Анжелика. Тени и свет Парижа - Анн Голон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он замялся и после секундного колебания открыл сундук. В нем, аккуратно свернутые и переложенные для аромата веточками лаванды, хранились юбки, корсажи, чепцы и шейные платки госпожи Буржю. Здесь нашлась и великолепная накидка с капюшоном из черного сукна, отделанная атласными лентами.
— Конечно, она была немного потолще тебя, — произнес ротисье срывающимся голосом. — Но при помощи булавок…
Он смахнул пальцем слезу и внезапно рявкнул:
— И нечего тут на меня смотреть! Выбирай.
Анжелика достала одежду покойной. Это были в основном скромные наряды из саржи или феррандина[59], но изысканная бархатная отделка, подкладка ярких тонов, тонкое белье — все это свидетельствовало, что к концу своей жизни хозяйка «Храброго петуха» стала одной из самых зажиточных торговок квартала. Она даже приобрела небольшую муфту из красного бархата, расшитую золотым цветочным узором, которую Анжелика примерила с нескрываемым удовольствием.
— Безрассудство! — снисходительно улыбнулся мэтр Буржю. — Она увидела ее в торговой галерее Дворца правосудия и прожужжала мне все уши. Я сказал ей: «Амандин, эта муфта, что ты с ней будешь делать? Она сшита для знатной дамы из квартала Маре, которая солнечным зимним днем ездит кокетничать в Тюильри или ко двору королевы». «Отлично, — ответила мне она, — значит, я буду ездить кокетничать в Тюильри или ко двору королевы». Это меня взбесило. Но я подарил ей эту муфту на день рождения. Как она радовалась! Кто бы мог сказать, что всего через несколько дней… она… умрет…
Анжелика еле-еле справилась с охватившим ее волнением.
— Я уверена, что ваша женушка с радостью взирает с небес на щедрость и доброту своего супруга. Я, конечно, не возьму эту муфту, она слишком красива для меня. Но я с удовольствием воспользуюсь вашим благородным предложением, мэтр Буржю. Сейчас я посмотрю, что мне подойдет. Пришлите, пожалуйста, ко мне Барбу, чтобы она помогла подогнать одежду.
Анжелика с радостью отметила, что первый шаг по направлению к цели, которую она себе поставила, уже сделан: она стоит перед зеркалом, а у ее ног горничная. Барба, набив полный рот булавок, испытывала сходные чувства, во всяком случае, она с видимым удовольствием без устали повторяла обращение «госпожа».
«И кто скажет, что все мое богатство состоит из нескольких су, которые мне дали цветочницы с Нового моста, и той милостыни, что каждый день посылает графиня де Суассон!» — подумала Анжелика, забавляясь.
Она выбрала корсаж и юбку из зеленой саржи, отделанной черным атласом. Фартучек из черного атласа, расшитый золотыми цветочками, дополнял образ зажиточной лавочницы. Пышная грудь госпожи Буржю была много больше маленькой крепкой и высокой груди Анжелики, так что в этом месте одежду не удалось подогнать по размеру. Но розовый шейный платок, затканный зеленым узором, позволил скрыть излишне свободный корсаж.
В небольшом мешочке Анжелика обнаружила незамысловатые драгоценности супруги ротисье: три золотых колечка, украшенных сердоликом и бирюзой, два крестика, сережки, но больше всего прелестных четок, целых восемь, некоторые из которых были сделаны из черного гагата, а остальные — из хрусталя.
Анжелика снова спустилась в зал. Волосы она спрятала под накрахмаленный чепец, в уши вдела серьги из агата и жемчуга, а на шею повязала черную бархатную ленточку с маленьким золотым крестиком.
Славный добрый ротисье не смог скрыть своей радости, увидев, как она грациозна.
— Святой Николай, ты напоминаешь мне дочку, которую мы так ждали, но которой у нас никогда не было! Иногда мы мечтали. Мы говорили: «Сейчас бы ей уже было пятнадцать, шестнадцать лет… Она бы сновала туда-сюда по нашему заведению, весело улыбаясь посетителям…»
— Вы так милы, мастер Жак, вы наговорили мне столько прекрасных комплиментов. Увы! Мне давно не пятнадцать, и не шестнадцать лет. Я мать семейства.
— Я не знаю, кто ты, — сказал мэтр Буржю, умиленно покачав головой. — Порой мне кажется, что ты ненастоящая. С тех пор как ты закружила в бешеном вихре мой дом, мне кажется, что все изменилось, даже время течет по-другому. Я не уверен, что ты не исчезнешь так же внезапно, как и пришла… И уж совсем далеким кажется мне тот вечер, когда ты появилась из темноты с волосами, разметавшимися по плечам, и сказала: «Нет ли у вас служанки по имени Барба?» Тогда у меня в голове как колокол зазвонил… Видно, он предупреждал меня о той роли, которую ты сыграешь в нашей судьбе.
«Я очень на это надеюсь», — подумала Анжелика. Но вслух она ласково упрекнула хозяина:
— Да вы были просто пьяны, вот у вас в голове и звонили колокола.
Все расчувствовались, ощущая себя на пороге чего-то неизвестного, и Анжелика сочла, что это неподходящий момент для беседы с мэтром Буржю о денежном вознаграждении, которое она надеялась получить за свою собственную работу и за труд ее маленького воинства.
Когда люди начинают мечтать, не стоит слишком резко возвращать их к реальной жизни. Анжелика решила направить всю свою безудержную энергию на то, чтобы в ближайшие часы разыграть роль очаровательной дочери хозяина трактира.
* * *Ужин, посвященный святому Вальбону, прошел с небывалым успехом, и сам святой мог пожалеть лишь об одном: что не может повторно воплотиться в бренном теле, чтобы самому принять участие в веселье.
Столы украсили три корзины с цветами. Сияющие мэтр Буржю и Флипо обслуживали гостей и подавали блюда. Розина помогала Барбе на кухне. Анжелика переходила от одной цветочницы к другой, отвечала на сердечные приветствия, следила за кастрюлями и вертелами, и то похвалой, то упреками подбадривала Давида, представленного великим знатоком южной кухни. И в самом деле, Анжелика не ошиблась, назвав юношу талантливым поваром. Он много знал, и только лень, а возможно, отсутствие подходящего случая помешали ему до этого дня проявить свои способности. Увлеченный задором Анжелики, воодушевленный ее похвалами, направляемый ею, юноша превзошел самого себя. И когда она вытащила красного от смущения повара в зал, гостьи устроили ему овацию. Дамы, разгоряченные добрым вином, сочли, что у Давида очень красивые глаза, они засыпали его вопросами, порой нескромными и игривыми, они обнимали, целовали и щекотали его…
А уж когда Лино взял в руки виелу, дамы не удержались и запели, размахивая стаканами. Потом они хохотали до слез, глядя на выступление Пикколо: обезьянка бесподобно передразнивала матушку Маржолен и ее товарок.
Между тем группа мушкетеров, прохаживавшихся по улице Валле-де-Мизер в поисках развлечений, услышав веселые женские голоса, ввалилась в зал «Храброго петуха», требуя «мяса и вина».
