Под знаком кометы - Юлия Викторовна Маркова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прежде я никогда не встречалась с русским князем-консортом лично, а видела только его изображение на портретах. На меня этот человек произвел впечатление подавляющей все силы и непререкаемой правоты. Куда там до него главному охранителю господину Мартынову, который оказался только слабой копией с великолепного оригинала… Если бы не некоторые обстоятельства, то я бы захотела ребенка уже от этого самого лучшего из всех возможных человеческих самцов. Но, во-первых – я уже непраздна, во-вторых – на самом деле я люблю Хосе, в-третьих – попытка залезть в постель к супругу императрицы может быть смертельно опасной или вовсе бесполезной. Даже весьма злоязыкий российский Высший Свет и клубящееся вокруг него облако дам полусвета по поводу интрижек князя-консорта предпочитают не распространяться – то ли потому, что их нет, то ли оттого, что сплетники не желают иметь дела с милейшим Евгением Петровичем (Мартыновым). Этот язык отрежет, поджарит и заставит сожрать…
Поэтому, когда Хосе представил меня мужу русской императрицы, под серым взглядом суровых очей я только скромно потупила глаза и сделала книксен.
– Сделано хорошо, товарищ Мария, – по-немецки сказал князь-консорт, пожимая мне руку. – Моя супруга чрезвычайно довольна и намеревается наградить вас за заслуги перед Российской империей орденом Святого Станислава Первой Степени. Так что готовьтесь к поездке в Санкт-Петербург на аудиенцию к Ее Императорскому Величеству Ольге Александровне Романовой.
После этих слов русского князя-консорта собравшийся на привокзальной площади народ разразился радостными криками, потому что их любимицу заметили и высоко оценили, а я застыла в удивлении, будто пораженная столбняком. Хосе говорил мне, что и императрица, и ее супруг прекрасно осведомлены о том, кто на самом деле скрывается под вывеской графини де Гусман. И даже после этого от меня не пытаются отделаться тугой пачкой банкнот (ведь считается, что все еврейки до предела меркантильны), а вместо того делают вид, что я и в самом деле урожденная графиня, и награждают одним из высших орденов Российской империи. Невероятно…
Из ступора меня вывел Хосе – он крепко взял меня за локоть и по-испански[30] сказал:
– Тс-с-с, дорогая товарищ Мария… Не надо так волноваться. Супруг русской императрицы очень странный человек, но еще более странная сама царица, которая ломает все представления о том, какой должна быть правящая особа. Я знаю этих людей уже почти четыре года, но каждый раз они вновь удивляют меня. Для них и в самом деле нет ни эллина, ни иудея, ни мужика, ни графа, и каждого они оценивают только по его заслугам и достоинствам. Так что выпрями спину, улыбнись и сделай шаг вперед, и помни, что весь мир смотрит только на тебя.
Так я и сделала, спасибо Хосе за хороший совет. Еще раз присев в книксене, я сказала, что польщена столь высокой оценкой своих скромных заслуг. Не думала я ни о какой награде, а только о том, чтобы как можно лучше сделать свое благое дело. И это – святая истинная правда, клянусь Пресвятой Девой…
8 января 1908 года, 11:45. Санкт-Петербург, Зимний дворец, рабочий кабинет Канцлера Российской Империи.
Присутствуют:
Императрица Всероссийская Ольга Александровна Романова;
Канцлер Российской империи Павел Павлович Одинцов.
После того, как в Будапеште окончательно пало правительство Андраши-младшего, война в Венгрии прекратилась как-то сама собой. Гонвед просто начал расходиться по домам, зачастую прихватывая с собой оружие, а части регулярной имперской армии или окольными путями пробирались к Вене, или капитулировали перед победителями. Хорваты и сербы, державшие фронт по своим естественным границам, вдруг поняли, что противник перед ними просто исчез. Радости-то у них было – ибо без участия русских армий, взявших врага в железные клещи, эта война с Венгрией грозила затянуться надолго.
Сербы, конечно, с радостью отхватили бы себе куски территории с чисто венгерским населением, но их жестко одернули из Петербурга, а хорватский домобран развернулся на сто восемьдесят градусов вокруг левого плеча – разбираться с назойливыми пожирателями макарон, которым захотелось немножечко Триеста. Но молодому независимому хорватскому королевству (смерть Франца Фердинанда окончательно разорвала связь Аграма и Вены) крайне нужен был первоклассный порт на Адриатическом море, в то время как у Италии таких оборудованных портов как у дурака махорки. Ничего личного, только финансовый интерес пропускать чужие экспортно-импортные потоки через свою таможню и пополнять таким образом бюджет. Ровно из тех же меркантильных побуждений Греция стремилась отжать у Болгарии порт Салоники, но в данной версии реальности вовремя остановилась, напоровшись на решительное «Фу!» из Санкт-Петербурга.
А вот итальянцы от соблазна не удержались – скорее всего, потому, что отношения Хорватии, считавшейся частью Австро-Венгерской империи, и патронируемого Россией Балканского союза до сих пор никак не были формализованы. Вроде бы и союзник, но пока неизвестно, как будет дальше. Но то, что было невозможно при живом Франце Фердинанде, с момента его смерти превратилось в насущную необходимость. Специальная делегация от хорватского Сабора уже выехала в Белград вести переговоры по присоединению к Балканскому союзу, и в ближайшее время ожидались результаты этого визита. От Болгарии, а заодно и Российской империи, в переговорах должен был участвовать болгарский царь Михаил Четвертый, он же любимый брат русской императрицы Великий князь Михаил Александрович. В сложившихся обстоятельствах единственным способом для Виктора-Эммануила избежать больших неприятностей было вовремя извиниться и оттянуть войска за линию границы. Не было никогда никакой войны – и точка.
В Австрии осторожничающие германские генералы в первых числах января подошли на ближние подступы к Вене. В любом другом случае кайзер Вильгельм приказал бы крушить все подряд направо и налево, но в Австрии он хотел показаться своим будущим подданным добрым господином. Поэтому Вторая (или третья, если первой считать ту, что была при Фридрихе Великом) австро-прусская война шла в крайне щадящем, можно даже сказать, игривом режиме. Германцы нежно щипали австрийцев за ляжки и спрашивали: «Не пора ли сдаваться, камрады?». Некоторые сдавались, другие, избегая столкновений, отходили все ближе к столице. Идея, что все немцы должны жить в одном государстве, овладела массами по обе стороны фронта, а австрийские солдаты к тому же совершенно не хотели умирать за внезапно свалившегося им на головы «императора» Карла Первого и его регентов-кукловодов. Покойный Франц Фердинанд еще имел определенный авторитет во всех слоях общества, но о нынешних властях такого сказать
