Метафизика возникновения новизны - Иван Андреянович Филатов

«…смысл существует, но мы не можем сказать о нем что-нибудь осмысленное»63. (формула Блюмфилда),

И не можем сказать до тех пор, пока не будет разработан соответствующий «арсенал» выражения. Причем, выразительные средства это не только соответствующий «язык», оформляющий идею, но и те понятия, представления, духовные знания, которые разработаны на данное время и посредством которых эстетическая идея внедряется в жизнь в своем измененном виде. Именно здесь – через язык, символ, подходящее к данному случаю понятие – осуществляется трансформация эстетической идеи в идею научную и именно здесь первая обретает форму, способную быть внедренной в реальную жизнь.

4.4. Современное искусство

И даже современное искусство, порою не возбуждающее наших чувств, все же может будировать нашу мысль. Загадочность «Черного квадрата» не в том, что в нем заключена какая-то нам еще неизвестная идея, а в том, что в нем нет никакой идеи. Более того, можно сказать, что развитие искусства подобно развитию других наук, таких как физика, философия, психология, астрофизика и т. д. Как в физике есть материальные частицы, а есть частицы виртуальные; как в философии есть бытие и есть небытие; как в психологии есть сознание и есть бессознательное и как в астрофизике есть наблюдаемые объекты и есть «черные дыры», так и в искусстве есть произведения, несущие чувственную и смысловую нагрузку, а есть произведения, которые не возбуждают ни чувства ни мысли. Это искусство не только «беспредметное», но и безмысленное и в этом заключена вся его новизна. Оно, как импрессионизм или сюрреализм, новый стиль в искусстве, который имеет такое же право на жизнь, как и все остальные стили. Несмотря на всю безмысленность произведений искусства подобного рода, они побуждают мысль к поиску того, что же все-таки могло бы в них заключаться. Вспомним хотя бы тот океан литературы, посвященный современному искусству.

И если нам пока что неведомо, какой ценностью обладает современное искусство, то это вовсе не значит, что оно совсем ею не обладает. Просто мы сами еще не созрели до подобного понимания. Любой феномен жизни – в том числе и духовной – имеет и причину возникновения, и функцию, которую он выполняет, и цель, которую он преследует. И современное искусство не является исключением. Так что пренебрежительно-уничижительное отношение к нему свидетельствует только о нашей ограниченности и неспособности его понять.

Таким образом, любая наука начинается с попытки познать окружающий мир и заканчивается попыткой понять то, что стоит на грани этого мира или уже не является этим миром, то есть то, что ему противостоит. И, поняв это противоположное, мы, возможно, поймем очень многое. Это и будет прорыв в другой мир, нам пока еще неизвестный.

А пока что новое искусство само ищет нетрадиционные формы своего выражения: в импрессионизме оно воспринимало жизнь через непосредственное индивидуальное впечатление, в сюрреализме жизнь воспринималась уже через мимолетные видения нашего бессознательного: сны, фантазии, галлюцинации и т. д., а в «живописи действия» предметом изображения являлась сама чувственно-кинестетическая энергетика художника.

К сожалению, общая, наблюдаемая в последние полтора столетия и достаточно печальная тенденция, заключается в том, что глубина чувствования, прошедшая свой пик в эпоху от Возрождения до импрессионизма, постепенно трансформируется в поверхностность ощущения. И виной тому соблазнительность и доступность благ добытых современной цивилизацией. Ловля сильных ощущений и впечатлений стала самоцелью жизни, в то время как глубина чувствования может быть достигнута только длительным и тяжким трудом работы над собой. А где взять время на то, чтобы добывать и хлеб насущный и хлеб духовный? Всеобщая круговерть и суматоха совсем не способствуют выработке сосредоточенности и проницательности, в гнезде которых только и можно «высидеть» глубокое чувство способное родить какую-либо плодотворную идею.

Так что если в старом искусстве художник стремился выразить окружающий мир посредством себя и своих чувств, то художник современного искусства стремится выразить себя и свои ощущения посредством искусства. Но эта задача пока ему не по силам. Слишком мало мы знаем себя, как когда-то слишком мало знали окружающий нас мир. А потому изображаем пока что только то, что «выпирает» из нас, а не то, что находится в глубине. Отсюда «странности» живописи действия, реди-мейда, кинетизма, лирического абстракционизма и т. д.. Отсюда «пестрота» современного искусства. Отсюда же поколения, не давшие

«…векам ни мысли плодовитой,

Ни гением начатого труда»64.

И Лермонтов одним из первых уловил это снижение статуса полнокровного чувства до повседневной жажды ощущений:

«Повсюду нынче ищут драмы,

Все просят крови – даже дамы»65.

В оправдание человека, конечно, следует отметить один немаловажный факт: мы сначала увидели природу и окружающий нас мир и только потом, много времени спустя, заметили себя в этом мире. Что уж говорить о полноценности форм выражения собственной сущности, если только в последние полтора столетия мы стали кое-что узнавать об архитектонике собственной психики. А узнав нечто новое в себе, современный художник в своем «юношеском максимализме» отвернулся от мира и обратился в себя. Так подросток порою отворачивается от родителей и настаивает на полной свободе выражения себя.

Конечно, не следует думать, что традиционное искусство исчерпало свои возможности: просто изменились времена и люди, изменился уклад самой жизни, а вместе с ним и наш взгляд на природу и жизнь. И было бы неверно говорить о конце искусства, как было бы неверно говорить о конце мира в сезон засухи, предшествующей сезону проливных дождей.

Исходя из вышеизложенного, можно сказать, что искусства, не обремененного функциональным назначением, нет и не может быть, поскольку оно не способно уйти от своей изначальной функции в этом Мире, функции приумножения многообразия. Как бы там ни было, но приходится только поражаться и восхищаться Природой, насколько она хитра в достижении своей главной цели, цели создания разнообразия: она платит нам каждый раз наслаждением только за то, чтобы мы согласились воспринять и открыть ту новизну, которая в ней сокрыта или ту новизну, которую мы сами создаем из себя путем определенных интеллектуальных усилий, а порою и телесных лишений.

Так что, если идеи – это разменные монеты новизны, то чувство интеллектуального удовольствия – это плата, которой вознаграждает нас Природа за тот вклад, что мы вносим в бездонную копилку создания многообразия. И если мы будем равнодушны к Искусству, то исконная Природа нашей души и души нашего рода, в конце концов, отмстит нам тем, что станет к нам равнодушной. (Вот уж воистину: «Мне отмщение, и аз воздам»). Но это уже грозит