Новая алмазная сутра - Бхагаван Раджниш

На дискурсе в Уругвае я слышала, как он сказал:

"Я видел, как тысячи моих людей изменяются, не зная об этом; они изменились так сильно, но изменения происходят внутри, почти не касаясь поверхности. Их уму даже не позволялось в этом участвовать, это было просто от сердца к сердцу".

("За Пределами Психологии")

Я знаю, что это правда, потому что я видела, как много людей полностью трансформировались около Ошо. Иногда мы не осознавали просто, насколько мы изменились, потому что мы жили так близко друг к другу, в точности как родители, которые видят ребенка каждый день и не замечают, что он растет.

Иногда происходит так, что создается расстояние, не физическое расстояние, а расстояние, созданное внутри меня, когда я нахожусь в медитации, и в этом пространстве мне хочется коснуться ног всех моих товарищей по путешествию. Мои алмазные дни состояли не только из обработки алмаза, были дни, которые просто искрились светом. Дни, когда я была рядом с Ошо, делая что-то небольшое для него: принося ему еду, наблюдая за его стиркой, просто находясь рядом с ним и наблюдая то, как просто он жил. Он жил так тотально, молчаливо и мягко.

Наблюдать, как он делает что-то, например, свертывает полотенце, чтобы положить рядом с собой, было достаточно, эти небольшие события невозможно описать, и это самые прекрасные алмазы, которые остаются невысказанными.

Комната Ошо для шитья была уникальна: Гаян, Арпита, Ашиш, Сандья и Вина были постоянно заняты, потому что Ошо не беспокоился по пустякам и все же был очень внимателен.

Противоположности здесь встречались, потому что он всегда так просто относился к тому, что он носит, что он даже не знал заранее, какую робу он будет одевать, даже если это была фантастическая праздничная роба. Роба должна была быть приготовлена для него вместе с подходящей шапкой и носками. Стиль "с крыльями" иногда приводил нас к катастрофе, когда материя была слишком жесткой, чтобы сделать крыло, и это выглядело очень странно. Была одна одежда, которая оттопыривалась, как будто это были рыцарские доспехи, и выглядела очень забавно.

Ошо вызвал Гаян вниз в свою комнату, чтобы она посмотрела, в чем ошибка. Было пять минут до времени дискурса, и я сказала, что я дам ему другую робу для дискурса. "Нет, нет", - сказал он, посмеиваясь, - "я хочу одеть эту, я просто хочу видеть реакцию людей". В тот раз я просто легла трупом и настаивала, чтобы он не надевал ее. Я знала, люди будут просто смеяться, но его это не волновало.

С другой стороны, ему нравилось выбирать материал, и иногда он отвергал одежду после того, как он выбрал материю. Я говорила ему: "Но ты выбрал материю!" Он говорил: "Да, но я не всегда знаю..." Он говорил мне: "Принеси мою фестивальную одежду... каждый день - это праздник". А потом неделю спустя: "Зачем ты даешь мне эти претенциозные золотые одежды? Я люблю простую одежду". Когда ему нравилась роба, это было так красиво, он касался ее, он выглядел довольным и говорил: "Я действительно люблю вот эту, она простая и все же богатая", - и он делал так каждый раз, когда он надевал ее, как будто видел ее в первый раз.

Больше всего он любил носить черное.

Когда Вивек вернулась из Таиланда, она изменила свое имя на Нирвано - для нового начала - и привезла Ошо поднос, который был заполнен часами с имитацией золота и бриллиантов. Они ему очень понравились, и следующий год он продолжал получать и потом дарить часы. Мы просили каждого, кто едет в Бангкок, привезти часы для Ошо, чтобы он мог их дарить.

Ошо любил дарить подарки, и неважно, что он дарил, было ли это что-то дорогое или небольшое, он давал это с той же самой любовью. Не было разницы в том, что или кому он дарил. Мы сделали для него шкаф, наполненный подарками, и он с такой заботой выбирал для людей вещи. Он, обычно, открывал дверь шкафа, чтобы посмотреть, что он может подарить, и много раз он звал меня в свою ванную комнату, где он сидел на корточках, как сидят в Индии, и один за другим он выбирал шампунь, крем и по поводу каждого он говорил "дайте это тому... дайте это тому..." Иногда было без нескольких минут семь, и было время идти в Будда Холл, а он давал мне двадцать или больше подарков, чтобы раздать людям. Когда мы возвращались из Будда Холла, он спрашивал меня, отдала ли я уже его подарки!! С Ошо все делалось СЕЙЧАС. Для него не было другого времени.

Анандо и Нирвано решили построить "прогулочный путь" в саду для Ошо, чтобы у него было какое-то упражнение, и он мог видеть сад в те дни, когда он недостаточно хорошо себя чувствовал, чтобы идти на дискурс. Он согласился, хотя я подозреваю, что он знал, что он воспользуется этим только пару раз. У них была также идея построить рисовальную комнату для Ошо.

Раньше он так красиво рисовал, но потом у него появилась аллергия на запах фломастеров и чернил. Была построена комната, соединенная с его спальней, где он мог рисовать кистью, чернилами, ручками - всем, что мы могли найти без запаха.

Комната была сделана из зеленого и белого мрамора, и она ему так нравилась, хотя была очень и очень маленькой, что он спал там девять месяцев и называл ее своей маленькой хижиной, но рисовал там только однажды. Как-то раз он позвал меня в свою маленькую хижину. Было время муссона, и шел проливной дождь.

Он сказал:

"Так пишутся хайку: Медитация Капли дождя падают на крышу. Это не поэмы; они очень зрительные"... потом он лег и снова заснул.

Планировалось сделать плавательный бассейн для Ошо и комнату для упражнений с тренажерами, оснащенную современным оборудованием. Все были заняты, исследуя каждую возможность, чтобы помочь Ошо удержаться в теле, пока ему нужно было девять лет бороться с отравлением. Это время должны были продолжаться вредные последствия.

Из Японии мы получали настойки, которые должны были выводить из организма токсины, пробовались специальные ванны и даже радиационный пояс, который, как было доказано в Японии, с правильной дозой излучения излечивал многие болезни.

Друзья со всего мира, от алхимика в отдаленных холмах в Италии до знаменитого японского ученого, присылали медикаменты и травы для того, чтобы Ошо попробовал их.

Но Ошо становился все более и более слабым. Он прекратил дискурсы утром, и вместо этого у него были сессии массажа с Анубуддой и японским Анандой. Однако он по-прежнему приходил говорить с нами по вечерам.

Он начал страдать от случайных обмороков, "атак падений", неожиданно падая на землю, что повышало возможность повреждения его кровеносных сосудов, в особенности, в сердце. Мы постоянно беспокоились (это просто приводило меня в ужас), что он может упасть, когда рядом никого не будет, и сломать себе кости. И в то же время мы не хотели кружить вокруг него все время и вторгаться в его пространство.

В марте, когда мы праздновали тридцать пятый год просветления Ошо в новом Будда Холле, который выглядел как космический корабль со своей новой крышей, началась серия дискурсов "Мистическая роза".

Это была серия, из которой родилась новая медитация, новая группа и новое приветствие - каждое открывало магию спонтанности Ошо. Приветствие было: "Яа-Ху!" - и мы так приветствовали Ошо, когда он входил или уходил из зала, мы поднимали вверх обе руки и кричали в унисон: "Яа-Ху!" Это действительно доставляло ему радость.

Каждый вечер, когда Ошо ложился спать, я поправляла у него одеяло перед тем, как выключить свет и на цыпочках выйти из комнаты. Когда я поправляла одеяло, он иногда взглядывал на меня смеющимися глазами и говорил: "Яа-Ху! Четана". Во время этой серии над всей коммуной была дзенская палка, и эхо ее силы можно слышать до сих пор.

Несколько дней было хихиканье и беспокойство в аудитории, и однажды это случилось, когда Ошо отвечал на вопрос о тишине и об отпускании себя. Атмосфера была такой, что мы чувствовали, как будто мы двигаемся выше и выше вместе с ним как одно целое. Это был дискурс, на котором люди забывали дышать, и как раз во время тишины, когда голос Ошо дотянулся почти за облака, раздался взрыв истерического смеха. Ошо продолжал говорить, но смех усиливался, и потом еще несколько человек начали смеяться этим сумасшедшим смехом. Ошо сделал паузу и сказал: "Это выходит за пределы шутки", - ...но смех все же продолжался. Каждый остановился на середине полета, и минута тикала за минутой ... Ошо посмотрел на аудиторию и очень величественно и спокойно положил дощечку с вопросами, встал, поприветствовал намасте каждого и вышел из Будда Холла.

Он сказал: "Завтра вечером меня не ждите".

Когда я встала и побежала к двери, чтобы проводить его на машине обратно в его комнату, я чувствовала себя больной от шока, и когда мы дошли до комнаты, я наклонилась, чтобы сменить ему обувь. Я хотела извиниться, потому что, конечно, моя бессознательность не отличалась от чьей-либо другой, но я не могла говорить.

Он попросил меня позвать Нилам, Анандо и своего доктора Амрито.