Земля белых облаков - Сара Ларк

Говард нахмурил лоб.

— Силкхэм? Уж не эта ли из благородных? Гиневра Силкхэм, которая собирается выйти замуж за сына старого Уордена?

— Гвинейра, — поправила фермера Хелен. — Именно эта. Мы подружились во время путешествия.

О’Киф повернулся к молодой женщине, и его еще недавно дружелюбное лицо побагровело от ярости.

— Чтобы раз и навсегда поставить точку в этом деле, мисс Хелен, я должен сказать, что никогда не позволю принимать в своем доме кого-то из дома Уорденов! До конца своих дней! Да и вы держитесь от этой семейки подальше! Старый Уорден — вор и мошенник, а молодой — тряпка! Что касается этой девицы, то, видимо, она не намного лучше, иначе бы не позволила себя купить! Как по мне, все это отродье следовало бы стереть с лица земли! Так что не смейте приводить ее на мою ферму! Я, конечно, не такой богатый, как старый Уорден, но из ружья стреляю не хуже его!

Гвинейра уже два часа поддерживала светскую беседу, что утомило ее гораздо больше, чем если бы она провела это время и седле или тренируя собак. Лукас Уорден одна за другой касался всех тем, говорить о которых Гвинейру учили в гостиной ее матери, и в то же время предъявлял к своей невесте гораздо более высокие требования, чем леди Силкхэм.

При этом начиналось все довольно мирно и хорошо. Разлить чай Гвинейре удалось элегантно и по всем правилам — несмотря на то, что у нее продолжали дрожать пальцы. Вид Лукаса произвел на девушку слишком большое впечатление. Однако постепенно ее сердцебиение вернулось к привычному ритму. В конце концов, юный джентльмен больше не давал ей повода для подобного волнения. Он не пытался одаривать Гвинейру чувственными взглядами, словно бы невзначай прикоснуться к ее руке, когда они — совершенно случайно — одновременно тянулись к сахарнице, или посмотреть ей в глаза хоть на секунду дольше, чем того требовали правила приличия. Всю беседу взгляд Лукаса, как и рекомендовалось в учебниках по этикету, покоился на мочке левого уха Гвинейры и оживал лишь изредка, когда юноша касался какой-нибудь особо интересной для него темы.

— Я слышал, вы играете на фортепьяно, леди Гвинейра. Над чем вы работаете в последнее время?

— О, моя игра на фортепьяно слишком несовершенна. Я играю только для развлечения, мистер Лукас. Я... боюсь... у меня совсем нет музыкального таланта...

Гвинейра смущенно подняла взгляд и с притворным сожалением нахмурила брови. Большинство мужчин закрыло бы эту тему каким-нибудь рядовым комплиментом. Но не Лукас.

— Я не верю в это, миледи. Если вам нравится играть, у вас наверняка есть способности. Я уверен, что все, что мы делаем с радостью, рано или поздно принесет прекрасные плоды. Вы знаете «Нотную тетрадь» Баха? Менуэты и танцы — это именно то, что вам подойдет! — И молодой человек улыбнулся.

Гвинейра тщетно пыталась вспомнить, кто написал этюды, которыми ее мучила мадам Фабиан. Однако имя Баха она уже где-то слышала. Кажется, он писал церковную музыку...

— Значит, глядя на меня, вы вспоминаете хоралы? — с лукавой улыбкой спросила она, надеясь превратить разговор в обмен дружескими подтруниваниями и комплиментами, что удавалось ей гораздо лучше глубокомысленных бесед об искусстве и культуре. Однако Лукас, кажется, вовсе не заметил игривого тона девушки.

— Почему бы и нет, миледи? Хоралы должны передавать ликование ангелов, восхваляющих Господа. И кому, как не вам, столь прекрасному созданию, воспевать Творца? При этом в музыке Баха меня особенно очаровывает почти математическое построение композиции в сочетании с неоспоримо глубокой религиозностью. Конечно же, в полной мере прочувствовать красоту этой музыки можно только в соответствующих ей помещениях. Я бы многое отдал за то, чтобы поприсутствовать на органном концерте в одном из больших кафедральных соборов Европы! Это...

— ...непередаваемо, — решила вклиниться в монолог Гвинейра.

Лукас с энтузиазмом кивнул.

После музыки он начал восхищаться современной литературой, в особенности произведениями Бельвер-Литтона, на что получил от Гвин комментарий «весьма поучительно», а затем перешел к своей любимой теме — живописи. При этом молодой человек восхищался как мифологическими мотивами художников эпохи Ренессанса («Поражающая возвышенность!» — прокомментировала Гвин), так и неповторимой игрой света и тени на полотнах Веласкеса и Гойи.

— Свежо, — сымпровизировала девушка, которая никогда не слышала этих имен.

После двух часов подобной беседы Лукас, похоже, был в восторге от своей невесты, Джеральд неприкрыто зевал от скуки, а Гвинейра думала лишь о том, под каким предлогом можно было уйти из гостиной. В конце концов она приложила кончики пальцев к вискам и с извиняющимся видом посмотрела на мужчин.

— Боюсь, у меня начинает болеть голова. Такая продолжительная поездка верхом, а теперь еще и жар камина... Мне нужно немного подышать свежим воздухом...

Гвинейра поднялась с дивана. Лукас тут же мгновенно вскочил на ноги.

— Конечно, вам следует полежать и отдохнуть перед ужином. Это моя вина! Из-за столь увлекательной беседы мы слишком затянули чаепитие.

— На самом деле я бы с большей радостью прогулялась, — сказала Гвинейра. — Недалеко, только до конюшен и обратно, чтобы заодно посмотреть на свою лошадь.

Клео уже радостно прыгала вокруг хозяйки. Она тоже успела заскучать. Радостный лай овчарки заставил усталого Джеральда оживиться.

— Тебе тоже следует пойти, Лукас, — сказал он сыну. — Покажи мисс Гвин стойла и проследи, чтобы пастухи не одаривали ее похотливыми взглядами.

Лукас, вспыхнув, покосился на отца.

— Я попросил бы не употреблять таких выражений в присутствии леди...

Гвинейра попыталась придать своему лицу смущенное выражение. В действительности ей хотелось найти какой-нибудь предлог, чтобы избавиться от сопровождения Лукаса.

К счастью, молодой человек и сам сомневался в этой затее.

— Не знаю, отец. Тебе не кажется, что такая прогулка выходит за рамки приличия? — спросил он. — Не думаю, что нам с леди Гвинейрой следует идти в конюшню вдвоем, без всякого сопровождения...

Джеральд пренебрежительно фыркнул.

— В конюшнях сейчас, вероятно, не менее людно, чем в пабе! В такую погоду пастухи наверняка сидят там в тепле и играют в карты!

Ближе к вечеру над Киворд-Стейшн начал моросить дождь.

— Именно поэтому мне и не нравится твое предложение, отец. Ведь завтра утром все на ферме будут сплетничать о том, что хозяева, нарушая всякие приличия, уединяются в конюшне, чтобы... — Лукас осекся на полуслове. Похоже, молодому человеку было неприятно от одной только мысли, что он может стать объектом подобных пересудов.