В плену нашей тайны (СИ) - Сью Ники

Я опустила голову, от нервного напряжения сжались мышцы. Кислород перестал насыщать легкие, а глаза вновь начали наполняться влагой. Пронеслась дикая мысль: все кончено, раз он молчит, значит — все кончено. Сердце словно замедлило ритм, а холод достиг подушечек пальцев.

Однако в этот момент случилось нечто невероятное: Ян вдруг протянул руки, коснулся моей талии и рывком притянул к себе, окутывая теплом горячих объятий. Я слышала его сердцебиение, чувствовала исходящий жар, и едва не плакала, от нахлынувших чувств. Мне все еще было страшно, вдруг Вишневский после оттолкнет, скажет, чтобы я уходила и никогда больше не пыталась с ним заговорить.

— Это был самый долгий месяц в моей жизни, — прошептал демон мне на ушко. От его нежного томного голоса спину осыпало мурашками. Я не выдержала и обхватила руками Яна, крепче прижимаясь, желая раствориться и стать единым целым с ним. С глаз покатались слезы.

— А может быть это сон, — продолжил Вишневский. Я всхлипнула, приподняла голову и замерла, разглядывая его губы. Горячее дыхание обожгло кожу, я не выдержала, приподнялась на носочки, и замерла буквально в паре миллиметров от его губ. Вены словно залились расклеенной лавой, по горлу струился холодок, а сердце, оно как будто перестало биться, будто ждало момента, когда в него вдохнут жизнь.

— Ева, — прошептал Ян, он смотрел каким-то пьяным, одурманенным взглядом. Казалось, мы не стоим, плывем где-то в теплом море, позволяя волнам уносить нас дальше от всех мирских проблем.

— Ты такая красивая, — Вишневский улыбнулся, обжигая своим взглядом мои губы.

— Тогда…

— Да, я не… эм, — голос отца Яна подействовал отрезвляюще. Мы как по команде сделали шаг назад, отвернулись, будто нас поймали за чем-то непристойным. Я жутко смутилась, покраснела, часто вдыхая и выдыхая, а вот демон и глазом не повел, хотя нет, он явно удивился, но не настолько, даже когда в проходе появилась его мама.

— О, Дима, ты вернулся так рано? — Анна вовремя заговорила, иначе и не знаю, мы бы тут с ума сошли от неловкости, по крайне мере, я точно.

— Да, а это… — Дмитрий показал на меня указательным пальцем, выгнув бровь. Выглядел для своих лет он довольно хорошо: подтянутый, высокий, классическая рубашка и джинсы придавали ему молодости, а кеды на ногах, добавляли мальчишечьей расхлябанности. Взгляд у него был такой выразительный, мужественный, глубокий. И пускай я знала, что Ян с Дмитрием не родные, однако даже в их внешнем виде прослеживались какие-то общие черты.

— Это Ева Исаева, — улыбнувшись, сказала Анна.

— Да вы что? — Старший Вишневский как-то уж больно наигранно удивился, глянув на Яна.

— Па… — демон внезапно тоже улыбнулся, но виновато, что ли.

— Слава богу, госпожа Исаева, вы пришли!

— Папа, слушай…

— Дима, — все семейство вмиг обратило свой взор на мужчину, а я, наоборот, попятилась, правда за спиной оказалась стена, в которую я уперлась лопатками. И опять негативные мысли хлынули в голову сумасшедшим потоком. Если мать Яна меня простила, это же не значит, что простили все.

— Что Дима? — крикнул раздраженно Вишневский старший. — Мне уже порядком надоели эти ночные бродилки, вонь от дешевого спиртного и каждодневное «Ева».

— Папа, не надо, ты это… — некогда уверенный голос Яна сделался совсем податливым, словно он чувствовал за собой вину. Я уже хотела извиниться, собственно, раз пришла, то почему бы и нет, как Дмитрий продолжил свою речь.

— Что значит «не надо»? Ева, — мое имя прозвучало достаточно резко, я даже вытянулась по стойке смирно и подняла голову, пытаясь выдержать удар. — Прошу вас, вы как-то с нашим сыном уже давайте миритесь. Можете хоть к нам жить переезжать, потому что этот вой умирающего лебедя вот где сидит.

— Пап…

— Что пап? Любишь девушку, так скажи ей это, а не с бутылкой целуйся. И мать вас благословит, прости господи.

— Дим, я уже, — Анна улыбнулась, правда кому, я не поняла. — Пойдем, пусть дети поговорят, обнимутся. Ты им мешаешь.

— В смысле мешаю?

— Они бы сейчас могли целоваться, а ты тут устроил. Давай, пойдем к садовнику, деревья обсудим.

— А, так вы планировали целовать? — хмурое лицо Дмитрия вдруг озарилось теплой улыбкой, что окончательно меня смутило. Казалось, вокруг происходит нечто очень странное, нереальное. Ведь разве возможно, чтобы родители Яна сами желали наших с ним отношений?..

— В смысле благословила? — демон, который до этого помалкивал, неожиданно разразился эмоциями, будто до него, наконец, дошло все происходящее. Глаза Вишневского вспыхнули огоньком, а сам он выпрямился, провел рукой по волосам, продолжая взирать на мать с изумлением.

— Мне нравится Ева, — с улыбкой ответила Анна, подхватив Дмитрия под руку.

— Но как же… — откашлявшись, прошептал Ян. Видимо он тоже задумался про мою ошибку, и больницу, приходя в замешательство.

— Сынок, глупость какая, — отмахнулась мать демона, положив голову на плечо мужу. Они походили на молодоженов, влюбленных и счастливых. — То была моя ошибка, отголоски воспитания. Рано или поздно, тайна бы все равно раскрылась. Вы здесь абсолютно не причем. Но ты, конечно, зря рассказал секрет Евы. Так не делается, сынок.

— Что? Я не… постой, что? — Ян перевел взгляд на меня, выгнув бровь. — Я ничего никому не говорил. С чего ты взяла это?

— Потому что… потому что… — я запиналась, сама, не зная, почему. Просто обида тогда укусила, ревность взыграла, глупость женская. И вроде надо признать недальновидность, а вроде и говорить о таком стыдно.

— Ну так? — напирал Ян.

— А не надо было гулять в воскресенье с Кариной, а потом сидеть с ней за одним столиком! — выпалила как на духу я, ощущая, как щеки заливаются румянцем. Хотелось провалиться под землю, накрыться одеялом или вообще исчезнуть.

-Дим, пойдем, — шепнула Анна мужу. Я с благодарностью посмотрела на нее, итак, неловко, а перед взрослыми неловко вдвойне.

— Погоди, может…

— Дима, пошли! — мать Яна практически силой вытолкала Дмитрия из кухни, оставляя, наконец, нас с демоном вдвоем. Впереди предстоял разговор по душам. Тот самый, который должен был случиться еще пять лет назад, но почему-то не состоялся, и я жутко нервничала.

Глава 42

Ян

Я не сразу понял, как Ева оказалась у нас дома. Откровенно говоря, вообще не понял, думал, сплю или от градусов начались галлюцинации. И даже после прохладного душа, Исаева никуда не исчезла. Сидела себе на кухне, вполне реальная, до ужаса красивая. Нет, я заметил, как она осунулась, куда-то пропала былая яркость, даже щеки побледнели. Но все равно Ева была прекрасной, настолько, что мне было тяжело отвести от нее глаз.

Пока не видел ее, казалось, отпускает, а теперь тоска, будто лавиной накрыла, сжала горло, перекрывая подачу кислорода. Сколько можно пытаться убегать от собственных чувств, сколько искать двери в доме, в котором сплошные стены?.. А когда я обнял ее, вдохнул знакомый запах, от шеи вдоль позвонка мурашки прошлись, внутри что-то вспыхнуло, заискрило. Я и не дышал, просто смотрел на свою неземную девочку, и отказывался понимать, почему не могу любить ее.

Слова матери, конечно, поразили. С какой легкостью она заявила, что одобряет наши отношения, что ей нравится Ева. Пять долгих лет я жил с одной единственной мыслью — глубокой вины. Мне казалось, мать ненавидит Исаеву, злится на меня, казалось, она никогда не простит нам ошибок детства. А мама просто отступила, улыбнулась и позволила самостоятельно решать свою судьбу.

Сказать, что я прибывал в шоке — ничего не сказать. Мне хотелось переспросить у матери, уточнить, правильно ли она поняла, и не постигла ли ее амнезия, а может все дело в таблетках, которые прописали врачи. Однако теплота в глазах мамы, ее ангельская улыбка и эти нравоучения отца, окончательно выбили почву из-под ног.

Я подошел к Еве, нерешительно взглянул на нее, а она поспешила отвести взгляд, словно правда смущала девчонку. Нам нужно было поговорить, только, как начать разговор я понятия не имел, да и, откровенно говоря, не на кухне же раскрывать души. Поэтому взял Исаеву за руку, и потянул за собой в спальню. Она вздрогнула, как только я переплел наши пальцы, однако не оттолкнула. Я и сам дрожал от столь пьянящей близости, терял рассудок. Хотел послать к черту все разговоры, развернуться и впиться губами в ее губы. Тоска и без того разрывала сердце. Но если мать дала зеленый свет, не значит, что я и Ева готовы на него проехать. Мне все еще требовалось понять, что все происходит наяву, а не во сне.