Блюхер - Николай Великанов

С первых же боев стало ясно, что с армией Сунь Чуаньфана справиться будет нелегко. «Войска Сунь Чуаньфана дерутся отлично, — писал Блюхер. — Они отличаются от нас внешним видом, рослостью, хорошо снабжены, имеют много пулеметов и орудий. Несмотря на огромное техническое и численное превосходство, наша южная мелкота ведет себя в бою выше всяких похвал… Победу покупаем исключительно упорством, штыком и ночными атаками…»

Неудачное сентябрьское наступление на Цзянси войск НРА под своим личным руководством остудило пыл главкома Чан Кайши. Теперь Чан руководство войсками всецело отдал цзян-цзюню Галину. И Блюхер показал высочайшее искусство управления боевыми действиями. Пример тому — так называемая Наньчанская операция. В ходе ее корпуса НРА нанесли сокрушительные удары по району Дэань-Махуйлин, по городам Цзюцзян, Туцзяп и железнодорожному узлу Наньчан.

Цзянсийские войска были разбиты окончательно в первой декаде ноября. В плен взято около 40 тысяч солдат, захвачено огромное количество винтовок, пулеметов, несколько десятков орудий и другого вооружения. После освобождения провинции Цзянси НРА вступила в провинцию Аньхуэй и к концу ноября овладела ее столицей — Аньцином. Сунь Чуаньфан с остатками своей армии отступил к Шанхаю и Нанкину.

Овладев четырьмя важнейшими провинциями на Янцзы, гуанчжоуское правительство сразу же поставило вопрос о новой столице революционного Китая. Перемещение руководства в Центральный Китай было необходимо потому, что правительство рисковало превратиться в провинциальный гуандунский орган, не оказывающий серьезного влияния на ход революции. Новым центром со всех точек зрения целесообразнее всего было бы сделать освобожденный Ухань: там поднималась мощная борьба народа с компрадорской буржуазией. Но Чан Кайши высказался за Наньчан. Во-первых, Ухань был взят военными силами, которые Чаном не контролировались. Во-вторых, как лидер «правых», он был заинтересован в изоляции правительства от влияния широко развертывающихся массовых выступлений. Чан Кайши хотел добиться от ЦИКа гоминьдана форсирования продвижения армии на Нанкин и Шанхай. По взятии Шанхая он рассчитывал установить контакт с империалистическими силами и заручиться их поддержкой, чтобы окончательно расправиться с компартией и народным движением.

Между «правыми» и «левыми» гоминьдановцами началась борьба: «левые» — за Ханькоу, «правые», во главе с Чан Кайши, — за Наньчан. Для Чана Наньчан был наиболее желанной столицей, так как он мог служить приманкой для отдельных милитаристов. В те времена этот тихий город торговцев, ремесленников и мелкой бюрократии называли «теплым местом настоящих, бывших и будущих чиновников». Когда в Цзянси развернулось народное движение, то многие богатеи из провинциальных местечек сбежали в Наньчан.

И все-таки на заседании Политбюро ЦИКа гоминьдана было принято решение о переносе столицы в Ухань, и первая группа, составлявшая большинство гуанчжоуского правительства, переехала в Ханькоу. Вместе с ней перебазировались из Кантона и советские представительства, а также политические и военные советники.

Оставшиеся члены правительства и Чан Кайши сосредоточились в Наньчане. Бородин и Блюхер предостерегали «левых» гоминьдановцев: этот раскол — опасный предвестник трагического завтрашнего дня революции.

Первая группа правительственного большинства, переехав в Ханькоу, тут же объявила себя высшей властью. «Уханьцы» приняли постановление: всем членам и кандидатам в члены ЦИКа гоминьдана необходимо немедленно прибыть в Ухань на пленум. Чан Кайши, в свою очередь, в срочном порядке созвал в Наньчане Политбюро ЦИКа гоминьдана. Его не смущало, что заседание не было достаточно представительным, главное — разорвать ЦИК и склонить на свою сторону как можно больше колеблющихся «левых»…

Блюхер-Галин вместе со своими помощниками продолжал работать в частях Национально-революционной армии, недавно победившей отборные силы северных милитаристов. Но он видел, что «левые» все больше и больше проявляют колебания: они то принимали чрезвычайно революционные решения, то сдавали противникам свои позиции совершенно без боя. В противовес им Чан Кайши твердо держал курс на сосредоточение всей власти в своих руках, на подавление левых сил и проводил его весьма последовательно, искусно ведя при этом демагогическую маскировку. До победы в Северном походе Чан был более зависим от революционных сил, теперь же он мог вновь выступить активным проводником идей «20 марта». Его позиция отражала настроения и намерения всей китайской реакции, напуганной подъемом масс.

В Ханькоу, в условиях усиливающейся нестабильности в гоминьдане и, соответственно, в НРА, Блюхер почувствовал необходимость более тесного сотрудничества его аппарата военных советников с работниками политического аппарата Бородина. Бородин и Блюхер служили одному делу, однако их миссии — политическая и военная — функционировали раздельно и взаимной ответственности не несли.

Частые в последнее время встречи Бородина и Блюхера посвящались в основном обсуждению обстановки в Китае. Из этих обсуждений они делали важные для себя выводы. Главным и весьма неутешительным был следующий: «левые» в Ухане с каждым днем становились все ненадежнее, среди них наметилось расслоение. Набирала силу та часть гоминьдановцев, которая рассуждала так: «Нам мешают работать в массах коммунисты, значит, мы должны выбить коммунистов с их позиций в массах». Эти «левые» все более и более сближались с центристами и «правыми». В экономической и социальной политике они пытались во имя единства национально-революционного фронта сглаживать острые углы, по возможности избегать решительных действий даже тогда, когда к ним явно вынуждали обстоятельства.

Другая часть, наоборот, становилась на крайне революционные, даже экстремистские позиции. Эта часть, по характеристике Бородина, «бряцала оружием только на словах, на самом же деле она к решительной схватке не готовилась».

Чан Кайши умело использовал складывающуюся ситуацию. Он понимал, что для подавления масс надо в первую очередь лишить их руководства, и поэтому стремился ликвидировать гоминьдановские комитеты, где преобладали коммунисты и «левые». Главной силой, при помощи которой можно решить свои антинародные замыслы, он считал военщину. А она охотно сплачивалась вокруг Чана, ибо осознала: с революцией крестьян и рабочих ей не по пути.

Уже в ноябре — декабре 1926 года военщина стала самовольно подавлять революционное движение на местах. Некоторые командиры производили налеты на крестьянские и рабочие союзы. Вожаков народных объединений объявляли бандитами и жестоко избивали. Развертывающееся широкое революционное движение очень напугало многих офицеров и генералов — вчерашних горячих сторонников угнетенного народа — и бросило в стан самых ярых контрреволюционеров…