Не ведая страха. Битва за Калт - Дэн Абнетт

Растущие конечности становятся черными и чешуйчатыми. Обрастают щетиной и шипами. Вытягиваются, будто ноги гигантского паукообразного. Вырастающие из открытых ребер скорпионьи хвосты извиваются и бьются, словно кошмарная гирлянда. Жала блестят, как ножи.

У Ксира прорастает и постепенно оформляется новая голова, которая медленно поднимается вверх из склоненного положения. Ротовые органы пощелкивают. Огромные фасетчатые глаза поблескивают и радужно переливаются. Из черепа прорастают рога, громадные прямые рога какого-то древнего эгейского демона-быка.

Ксир все еще смеется, но это больше не Ксир.

Воздух, словно буря жужжащего пепла, заполняют мясные мухи.

— Самус, — хохочет Ксир. — Самус здесь!

УШКУЛ//ТУ

В Конечной Фазе любого сражения или же в любой момент после осуществления Решительного Удара необходимо признать поражение. Зачастую это является наиболее тяжелым уроком для воина. Об этом редко пишут, оно не ценится и не имеет определений. Вы должны понять, когда проиграли. Осознание этого состояния столь же важно, как и осознание победы. Когда, следуя теории, вы поняли, что проиграли, то уже можете решать, какой наилучший практический итог можно получить. К примеру, вы можете выбрать отступление, сохраняя тем самым живую силу и военную технику, которые в противном случае будут истреблены. Можете предпочесть сдаться, если продолжением вашей жизни, пусть даже и в плену, можно чего-либо достичь. Можете решить продлить последние усилия, нанося победителю как можно больше карающего ущерба, чтобы ослабить его для других противников. Можете выбрать смерть. То, как воин справляется с поражением, является более важной характеристикой его мужества, чем поведение при победе.

1

[отметка: 12.17.46]

— Кто такой… Самус? — спрашивает вокс-мастер. Затем он дергается и срывает гарнитуру с ушей.

— Докладывайте! — рявкает Гейдж.

— Внезапный и продолжительный перебой, — говорит вокс-мастер, проворно трудясь над консолью, чтобы восстановить соединение. — Похоже на помехи. Звучит как крупное искажение штормового типа, как будто в области Лептия Нумина наступила плохая погода.

— Вы потеряли вокс-контакт? — спрашивает Гейдж.

— Вокс-связь с Лептием Нумином приостановлена, — сообщает вокс-мастер.

— Тем не менее информационный канал все еще активен, — произносит магос на соседнем посту. — Информационная машина дворца все еще обрабатывает и передает данные.

— Восстановить связь, — говорит Гейдж вокс-мастеру.

Гейдж идет через зал к стратегиуму, где капитан корабля Гоммед и его офицеры изучают быстро появляющуюся тактическую схему. Это трехмерное гололитическое изображение Калта и окрестных областей космоса.

Информация неутешительна.

Практически все орбитальные станции погибли или настолько повреждены, что их придется разрушать и заменять, а не ремонтировать. Флотские формирования Семнадцатого бомбардируют южное полушарие Калта. Остальная часть его флота создала себе открытую господствующую позицию на орбите.

Флот Ультрамара раздроблен. От его изначальной мощи осталась пятая часть. Уцелевшие корабли либо отступают на дальнюю сторону местной звезды, чтобы избежать прямой атаки флота или уничтожающего обстрела со стороны оружейной сети, либо же, как «Честь Макрагге», дрейфуют, потеряв управление, в зоне высокой швартовки.

Не осталось почти ничего, чем можно воевать. С ними разделались. Все кончено. Несущим Слово осталось лишь подбить последние сражающиеся корабли флота Тринадцатого.

Похоже, что это не вызовет никаких сложностей у оружейной сети. Она уничтожила местный мир-кузницу, небольшую луну с наступательными возможностями, звездный форт возле точки Мандевилля, а также несколько линкоров.

— У нас есть сенсоры, — произносит капитан корабля, — и мощность нарастает. В течение пятнадцати минут я прогнозирую объем, достаточный для орудий или двигателя. Но не одновременно.

— А что со щитами? — интересуется Гейдж.

— Я думаю, что орудия и двигатель обладают более высоким приоритетом.

Гейдж кивает. Теория логична. К флагману фактически пришвартованы три крейсера Несущих Слово. Оружейная сеть не станет стрелять по «Чести Макрагге», пока они настолько близко. Крейсеры не станут стрелять, поскольку до сих пор не сделали этого. Они подошли вплотную, чтобы начать абордаж.

Враг хочет получить флагман неповрежденным.

Гейдж видит схему. Сначала он не мог понять, почему многие из уцелевших кораблей Ультрамарина — это наиболее крупные и мощные линкоры. Ведь естественно, что противник, который контролирует оружейную сеть, в первую очередь стал бы сбивать самые серьезные угрозы.

Все сохранившиеся корабли беспомощны и дрейфуют, как «Честь Макрагге». Как только они избавятся от воздействия мусорного кода или электромагнитного импульса и начнут движение или поднимут щиты, сеть уничтожит их.

Несущие Слово намереваются захватить нетронутыми как можно больше крупных боевых кораблей легиона. Хотят усилить свой флот. Нарастить ударную мощь.

Они хотят повернуть корабли Ультрамарина против Империума.

Что за чушь там вещал Лоргар в конце? Хорус обратился? Гражданская война? Он был безумен, к тому же это был не Лоргар. Это была какая-то подделка ксеносов. Какой-то эффект прорыва эмпиреев.

Гейдж знает, что лжет самому себе. Сегодняшний день изменил лик галактики так, как не смогла бы предсказать даже самая дикая теория. Он надеется, что ему не придется жить, безропотно снося новый порядок.

Сколь бы долгим ни оказался остаток его жизни, он не допустит, чтобы корабли Ультрамара использовали против Империума.

Он оборачивается к Эмпиону.

— Твои отделения на месте?

— Да, — отзывается Эмпион.

— Готовность, — распоряжается Гейдж. — Отбить тех, кто идет на абордаж. Найдите их и выбейте с этого корабля.

[отметка: 12.20.59]

Олл Перссон велит им ждать.

Дым покрывает реку, пристани и доки. В устье горят два контейнеровоза, в неподвижном тумане от них разлетаются пляшущие желтые пушинки. Как будто весь мир находится в газообразном состоянии.

Он велит им ждать — Графту, Зибесу, двум солдатам и безмолвной девушке. Они укрываются в домике пилота, из которого видно место посадки. Они все вооружены, кроме Графта и девушки. Она так и не проронила ни слова и не посмотрела никому в глаза.

Олл закидывает на плечо ремень винтовки и находит тихое местечко в одном из складов. Раньше он часто приезжал на Неридскую косу в базарные дни. Там всегда был свежий улов, несмотря даже на то, что портовые районы были в первую очередь промышленными. Вдоль пристаней и платформ среди громоздких контейнеров сновали сотни лодок.

Теперь все изменилось. Несколько громадных морских волн вышвырнули лодки на улицы и разбили их о жилища и заводские постройки. Улицы залиты водой и по колено завалены мусором и обломками. С водой и того хуже. Она похожа на бурое масло, и в ней плавают тела, тысячи тел. Они загромождают платформы, сбиваются под мостами и дорожками молов, собранные изменившимися течениями, будто выброшенный за борт хлам.

Это место пахнет смертью. Подводной смертью.

Олл садится и открывает свою старую сумку. Он извлекает несколько предметов, которые успел вынести из спальни, и раскладывает их поверх старого ящика.

Маленькая жестянка, табачная жестянка для грубо порезанных листьев лхо. Он давным-давно не курит, однако это делали несколько его более старых версий. Он со щелчком открывает жестянку, чувствует запах лхо и вытряхивает на ладонь тряпичный узелок. Разворачивает его.

В точности такие, какими он их и запомнил. Маленький серебряный компас и агатовый маятник. Ну, они кажутся серебряным и агатовым, и он никогда не поправлял тех, кто называл их так. Черный камень подвешен на очень тонкой серебряной цепочке. С тех пор как он в последний раз пользовался этими предметами, прошло много лет. Олл подозревает, что прошли века, однако отполированная черная сфера на конце цепочки теплая.

Компас изготовлен в виде человеческого черепа, это прекрасный образчик художественной работы по металлу размером меньше большого пальца. Череп вытянут чуть больше стандартных человеческих пропорций, и это наводит на мысль, что образцом для исполнения на самом деле послужил не человеческий череп. Коробочка черепа открывается по линии челюсти на точно спроектированных петлях так, что нёбо рта оказывается шкалой компаса. Отметки на ободке настолько мелкие и тонкие, что для того, чтобы прочесть их, потребовалась бы лупа часовщика. У Олла есть такая.