Швабра, Ленин, АКМ. Правдивые истории из жизни военного училища - Александр Сладков

Однажды Большого замучила совесть. Я об этом вчера узнал, когда стоял дневальным по роте. Является, значит, к моей тумбочке ночью Большой. И не стоит, а ходит, ходит вдоль стеллажей с шинелями, как привидение, в своей карликовой белуге.

– Ты чего не спишь?

– Да вот… Сон дурной приснился.

– Ну-ка!

– Снится мне, что настала среда. Пора строиться для убытия в манеж, на тренировку. А старший у нас сержант, Кузя. Так он выходит из канцелярии и говорит: «Большой! Ротный сказал, что ты в город не пойдешь». Я говорю: «Как же это? Пойди еще попроси!» Он еще раз сходил и говорит: «Ротный приказал тебя повесить. В умывальнике».

– Во как! А ты?

– Побежал к тебе да к Климу. «Вы, говорю, повесьте меня, а потом, как Кулаков уйдет, быстро снимайте и несите в санчасть!»

– Ну и чего?

Большой мнется. Мне даже кажется, что он на меня сильно обижен.

– Чего, чего – ничего!! Повесить-то вы меня повесили, а в санчасть не отнесли! Уснешь тут! С такими друзьями!

Бред какой-то. Хотя… Хочется мне иногда Большого повесить.

И не снимать… Вечно подхамливает!

А вот сейчас посмотрели футбол. Мы проиграли. Седьмая рота взяла верх. Футболисты наши идут гурьбой. Грязные, потные. Матерятся. А что ругаться? Ничего, мы свое в борьбе возьмем. С гирьками-то на яйцах.

Уже походы в чипок проходят без всяких интриг, нет вопроса: удастся поесть или нет? Конечно, удастся. Это первый курс не поест. А ты – обязательно.

Саня Дегтярников (Большой), Игорь Клименок и я. У меня в руках какая-то папка. Видать, дали подержать

Уже комбат – подполковник, а Мандрико – старлей. Уже не так страшны спортивные праздники по воскресеньям, когда умираешь на кроссе, когда тебе вдогон училищный оркестр выдувает из труб «польку-бабочку». Правда, тут у нас на одном из забегов случился конфуз. Мы побили олимпийский рекорд. Случайно.

Все было как обычно. Запустили наш батальон на тысячу метров. Схема такая: все мы, по четыре человека, с номерами, повязанными на спину и на грудь, выстраиваемся в одну шеренгу.

– Марш!

Полминуты – и следующая четверка, следующая.

Дистанция устроена так: старт оборудован у дверей штаба. Там же комбат с биноклем. Наблюдает за соблюдением маршрута. Курсанты по прямой бегут пятьсот метров, выбегают за КПП № 1 метров на тридцать. Огибают такую фанерную фигурку, что-то типа солдатского кладбищенского обелиска с надписью по бокам «Финиш» и «Старт», и по той же прямой бегут обратно к штабу. И вот настал черед пятьдесят второй учебной группы. Побежали. Финиширует первый. Второй. Третий. И, о ужас, вернее, о счастье! Вот только что, здесь и сейчас, побит мировой рекорд! Начальник кафедры физподготовки полковник Титовский в замешательстве. Офицеры разводят руками. Результат английского бегуна, двукратного олимпийского чемпиона Себастьяна Коу, две минуты двенадцать секунд, показанный им в трусах и в майке, в шиповках, в восемьдесят первом году в Осло, – низложен. И кем? Пашей Ловгачем, который из четырех минут-то никогда не выбегал. А тут в обычном х/б, в тяжеленных юфтевых сапогах пятьдесят шестого размера Паша пролетел тысячу метров за две десять. Вся пятьдесят вторая улучшила результат британца. Хорошо, что забег остановили, а то пришлось бы писать в Книгу рекордов Гиннесса. Эх… Наши преподаватели как в другом мире рожденные. Рекорд, рекорд. А как? Да все очень просто. Во-первых, когда ты стартуешь на километр, ты уже знаешь: там, на трассе, в кустах напротив клуба сидит твой друг с таким же, как у тебя, номером на груди и на спине. Одолженном на другом курсе. Подбегая, ты падаешь в кусты, он, как черт из табакерки, выскакивает вместо тебя на трассу. Пока он бежит часть дистанции, ты в кустах отдыхаешь. Вот друг бежит обратно, и вы меняетесь. Мало того, еще через пятьдесят метров к тебе выскакивает группа поддержки. Двое хватают впереди за ремень и буксируют, третий толкает в спину. Комбат видит это все в бинокль, накчкафедры физо полковник Титовский орет в мегафон, но поддержка сваливает только метров за триста до финиша. Частенько перед установкой дистанции фанерно-спортивный обелиск курсанты пытаются незаметно подвинуть чуть ближе к штабу, сокращая дистанцию. И вы знаете, удается. Когда этот маневр раскрывают, на старте начинается переполох.

– Не сметь трогать тумбу!!!

Теперь вот следят за ней в бинокль. Но сержанты Анисимов и Онищенко из пятьдесят второй группы… Разве это для них проблема? Они додумались посадить в обелиск Чижа. Самого маленького курсанта нашего батальона. Чиж, когда настал черед стартовать пятьдесят второй группе, незаметно эту тумбу поднял и засеменил вперед. Обзора у него не было, и он увлекся. Вот и сократил дистанцию метров на двести, не меньше. Отсюда и рекорд. Сколько ни запускали потом пятьдесят вторую группу отдельно, по гаревой дорожке на стадионе – результат повторить не удалось. На общую «тройку» еле натянули.

Наш великий долгожданный праздник! Спортивный.

Кросс до упаду под музыку нашего училищного духового «бэнда». Я поднимаю два пальца в надежде на победу. Остальные пялятся на бог весть как к нам забредшую физкультурницу

Опыт приходит не только к курсантам, но и к преподавателям. В дальнейшем вместо фанерной конструкции у КПП № 1 высаживали на стуле прапора с аппаратом Та-57. И он докладывал на «Старт» обо всех передвижениях. Когда и какой номер его обогнул. Красота.

Легкоатлетические кроссы постепенно сходят на нет. Их свято место занимают лыжи. Опять зима. Опять мороз. Опять «пятьсот сибирских километров».

Заболел я. Реально заболел. Горло саднит, будто по нему банником артиллеристским прошлись, окунув перед этим в песок. Больно… Слюну глотаю, как раскаленный свинец. Кашляю. Да что там… Захожусь так, что скоро кадык оторвется. Морозит. Трясет, словно у меня отбойный молоток в легких торчит. Пару раз ночевал на матрасах в сушилке. Потел, как во время кросса на Черную речку. Хорошо, что на улице минус сорок. Холодно, зарядка запрещена. Разрешена прогулка. Бродим колоннами по КВАПУ в рассветном тумане. Как тени гитлеровцев, взятых в плен в Сталинграде. Только бойцов НКВД в ватниках, с «ППШ» вдоль колонн не хватает. И псов конвойных, хватающих нас, курсантов, за полы шинели… «Гав, гав, гав!!!» Может, у меня жар? Да, жар. Скорее всего, я брежу. Надо идти сдаваться в санчасть. Глядишь, поместят в лазарет. Отлежусь, оклемаюсь.

– Товарищ сержант…

Вроде третий курс, а с младшими командирами у меня все никак отношения не наладятся. Ведут себя как феодалы, а мы их вассалы. Ладно, подождем. Еще парадными кителями своими офицерскими у меня сортир в казарме будете драить. В ночь перед выпуском. Еще загоню я вас на трубу кочегарную. Будете у меня оттуда «Помогите» кричать. Придет время. А пока в наших отношениях сплошной церемониал. Вот сейчас обращаюсь к графу, тьфу ты, к сержанту Ершову: