Где восходят звезды (ЛП) - Коллектив авторов

Я доверяла Итану больше, чем кому-либо в мире, но я не рассказывала ему о Перл или о том, почему я добровольно работала в офисе по делам ветеранов. Я хотела, но даже он не понял бы, почему я тратила время на азартные игры с таким риском. Чем ближе мы с Итаном становились друг к другу, тем больше я беспокоилась. Мой парень мог поверить в существование бессмертных душ и множество жизней, но он был оптимистом и не верил в трагическую судьбу. Он видел будущее перед нами; я видела кирпичную стену, расстояние до которой я не могла оценить, потому что не могла сказать, с какой скоростью мы двигались к ней.

— Я тебя люблю, — сказал он мне в ночь моего дня рождения. Мы лежали на кровати, моя голова была на его груди. Я ощущала, как его слова двигаются подо мной.

Я поцеловала его плечо. Я хотела плакать.

— Я ни разу не становилась взрослой. Я не была замужем, у меня не было детей.

— И у меня.

— Были, — возразила я. — Ты просто не помнишь.

— Тогда мы наравне.

Это меня раздражало.

— Ты не понимаешь. Я не живу долго.

— Это глупости. Да, я не понимаю этого, но и ты вряд ли понимаешь. Может, ты помнишь только жизни, которые закончились плохо, и у тебя было много хороших. И люди тогда умирали раньше из-за войны, болезней и несчастных случаев. Ты не должна… — он отодвинулся из-под меня и приподнялся на локте. — Потому ты ходила на курсы самозащиты? И потому ты носишь с собой всюду раскладной нож и антисептик для рук? И не водишь машину? Потому что боишься, что смерть ждет тебя за углом?

Я лежала неподвижно, молчала, сжав кулаки у тела. Я хотела сказать Итану, что и он боялся бы жестокой смерти, если бы помнил их все.

«Ты знал, что когда сгораешь насмерть, ты истекаешь кровью? И сильно. Ты думаешь, что кровь будет испаряться, но это не так. Она капает и шипит в огне».

Я не сказала этого. Я сказала:

— Давай не будем сейчас говорить об этом.

Я отвернулась и укуталась в одеяло. После паузы он вздохнул и обвил меня руками. Он уснул, а я лежала. Но он больше не говорил, что любит меня.

Моя волонтерская работа в офисе по делам ветеранов началась с архива и ксерокопирования, но через неделю я получила перерыв. Секретарша заболела и не знала, сколько будет отсутствовать. Я предложила себя в качестве замены и вскоре оказалась за стойкой регистрации, приветствовала всех, кто входит. Я видела множество солдат и членов их семей, когда они приходили просить пособие. Я читала каждого из них как можно внимательнее, пожимая всем руки, чтобы произвести сильное впечатление, не торопясь, завязывая светскую беседу, пока проверяла их. Они думали, что я была дружелюбной и всегда была готова поболтать. Несколько молодых ветеринаров кокетничали и спросили мой номер телефона. Мне было неловко их разочаровывать.

Если бы я хотела пойти на свидание, я бы сочла это время хорошо проведенным, но для моих целей и для целей Перл это был провал. Некоторые из людей, которых я встречала, прошли военную службу в своих предыдущих воплощениях, но я не видела никого, кто соответствовал бы описанию, которое мне дала Перл. Я никогда активно не пыталась искать в прошлом людей так, как пыталась сейчас, и после смены вышла из офиса с тупой головной болью. Я поехала домой на автобусе под проливным дождем, там села за учебники; абзацы плавали перед моими глазами, пока я изо всех сил готовилась к промежуточным экзаменам.

Однажды ночью, когда я почти заснула на середине страницы о связи ислама с Византийской империей, я подумала: это все было бесполезно. И поиск, и учеба.

Я посмотрела на свой телефон: почти полночь. Я вытащила номер, который мне дала Перл.

— Позвони мне, когда найдешь его, — сказала она, — но только когда найдешь его, — я подумывала позвонить ей и сказать, что сдаюсь. Ей тоже следовало сдаться, перестать тосковать по тому, кто ушел в другую жизнь. Может быть, мне не стоило так крушить ее надежду. Даже если я найду этого человека, Перл, вероятно, больше не сможет быть частью его или ее жизни, точно так же, как я не могла вернуться к Жанне или какой-либо из моих прошлых семей. Я провела пальцем по экрану телефона. «Живи дальше», — скажу я, когда она возьмет трубку.

Но это прозвучит смешно от меня. Мне нужна была ее помощь. Мне нужны были ответы. Если бы я не обращала внимания на свой шаблон, я могла бы жить каждый день в блаженном неведении до последнего, шокирующего конца. Так было бы лучше? Вместо этого я была обременена и пленена своими воспоминаниями, как и она. Она не собиралась сдаваться. И я не буду.

Я закрывала книгу и опустила голову на руки, подавляя слезы усталости и безнадежности. Келли тоже еще не спала, работала над лабораторным отчетом.

— Клэр? — сказала она. — Ты в порядке?

— Да, — неубедительно сказала я. Шаблон моей соседки по комнате был завидно простым. Она не могла быть далеко от океана. Она была микронезийским моряком, венецианским военно-морским офицером, инженером подводных лодок и охотницей за китами Мака. Сейчас она училась на морского биолога. Она дважды утонула, но не помнила этого, и это ее не останавливало. Утопление было не худшей смертью, наверное.

Она подошла и обняла меня.

— Что-то не так? Это из-за Итана?

— Нет, — сказала я. — Не совсем, — может, что-то было не так. Может, он немного отдалился от меня. На прошлой неделе он попросил меня поехать с ним навестить его семью на День Благодарения, и когда я стала юлить, он, похоже, воспринял это как отказ. Он чувствовал, что я чего-то ему не говорила.

— Тебе стоит поехать, — сказала Келли. — Думаю, он хочет, чтобы ты встретилась с его семьей. Он на тебя злится, не видишь? Если только… ты его не разлюбила?

Я попыталась одновременно кивнуть и покачать головой.

— Не в том дело. То есть, он мне нравится, но… не знаю… я переживаю.

— Тебе нужно сделать это, — снова сказала она. — У тебя есть шанс исправить проблему. Поживи немного, понимаешь?

Родители Итана жили в Такоме, но его отец — писатель-путешественник, и они проводили месяцы в экзотических местах, таких как Марокко и Тибет.

— Клэр изучала буддизм, — сообщил Итан, накрывая на стол, и это заставило меня долго слушать рассказ отца Итана о преданности тибетских монахов и о том, как их гармоничная культура разрушается.

Да, было время, когда я поглощала все, что могла прочитать о реинкарнации. Я задавалась вопросом, если я брошу школу, стану веганом и начну жизнь аскетизма и медитации, смогу ли я достичь нирваны. Но я не хотела переставать рождаться заново и не искала просветления. Я просто хотела прекратить ужасные смерти в молодом возрасте, что казалось скромной целью. Я рассматривала возможность того, что мне приходилось отплачивать какой-то кармический долг, но за что? Я не верила, что была плохим человеком в жизни, я точно не заслуживала то, что получила. Я перечисляла деньги Армии Спасения. Я уступала свое место старикам в автобусе. Я перерабатывала мусор.

Мама Итана просияла, когда я попросила провести экскурсию по ее саду. Она не первый человек из тех, кого я встречала, кто был фермером несколько раз: дважды в Китае, один раз в России и один раз в Ирландии, насколько я могла судить. Отец Итана был кочевником из Монголии, пастухом-бедуином и торговцем из Юго-Восточной Азии, географию и этническую принадлежность которого я не могла определить с первого взгляда; так что меня не удивило, когда его жена стала жаловаться, что они проводили дома мало времени, чтобы заняться грядками с овощами. Старший брат Итана, Кеган, появился перед ужином. Он был таким же красивым, как Итан, но тише и меньше улыбался. Казалось, он был на пять или шесть лет старше Итана, а не на три. Когда Итан представил нас, я сказала:

— Я очень рада, наконец, познакомиться с тобой, — потому что Итан явно равнялся на брата. Я слышала, как он восхищался Кеганом.

— Приятно познакомиться, Клэр, — Кеган пожал мне руку.

Генерал сидит на боевом жеребце в шлеме с пером и алых доспехах, глядя на огонь внизу.