Дорога на Мачу-Пикчу - Николай Дежнев

Старик перевел дух и, приблизившись ко мне, понизил голос:

— Есть и еще одна причина, о которой все знают, но лишь Иоанн имеет смелость говорить открыто! У Ирода Великого было много сыновей. У одного из них, собственного брата Филиппа, Антипа отобрал жену Иродиаду. Ироду Великому она доводится родной внучкой. Ее отца Аристовула он приказал удавить, а девочку воспитал сам, да так, что та не уступит деду в жестокости, а по части необузданности и честолюбия даст ему сто очков вперед. На ней-то, в нарушение данного Моисеем закона, Антипа и женился. Короче, не семейка, а змеиное гнездо! Мы еще доживем до того времени, когда имя Ирод станет нарицательным… — Давид опасливо оглянулся по сторонам и перешел совсем уж на шепот: — Креститель обвинил новоявленных супругов в кровосмесительстве и тетрарху это сильно не понравилось! А Иродиада, так та публично поклялась, что пророку непоздоровится. Она, скорее всего, и подбила мужа схватить Иоанн пока тот не встал во главе вооруженного восстания…

Офицер вскочил на коня, солдаты стали нехотя подниматься с земли. От крохотного оазиса дорога начала забирать круто в гору. Теперь она больше походила на каменистую тропу, достаточно, впрочем, широкую, чтобы по ней могла проехать повозка. Мертвое море, если верить географии, осталось где-то внизу и справа по ходу колонны. Мы шли по дну узкой ложбины, окруженной со всех сторон голыми склонами, сами же горы, невысокие и округлые, напоминали согбенные спины стариков.

Перебирая в уме сказанное сапожником, я уяснил себе расклад сил — на моей стороне их просто не было. Размеренный ритм ходьбы и гнетущая жара гнали последние мысли. Сознание стянулось в точку. Чтобы хоть как-то его удержать, я принялся считать шаги: семнадцать… сто сорок шесть… три тысячи семьдесят два… Смысл жизни, если таковой существует, свелся к движению. За шагом… шаг, за днем… день, за годом… год… За жизнью?.. — я споткнулся и, приложившись о камни, понял для чего существует боль — она дает человеку знать, что тот все еще жив! Поднялся на ноги, поднял от земли глаза: передо мной, словно на лысой голове корона, стояла на вершине горы крепость. Раскаленный шар заходящего солнца красил ее мрачные башни зловещим красным цветом.

Прошло, наверное, не меньше часа, прежде чем измотанная дорогой колонна дотащилась до ворот Махерона. Небо на западе заливало напоминавшее Млечный Путь белое сияние. В спустившихся сумерках большой двор крепости был пуст. Стоявшее в центре каре из крепостных стен здание показалось мне дворцом из восточных сказок. Такая роскошь была тем более неожиданной на фоне сложенных из грубого камня, ютившихся по углам построек. Подвал же дворца ничем не отличался от прочих тюрем. В каменном мешке, куда нас втолкнули, было холодно, как в склепе, скудный свет проникал сюда через маленькое окошко под потолком. Массивная дверь закрылась, загремел задвигаемый засов, но ничего этого я не слышал, распластавшись на полу, мгновенно провалился в тяжелый, без сновидений сон.

Проснулся сразу. Скорее от предчувствия, чем от грохота подкованных калигул, но понять где нахожусь долго не мог. Склонившийся надо мной солдат поднял меня за шиворот и, дыша в лицо вонью дурного желудка, пролаял:

— Вставай, тебя хочет видеть Антипа!

Антипа? Это еще что за фрукт? Я с силой протер глаза. Длинный коридор подземелья освещался редкими факелами. То ли от холода, а может быть от нервов, меня колотила мелкая дрожь. Выбитая в камне лестница была узкой и заканчивалась маленьким, тускло освещенным помещением, встретившим нас влажным теплом и запахом жареного мяса, от которого подводило живот. Из-за неплотно прикрытой двери слышался оживленный шум голосов и тихая музыки.

Конвоир положил мне на плечо руку:

— По случаю дня рождения у Антипы гости из Галилеи. Не советую тебе портить им настроение!

После чего втолкнул меня пинком в большой, освещенный множеством светильников зал. Если не считать опоясывающую стены галерею с бойницами, роскошью он мог сравниться с любым из известных мне дворцов. Барельефы крылатых сфинксов соседствовали здесь с головами слонов, в элементах многочисленных орнаментов чувствовалась близость Египта. Разогретый воздух дышал ароматами специй и благовониями.

Возлежавшие за столами гости расположились на невысоком, оставлявшем середину зала свободной, подиуме, тут же под сводами галереи устроился небольшой оркестр. При моем появлении музыканты перестали щипать струны и бить в чаши кимвала. Наступило довольно долгое молчание во время которого пирующие внимательно меня рассматривали. Первым его нарушил сидевший под балдахином толстый флегматичный мужчина:

— Кто ты, чужеземец? Почему назвался моим гостем?..

Ах вот в чем дело, Ироду передали слова сапожника! Отсюда и интерес к моей особе.

За спиной тетрарха на высоких подушках восседала, расправив плечи, холеная женщина. В ее красивом лице и высокомерной позе было что-то хищное. Гордо подняв точеную голову змеи, она смотрела на меня надменно, в холодных глазах читалось презрение. Стерва, каких поискать, — решил я, стараясь не встречаться с Иродиадой взглядом, — от такой милости не жди. В остальном лица гостей показались мне обыденными, мало отличающимися от тех, какие встречаешь каждый день на улицах наших городов. Будь на моем месте Харон, сказал бы, что не раз переправлял этих ребят через Лету. Сам Антипа напомнил мне откормленного борова с навязшей в зубах рекламы пива.

Шло время, вопрос был задан. Я откашлялся:

— Великий государь! — поклон мой был глубок, речь сладка. — Имя, данное мне при рождении, на слуху у многих достойных людей. Я Дорофейло из Александрии, философ и предсказатель. Прибыл сюда в поисках места при твоем дворе. Остановился по пути послушать Иоанна, а солдаты приняли меня за простолюдина…

Некоторое время Ирод Антипа молча перебирал губами, а придя к какому-то решению, хлопнул в ладоши:

— Позвать сюда Бен — Бара!

Лицо тетрарха лоснилось от пота, два голых по пояс черных слуги усиленно работали опахалами. От духоты и выпитого вина царь раскраснелся, но парчовых одежд, расшитых яркими цветами и птицами, снять не пожелал.

— Дорофейло… Дорофейло… — повторил он несколько раз, как если бы пытался распробовать мое имя на вкус. Повернувшись к появившемуся из двери плотному мужчине, спросил: — Скажи, Бен — Бар, ты когда — нибудь слышал о звездочете и философе Дорофейло?.. Нет?.. А он, между тем, хочет занять твое место!..

На толстых губах вошедшего появилась льстивая улыбочка. Лицо его было мясисто и тяжело, приближаясь к тетрарху, он на каждом шагу отвешивал поклоны. Вскинув глаза, уперся, словно уколол, в меня взглядом, но уже в следующее мгновение взирал с обожанием на Ирода Антипу.

Бен — Бар?.. Не хватало смыкавшихся под массивным подбородком бакенбардов, их заменила вьющаяся кольцами бородка, недоставало смокинга, вместо него мужчина носил просторные, скрывавшие его плотное тело одеяния, в остальном… Я вздрогнул, сомнений не было, передо мной стоял де Барбаро! Я готов был поклясться, что цветастый платок на его крупной голове скрывает обширную лысину, но клятвы от меня никто не требовал.

— Судьба каждого из нас в руках Господа и в твоих, великий государь! — смиренно произнес Бен — Бар глубоким баритоном. — Тебе решать, кого одаривать милостью, а кого гнать взашей…

Ирод Антипа расплылся в довольной улыбке:

— Ну-ну, Бен — Бар, ты же прекрасно знаешь, как высоко я тебя ценю, как глубоко уважаю великий род Асмонеев, к которому ты принадлежишь! Твои предки полтора века правили страной, им досталось не самое лучшее время…

Антипа сложил бантиком красные губы сластолюбца:

— Что ж, Дорофейло, расскажи нам о себе, где и чему ты учился!

Удивительно сообразительным бывает человек, когда над ним нависает смертельная угроза. Серое вещество его мозга вскипает и выбрасывает вместе с паром в сознание единственно возможное решение. В детстве, чтобы уберечь от влияния улицы, отец приобщал меня к чтению. Мама же мечтала сделать из ребенка музыканта, но тут, на мое счастье, подвернулся медведь, который не то, чтобы наступил, а долго и с удовольствием топтался на моем ухе. В результате я много читал и неплохо помнил «Жизнь двенадцати цезарей» и имя Скрибония, предсказавшего Тиберию царский венец и затесавшегося этим в историю. Поймав после первых слов кураж, я начал близко к тексту пересказывать книгу Гая Светония и успел дойти до описания гладиаторских боев из романа «Спартак», но тут Антипа меня остановил.

Коротко переглянувшись с Иродиадой, он заметил:

— Я вижу, ты отменно образован! Доставь нам удовольствие, продемонстрируй свою мудрость…

Стоявший за спиной тетрарха асмоней опустил глаза долу:

— У такого выдающегося провидца, как Скрибоний, ученики должны творить чудеса…