких вот ранних пташек, называя их католиками, мимикрирующими под баптистов.

Наша семья всегда приезжала к десяти утра. Вторая проповедь длилась от полутора до трех часов благодаря активному участию богомольных собравшихся. Буквально каждый из присутствующих высказывался – чтобы подтвердить незыблемость своей веры, попросить за него помолиться или предложить произнести особую молитву. Даже по окончании мессы прихожане не спешили расходиться – ели пончики, пили кофе, брались за руки и молились.

Поэтому в церкви мы с Дуэйном практически не пересекались – и не пересеклись бы и в тот раз, но папа неожиданно поднял меня ни свет ни заря ради щедрой порции религиозного фастфуда.

По-моему, ему не терпелось вычеркнуть утреннюю проповедь из списка дел, потому что в полдень «Ковбои» играли с «Патриотами». Подозрения подтвердились, когда я заметила в холодильнике всякие добавки к начос и шесть упаковок пива – папина версия загула.

Мы приехали за несколько минут до начала и сели сзади. Дуэйн и трое его братьев – Билли, Клетус и Бо – приехали вскоре после нас и прошли к одной из скамей в середине. Сначала я чуть не поперхнулась при виде четырех высоких красавцев, широкоплечих и стройных, одетых в воскресную униформу, состоящую из черных брюк и белых рубашек, и двигавшихся уверенно и даже несколько развязно.

Клянусь, устоять было невозможно – настоящая провокация, натиск, почти нападение!

В последний раз я видела столько Уинстонов сразу лет десять назад, на церковном пикнике: Роско, Бо и Дуэйн еще носили пластинки на зубах и были совсем козявками, правда, симпатичными. Но теперь они выросли, и любая здоровая молодая женщина не смогла бы сосредоточиться на проповеди, пока эти красавцы рядом.

Немного оправившись после волнующего появления красавцев Уинстонов, я подумала подать какой-нибудь знак Дуэйну, но поймала взгляд отца и притихла.

Я испытывала двойственные чувства по поводу нашего вчерашнего свидания. Все прошло чудесно – вплоть до того момента, когда я попыталась помочь Дуэйну сбросить напряжение, так сказать, подручным способом, а он вместо того, чтобы с энтузиазмом согласиться, мягко пресек мои поползновения. Он отвез меня домой, проговорив что-то насчет моего возвращения в приличное время, затем я получила поцелуй в щечку, и Дуэйн уехал, не условившись о новой встрече.

Началась служба, но я слушала