Рапалло – великий перелом – пакт – война: СССР на пути в стратегический тупик. Дипломатические хроники и размышления - Александр Герасимович Донгаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В результате этих претензий и угроз в отношениях между двумя странами к середине лета 1940 г. создалась обстановка кризиса, живо напоминавшая Хельсинки ситуацию в Прибалтике накануне предъявления советских ультиматумов всего двумя месяцами ранее. «Народ, – вспоминал Маннергейм, – в этой серии нажимов увидел начало такого же спектакля, какой был разыгран на южном берегу Финского залива» [39, c. 353]. Не кончающиеся нападки Москвы вынудили Финляндию искать спасение у Германии. Стремясь заручиться ее поддержкой, в Хельсинки, по словам финского министра иностранных дел Р. Й. Виттинга посланнику Блюхеру, взяли курс на «сформирование правительства, ориентированного исключительно на Берлин». Чтобы «не разбудить советскую собаку», Блюхер посоветовал скрытный образ действий. [82, p. 121–122]. Германию беспокоила угроза нового нападения СССР на своего соседа, о которой Кейтель доложил Гитлеру 10 августа. Уже через два дня фюрер принял решение разрешить поставку вооружений Финляндии, а также рассмотреть другие возможности ее непрямой поддержки и ободрения [82, р. 460, 467].
Одной из таких мер стало соглашение о военном транзите. В августе 1940 г. правительство Финляндии приняло предложение Берлина начать переговоры о пропуске через территорию страны военных грузов и подразделений Вермахта из Рейха в северную Норвегию (район Киркенеса) и обратно. 22 сентября соглашение о транзите было подписано. Оно имело для Финляндии известное практическое значение, т. к. Берлин был готов расплачиваться поставками столь необходимого финской армии оружия.
Главной все же была политическая сторона вопроса, поскольку соглашение о транзите по существу являлось договоренностью о германской гарантии безопасности Финляндии от нападения со стороны СССР. Гарантия возникали не из военной мощи следующих транзитом в три этапа подразделений общим числом 5538 человек, включая раненых, больных и отпускников, а из самого факта их присутствия: в случае начала боевых действий в Финляндии СССР должен был учитывать опасность задеть подразделения Вермахта со всеми вытекающими последствиями. Более того, в условиях боевых действий сам транзит становился невозможен, что больно ударяло по германским интересам и могло вызвать серьезное напряжение в отношениях между Берлином и Москвой. Соглашение о транзите, таким образом, связало Кремлю руки в отношении Финляндии. Вот почему на ноябрьских переговорах с Гитлером в Берлине Молотов с такой настойчивостью требовал от того вывода германских войск из страны. Маннергейм полагал, что если бы это соглашение не было достигнуто, «уже осенью 1940 года мы стали бы жертвой новой агрессии» [39, c. 358]. Такого же мнения придерживалось и командование Вермахта [82, p. 460].
Маршал был не далек от истины и ошибся только в вопросе о сроках планируемого нападения. Первый раз идея повторной кампании против Финляндии родилась вскоре после Зимней войны, в недели «военной паники» мая – июня 1940 г., о которой упоминалось в Главе 4. Полагая германское нападение на СССР скорым и в высшей степени вероятным и руководствуясь новой концепцией «активной обороны», командование Балтфлота принялось разрабатывать планы упреждающих мероприятий в зоне своей ответственности, которой являлись Восточная Балтика и Финляндия. В докладных записках, направленных командованием флота в Главный морской штаб в первых числах июля 1940 г., предлагались, например, «…захват Аландских островов во всех случаях обстановки на Балтике и немедленно… Наступление наших сухопутных сил на север от базы Ханко и на запад от Выборга (т. е. на Хельсинки. – Ред)… Немедленно, в этом же году, получить Аландские острова и возможность реального контроля над всеми финскими базами в Финском заливе любыми средствами – вплоть до войны» и даже «решить вопрос самостоятельного существования Швеции и Финляндии в пользу СССР и сделать Балтийское море внутренним морем» [см.: 96, с. 219]. Представляется очевидным, что эти наполеоновские планы, официально предлагавшиеся флотским начальством, подпитывались общим настроением в политических и военных верхах.
Можно предположить, рискуя, впрочем, ошибиться, что в тот раз «спасла» Финляндию Румыния: внимание Москвы переключилось на решение бессарабского вопроса, а одновременно вести две локальные войны было слишком накладно с материальной и политической точек зрения. Тем более что паника постепенно улеглась, и стратегическое планирование на финляндском направлении вернулось в обычное русло. 18 сентября 1940 г. Наркомат обороны и генштаб РККА представили Сталину в виде «Записки» предложения, предусматривавшие окончательный военный разгром Финляндии и оккупацию всей ее территории [103, док. № 118; 45, ф. 16, оп. 2951, д. 237, л. 138–156]. Политически примечательно, что Записка ни в малейшей степени не увязывала эту кампанию с задачей противодействия попыткам армий третьих стран использовать финляндскую территорию для нападения на СССР. Речь шла исключительно о разгроме вооруженных сил самой Финляндии. 5 октября Сталин в целом одобрил предложения Тимошенко и Мерецкова и вернул Записку на доработку с учетом ряда своих замечаний. К 25 ноября окончательный вариант Записки был подготовлен; при этом поставленные перед РККА задачи на финляндском направлении остались практически без изменений. Командованию ЛенВО предписывалось разработать детальный план операции к 15 февраля 1941 г.
Исполняя директивные указания, штаб округа доработал и в январе 1941 г. представил руководству страны план новой войны против Финляндии, в соответствии с которым РККА и Балтфлот незамедлительно, но скрытно приступили к выполнению всего комплекса подготовительных мероприятий. Предусматривая нанесение основного удара со стороны советско – финской границы, план предлагал «этот удар сочетать с ударом на Гельсингфорс со стороны полуострова Ханко», для чего гарнизон базы усиливался путем переброски на нее дополнительно 1–2 дивизий [45, ф. 16, оп. 2951, д. 237, л. 138–156]. Предложение было принято, и директивой штаба округа гарнизону базы предписывалось «обеспечить сосредоточение и высадку подходящих частей в порт Ханко» [95, ф. 25888, оп. 3, д. 189, л. 1]. К обороне Ленинграда все это, однако, не имело никакого отношения.
Одновременно с военными приготовлениями Москва раздувала политический конфликт с Хельсинки. Второй за год пик кризиса пришелся на декабре 1940 – январь 1941 гг., когда Кремль резко взвинтил ставки в развязанной им войне нервов. Советские требования к Финляндии и следовавшая за ними ритуальная угроза рассматривать отказ подчиниться едва ли не как объявление войны сыпались как из рога изобилия. В беседах с Паасикиви 6 и 18 декабря Молотов предупреждал посланника, что реализация проекта шведско – финляндского оборонительного союза перечеркнет мирный договор между Финляндией и СССР. Также нарком заявил, что «в интересах мира» советское правительство не желает участия в предстоявших президентских выборах видных политических деятелей – В. Таннера, К.-Г. Маннергейма и П.
