«Крот» в генеральских лампасах - Владимир Матвеевич Чиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как только подумаю, что участник войны, генерал советской разведки пошел на такой чудовищно преступный шаг… Нет, в это трудно поверить.
— Вы можете сомневаться, товарищ генерал армии, сколько угодно, а я — нет! И все это оттого, что вы не так хорошо знаете его, как я! — мгновенно отреагировал Гульев.
Такая категоричность собеседника обеспокоила Ивашутина. Он вернулся к столу и, скользя взглядом по служебной записке, словно для самого себя шепотом произнес:
— Что же нам делать с ним?
Потом вскинул голову и, посмотрев на Гульева, чуть громче опять спросил:
— А какие у вас, Леонид Александрович, могут быть предложения в отношении Полякова?
Гульев, не задумываясь, ответил сразу:
— Надо сообщить о нем куда следует. Я имею в виду КГБ. Пусть там проверяют обоснованность наших подозрений. Пора нам вносить ясность в это дело. И чем раньше это будет это сделано, тем будет лучше для нас всех.
Генерала армии Ивашутина не покидало тревожное чувство, что Поляков давно уже вел двойную игру, но чувства — это одно, а доказательства — совсем другое. А доказательств-то как раз нет никаких.
Генерал армии Ивашутин прошел большую жизненную школу: в 1939 году был направлен в органы госбезопасности, участвовал в Финской и Великой Отечественной войне, в 1951 году стал первым заместителем председателя МГБ СССР. А в начале 1963 года его назначили руководителем ГРУ и заместителем начальника Генштаба. Он был уверенным в себе человеком, умеющим не только ставить общие задачи, но и вникать в мельчайшие детали оперативных дел военной разведки. Всегда был осмотрителен и осторожен не только в сложных ситуациях, но и в мелочах. Обдумывая и взвешивая свою досадную ошибку с назначением Полякова на должность начальника разведывательного факультета, он твердо решил для себя где-то через год или два отправить его опять в загранкомандировку в какое-нибудь посольство, где контрразведка КГБ могла бы проконтролировать все его контакты с американцами.
* * *
Генерал-майор Поляков интуитивно чувствовал, что среди некоторых офицеров ГРУ существует по отношению к нему какое-то недоверие и отвращение. И даже едва заметная подозрительность. Видя все это и понимая, что его перебросили в академию только для отвода от загранкомандировок, он повел себя в высшей степени осмотрительно: уничтожил хранившиеся дома тайнописные копирки, письма-прикрытия, шифротаблицы, инструкции по зашифровке и расшифровке тайнописных сообщений.
Угнетающее однообразие полупустых учебных дней в академии, бесконечное ожидание чего-то, хотя было ясно, что ждать теперь нечего, сменялось пустыми снами. Они помогали забыться лишь на короткое время. И ничего нельзя было изменить. Жизнь сложилась так, как сложилась. Но со временем острота восприятия происходящего вокруг него начала притупляться, вживание в преподавательскую среду и руководство факультетом шло у него как по маслу, он заслужил уважение среди новых коллег и курсантов. Больше появилось и свободного времени для работы над кандидатской диссертацией, сбором материалов для которой он занимался еще в центральном аппарате, хотя на самом деле под прикрытием разработки диссертационной темы он добывал тогда для ЦРУ секретные сведения.
А тем временем посольскую резидентуру американской разведки в Москве все больше тревожило долгое молчание Бурбона. Спустя полгода в его квартире сработал в радиосигнализаторе сигнал «лампочка», который предусматривался условиями связи и означал вызов на экстренную связь. Составив текст «выхожу на связь по сигналу “лампочка”», он отправил его в посольскую резидентуру ЦРУ. Однако ответа не поступило. В очередной по графику сеанс радиосвязи он снова передал свое сообщение, уведомив и о том, что в предыдущий раз по их вызову выходил на связь по сигналу «лампочка», но ответа не получил.
Ответ пришел в тот же день: «Сигнализатором на связь вас не вызывали. Причину его включения уточняем. Приступайте к подбору тайников и направляйте нам их описание. Желаем успеха».
Третий сеанс радиосвязи Поляков провел в феврале 1977 года и сообщил американцам о том, что подобрал тайник в районе бань на Рочдельской улице. Основным способом сбора шпионской информации являлось для Бурбона фотографирование секретных документов и учебных изданий с помощью фотоаппаратов «Никомат», «Никон-2» и «Тесина». Имея хорошие навыки в работе с любой фотоаппаратурой, от производил съемку «с руки», без использования каких-либо приспособлений или штативов для фиксации фотоаппарата. Работая в Военно-дипломатической академии, Поляков занялся пересъемкой материалов секретного журнала «Военная мысль», издававшегося Генштабом Министерства обороны СССР. Это периодическое издание содержало взгляды ведущих советских военных стратегов. «В то время, — отмечал впоследствии бывший директор ЦРУ Роберт Гейтс, известный специалист-аналитик по советским делам при президенте Буше-старшем, — шли серьезные дебаты по вопросам военной доктрины и стратегии с точки зрения использования вооруженных сил в войне и возможно ли выиграть ядерную войну. Ответы на эти и другие вопросы мы находили и в советском журнале “Военная мысль”…»
Фотографированием содержания ста номеров этого журнала Поляков занимался в обеденный перерыв, потому что часто держать кабинет начальника факультета закрытым в рабочее время было бы подозрительно. Экспонированные пленки хранил, как правило, дома и на даче. Передавал их всегда в непроявленном виде. Проявление можно было делать только специальным раствором; если же проявлять обычным способом, то они оказывались бы пустыми.
Пересняв в течение трех месяцев более ста номеров «Военной мысли», Поляков, используя свои поездки на дачу, подобрал для тайников два места на Московской кольцевой дороге между Ленинградским и Щелковским шоссе у километровых столбиков с отметками «81» и «101». В качестве контейнера для закладки информации использовал обычный кирпич, имеющий полую середину, разделенную несколькими перегородками. Вырубив две-три из них, он помещал в полость четыре фотопленки и укреплял их внутри с помощью пластилина, чтобы не болтались и не издавали звука. Затем забрызгивал цементом кирпич, придавая ему вид бывшего в употреблении, и на другой день, убедившись в своей безопасности, оставлял его у столбика с отметкой «81».
В другой раз в соответствии с графиком закладки тайника он сообщил, что контейнер-кирпич будет находиться на отметке «101» при движении к
