Я покорю Манхэттен - Джудит Крэнц

Мэкси никогда не стремилась быть «хорошей девочкой», понимая, что чем она лучше, тем меньше у нее шансов быть замеченной матерью. Однако с самых первых дней Мэкси усвоила справедливые правила честной игры. Само понятие «справедливость» сделалось ей бесконечно дорого, и поэтому, став старше, она постаралась убедить себя, что Лили вынуждена отдавать всю свою любовь Тоби и Джастину по справедливости. Она прилагала немало усилий для того, чтобы поверить в это, однако так до конца и не смогла переломить себя и в какой-то момент, еще ребенком, перестала надеяться на любовь Лили. Конечно, какая-то надежда в ней еще теплилась, но с каждым годом становилась все слабее и слабее, пока наконец не запряталась так глубоко внутрь, что почти уже не причиняла боли.

Нина отставила тарелку и повернулась к Зэкари:

— Знаешь, ты еще не испробовал одной возможности. До сих пор летом ты всегда посылал девочку в какой-нибудь лагерь — то учиться играть в теннис, то заниматься театром, то лазить по скалам, то скакать на лошади… И каждый год тебе вручали ее авиапочтой… А почему бы для разнообразия не занять ее на каникулы чем-нибудь таким, где она сможет себя проявить. Уверена — справится.

— Что мне в тебе всегда нравилось, помимо миллиона других качеств, так это твой оптимизм, — улыбнулся Зэкари, подумав с тоской, какая она красивая, отзывчивая, какой замечательный человек — и, черт побери, досталась кому-то другому.

— Нет, правда. Настоящая работа на лето, вот что ей надо. Там она сможет израсходовать всю свою сумасшедшую энергию, увидишь, как она впряжется в дело, не оторвешь, стоит ей только почувствовать, что она может чего-то достичь.

— Но кто ее возьмет? — недоверчиво спросил Зэкари, не представлявший, чтобы какая-нибудь компания по доброй воле согласилась принять его Мэкси на работу.

— Ты, Зэкари, ты!

— Я?! Никогда! Чтоб я взял Мэкси?

— Ты прекрасно знаешь, что летом у нас всегда бывают вакансии для детей, которых мы берем по блату, чтобы угодить нашим рекламодателям. Да в одном только моем журнале мы берем с полдюжины: мисс «Лучшая одежда», мисс «Колготки только у нас» и еще четверо — и никто из этих девочек не годится твоей Мэкси в подметки.

— Блат — это одно, а семейственность — другое.

— Не увиливай! Я сама поговорю с Пэвкой, и вдвоем мы что-нибудь ей подыщем… Согласись, надо попробовать. Ты же все равно ничего не теряешь.

— Ничего не теряю? — переспросил Зэкари, которого это бойскаутское рвение начало уже забавлять.

— А что? Ну, в самом худшем случае… — продолжала гнуть свое Нина.

— Она все запорет, — закончил за нее Зэкари.

— Да, но попытаться все же стоит? — не отступала Нина, гдядя на него с той особой нежностью, которой ее муж никогда еще не видел и никогда не увидит в глазах жены.

— Ты меня спрашиваешь или утверждаешь?

— Утверждаю.

— Тогда, значит, стоит попытаться.

В «Эмбервилл пабликейшнс» теперь входили еще три приносивших немалую прибыль журнала: «Житейская мудрость», где обсуждались вопросы, помогающие развитию вкуса, «Спортивная неделя», ставшая непременным чтивом для любого американца независимо от возраста и пола, если только он хоть раз в жизни надел теннисные туфли, и, наконец, «В домашнем кругу». Это великолепное ежемесячное издание для тех мазохистов, кто был достаточно богат, чтобы его покупать и убеждаться, что, несмотря на все их деньги, они живут, как свиньи: многие из фанатов журнала даже разглядывали фотографии каждого свежего номера в лупу, чтобы не упустить ни малейшей детали из обстановки в домах тех, кто, как ни горько это признать, явно жил куда более роскошно.

Пэвка Мейер, художественный редактор, чье имя красовалось на первых страницах всех журналов Зэкари, сидя в своем офисе, с явным удовольствием поглядел на Нину. Даже ее нынешняя идея не особенно его удивила. Он считал Нину способной на все.

— В общем, надо сунуть Мэкси куда угодно, где от нее будет меньше всего вреда, как я понимаю, — задумчизо произнес Пэвка.

— «Стиль» отпадет, потому что это мода, а мода — это фотокоры, а фотокоры — это секс, — принялась рассуждать Нина.

— В «Неделю на ТВ» ее тоже не сунешь: эти гангстеры ее не потерпят. Еще пошлют ее ради хохмы интервьюировать Уоррена Битти, — продолжил Пэвка.

В «Семи днях» чересчур много ее сверстников, а в нашу задачу не входит поощрять у нашей дорогуши ее лидерские замашки. Что касается «Спортивной недели», то все редакторы там спортсмены, кто в прошлом, кто в настоящем, кто в будущем. Бросать Мэкси на съедение этим кобелям…

— Ты хочешь сказать, что уверена в ее девственности? — Пэвка был явно шокирован.

— Не знаю, — ответила Нина. — Я взяла себе за правило не спрашивать о такого рода вещах. Это не мое дело, Пэвка. Но вообще-то очень возможно, даже если это и кажется невероятным.

— Итак, остаются «Житейская мудрость» и «В домашнем кругу», — подытожил Пэвка. — Выбирай.

— Нет, лучше ты. Я не хочу брать на себя официальную ответственность.

— Вот и я тоже, — упрямо возразил Пэвка, нажимая на кнопку селектора, чтобы вызвать секретаршу. — Мисс Вильямс, вы где предпочли бы работать — в «Житейской мудрости» или «В домашнем кругу»?

После довольно долгой паузы секретарша наконец отозвалась:

— Я чем-нибудь проштрафилась, мистер Мейер?

— Нет. Но, пожалуйста, ответьте на мой вопрос, я жду.

— Что, меня увольняют? — Ее голос дрогнул.

— Господи, что ж это такое? Да мы просто поспорили, какой из них выбрать?

— А вы проиграли или выиграли?

— Мисс Вильямс, умоляю вас. Ну киньте монетку, если у вас нет на сей счет своего мнения.

— Я бы предпочла «Житейскую мудрость», чтобы, по крайней мере, любоваться на фотографии запеченной свинины, а не чьей-то столовой.

— Ответ со вкусом, мисс Вильямс. Большое спасибо.

— Пожалуйста, мистер Мейер. Всегда рада вам услужить.

Пэвка широко улыбнулся Нине.

— Что поделаешь, женщины меня обожают…

Мэкси была на верху блаженства. До сих пор каждое лето ее упекали куда-нибудь за город. Свежий воздух, озера, деревья и командные спортивные игры — все это считалось абсолютно необходимым для ее здоровья. Ей же казалось, что для обещания с природой короткой вылазки в Сентрал-парк предостаточно.

В тех редких случаях, когда часть лета Мэкси оставалась на Манхэттене, она не узнавала его, настолько разительным было превращение в жаркий тропический остров, где все подчинялось совсем другому ритму, неожиданно сделавшись томным, таинственным и возбуждающим. Хотя в офисах народу и не поубавилось и люди по-прежнему выбегали и выбегали оттуда, в них появлялось что-то новое. Они были по-иному одеты, и на их лицах чаще мелькала улыбка. В самом воздухе деловых кварталов носилось ощущение какого-то праздника, предостоящеи вечеринки, в то оремя как в жилых районах царило ленивое запустение: обычно разодетые домохозяйки и нарядные дети в сопровожении своих нянь — все они словно испарились, так что улицы казались вымершими, как после чумы.