По следам неведомого - Ариадна Громова

— А что же вы видели у них? Пластинки или еще что-нибудь? — перебивая друг друга, спрашивали мы.

Мендоса закрыл глаза, вспоминая.

— Были пластинки… — сказал он. — Разные пластинки желтые, серые, синеватые. Были еще разные вещи, очень яркие и красивые. Было что-то вроде рамки для портрета…

Соловьев вынул из бумажника цветные фотографии.

— Вот такая? — спросил он, протягивая Мендосе снимок голубой рамки из гималайского храма.

Мендоса всмотрелся с изумлением.

— Да, похоже, очень похоже! Только у немца она была зеленая.

— Так вот что, сеньор Мендоса, — сказал Мак-Кинли. — Вы, насколько я понимаю, хотите нас проводить в это место. А далеко оно? Покажите на карте, хоть примерно.

Мендоса долго изучал карту, потом уверенно ткнул пальцем в место к северу от Аконкагуа. Мы задумались. Идти далеко и трудно, Мендоса болен.

— Ну, что же, как это ни неприятно, джентльмены, но придется нам шока вернуться в Сант-Яго, — резюмировал Мак-Кинли.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Я уверен, что случай на тропе только ускорил признание. Мендоса и без того рано или поздно рассказал бы нам все. Недаром он так волновался все время, раздумывал — это ведь было заметно. Ему только трудно было поверить, что там, куда мы идем, нет золота, что наша тайна совсем другого рода. А, уверившись в этом, он заговорил бы. Теперь же получилось даже эффектней — а Мендоса, как истый южанин, любил эффекты.

Вообще он мне чем-то нравился, и я с ним очень много разговаривал на обратном пути в Сант-Яго. Маша подсмеивалась, будто я, мол, стараюсь перевоспитать Мендосу. Но уж если кто и мог бы перевоспитать этого упрямого парня, то, конечно, она сама. Мендоса и раньше на нее частенько поглядывал, а уж после того, как Маша его вытащила из пропасти, прямо-таки млел от счастья, увидев ее. Даже мечтательный Осборн заметил это.

— Видимо, нашему спутнику нравятся смелые женщины, — сказал он.

— Да, у него сердце болтается на конце веревки, — съязвил Мак-Кинли.

Но Мендоса ко всем нам относился теперь очень нежно, а ко мне особенно — из-за того, что я друг Маши, что ли… И мы подолгу беседовали.

Я объяснял ему, что тайна небесных гостей богатства не принесет, что сокровища инков тут не при чем; говорил о задачах нашей экспедиции. Мендоса вначале слушал хоть и с интересом, но недоверчиво. Тогда я рассказал ему, что произошло в Гималаях. Это его сразило. Он чуть не плакал, слушая мой рассказ, нетерпеливо переспрашивал, ахал от ужаса и сочувствия. После этого он долго думал и на следующем привале спросил:

— А почему же немец и швейцарец не заболели Черной Смертью?

— Не знаю; наверное, там не было ядерного горючего.

— А если все же оно там окажется? — с тревогой спросил Мендоса. — Матерь божья, а ведь я хотел идти туда без всякой защиты!

Я ему начал рассказывать о «Железной маске». Он недоверчиво и сердито смотрел на меня, потом решительно сказал, что такого быть не может и что с моей стороны нехорошо шутить.

— Да это чистая правда! — смеясь, уверял я. — Вот, посмотрите фото!

Мендоса долго смотрел на фотографию и слушал мои объяснения. Все же он, видимо, поверил не до конца: потихоньку от меня спрашивал Соловьева, Машу и даже Мак-Кинли. Убедившись окончательно, он был потрясен. На следующем привале он спросил меня:

— Если у вас есть такие вещи, значит, вы богаты? Значит, вы идете не ради богатства? А ради чего же?

Я оказал, что ради науки. Мендоса нетерпеливо возразил:

— О да, наука, я понимаю! Не думайте, Алехандро, что я такой невежественный и ничем не интересуюсь, кроме денег! — Тут он помолчал и почти шепотом добавил: — Я ведь не всегда хотел денег! Но я хотел учиться, а м. не не дали учиться. Я хотел стать адвокатом. Но не было денег, и я только два месяца ходил в университет Сант-Яго… да, я там учился! А потом я встретил одну девушку… но это долго рассказывать… и опять все дело было в деньгах! И тогда я сказал себе: «Луис, только деньги дадут тебе свободу! Без денет ты — жалкий раб!» И я стал добиваться денег… нет, не для девушки, она уже вышла замуж, и я один на свете… Но я не об этом хотел… Так вот, Алехандро, о науке. Наука должна помогать людям, ведь так? Если б я был адвокатом, я мог бы защищать людей от несправедливых обвинений. Врач — лечит болезни. Инженер — строит дороги, мосты или управляет машинами. Они приносят пользу людям. А какая польза людям от того, что вы найдете следы этих небесных гостей? Они были и ушли, сейчас их нет. И зачем они нам? Люди между собой и так часто воюют; зачем же им еще пришельцы с неба?

— Луис, если люди узнают, что в пространстве, кроме них, обитают другие разумные существа, может быть, это и объединит их! — воскликнул я, повторяя слова Осборна.

Мендоса задумался.

— Может быть, так, — сказал он, покачивая головой, — а, может быть, и совсем не так. У людей многое рождает вражду. Вы ведь знаете, что было, когда европейцы открыли Америку и кинулись на нашу несчастную землю! Индейцы для них и они для индейцев были все равно, что люди с разных звезд. Разве от этого люди начали меньше враждовать между собой? О нет! Америка была залита кровью, а пришельцы спорили и дрались, и все делили и делили между собой землю, которую даже узнать не успели! Что им были индейцы, что им за дело было до наших сокровищ, до наших храмов и дворцов. Они все разрушили и разграбили!

— Луис, вы кем себя считаете — испанцем или индейцем? Ведь, судя по фамилии, вы — потомок завоевателей? — спросил я, пораженный горечью, которая звучала в его голосе.

— Я — чилиец, — ответил он. — У нас почти все метисы. И я ведь вовсе не осуждаю конквистадоров — о нет! Люди есть люди. И власть инков тоже была тяжелым ярмом. Мои предки с материнской стороны — арауканы — были свободолюбивы. Они были простые люди, охотники и рыболовы, они не хотели строить дворцов и храмов, не ценили золота. И они не пустили к себе ни инков, ни испанцев. Они долго боролись за то, чтоб жить так, как они хотят. Но и эта борьба кончилась так, как должна была кончиться: победил сильнейший!

— А сейчас арауканы существуют? — спросил я.

— Они живут в лесах за рекой Био-Био, — угрюмо ответил Мендоса. — Стоило ли столько сражаться, чтобы человечество в конце концов даже не знало, существует ли такой народ! Педро де Вальдивия пришел к ним с огнем и мечом. Они победили дикари победили опытного воина! — а слава досталась ему, побежденному захватчику!. Его именем назвали город на побережье, его статуя стоит в Сант-Яго… А наши арауканы, кто о них знает? Нет, нет, Алехандро, открытие новых миров тоже не принесет счастья людям!