Патриарх Филарет. Тень за троном - Андрей Богданов

Даже давая защиту опальным, священники не должны были ставить крещение условием спасения. Язычников, буддистов и магометан следовало «к себе приучать и приводить ко крещению с любовью, а страхом и жестокостью ко крещению никак не приводить»1.

Позиция патриарха Филарета, которого никакие внешние условия не заставляли проявлять особое милосердие к далёким сибирским иноверцам, отражала старую русскую традицию глубокого почтения к свободе воли и добровольному выбору веры. Не только в сравнительно просвещённом XVII в., по даже в первые века строительства и укрепления Русского государства иноверные народы имели полное право входить в православную страну, имея все блага подданных и сохраняя собственную веру, законы и обычаи[129] [130]. По сравнению с колонизаторами из Западной Европы, искоренявшими чужую веру огнём и мечом, русские издревле давали пример истинного человеколюбия.

Не была свойственна «жесточь» и характеру самого патриарха. Соперники его по влиянию на царя, сосланные и «расточенные» представители знати, были жертвами политической традиции и вряд ли могли справедливо сетовать на то, что с удовольствием проделали бы с Филаретом (и что с ним, помнится, творили другие).

Между тем обруганный и тут же обласканный патриархом Киприан занял место митрополита Ионы, более шести лет до возвращения Филарета Никитича из плена управлявшего делами патриархии. Весьма показательно, что властолюбивый патриарх долго не отстранял Иону, хотя немедля по прибытии в Москву отменил его суровый и несправедливый приговор справщикам (редакторам книг) Дионисию Зобниновскому с товарищами.

Справщики, обвиненные во внесении «еретических» исправлений в Требник, были оправданы после длительных прений на соборе русских архиереев, в присутствии гостя, Иерусалимского патриарха Феофана, и самого царя Михаила Фёдоровича (в 1619 г.). Но их правка в Требнике не была утверждена: патриарх ограничился припиской на полях книги о спорности вопроса.

Только в 1625 г., получив детальные разъяснения от восточных патриархов, Филарет распорядился замарать в Требниках всех церквей слова «и огнём» в молитве на Богоявление, из-за которых разгорелся бурно-доносительный и строго-наказательный спор. Впредь книги печатались без сего «прилога»[131].

Примечательно, что соборно посрамленный митрополит Иона не претерпел гонений и в 1620 г. сам заспорил с Филаретом, просвещённо не желая перекрещивать католиков при обращении оных в православие. На новом соборе против Ионы патриарх обстоятельно доказывал, что «латиняне-папёжники суть сквернейшие и лютейшие из всех еретиков». Филарет подробнейше «вычитал» присутствующим архиереям заблуждения «латинян» — в большинстве мелочные, не относящиеся к вере или вовсе чуждые католикам.

В конце концов Иона зарыдал, покаялся и… был прощен! А настойчивый Филарет вскоре устроил новый собор и утвердил подробные правила перекрещивания «белорусцев» — православных подданных Речи Посполитой, которые, по его мнению, только «именуются православными». Расследованием дел о вере и крещении католиков, протестантов и западных православных патриарх со всей тщательностью занимался сам.

Под его подозрение подпадали даже православные русских земель, отошедших по Столбовскому миру к Швеции в 1617 г. Шведы были согласны, чтобы православное духовенство и храмы этих областей находились под юрисдикцией митрополита Новгородского. Русские власти много лет в этом сомневались, тянули с решением, придумывали разные отговорки, не желая церковно управлять землями, не входящими в Российское царство… В итоге даже «твёрдых в православии» заграничных богомольцев из русских запретили пускать в Софийский собор, а «пошатнувшихся» — и в сам Новгород (1629 г.).

Филаретом двигала не столько национальная или религиозная нетерпимость, как обычно считают, сколько представление о букве закона. Всех иноверцев и христиан, присоединившихся по его правилам к православию, патриарх жаловал выше достоинства. Так, склонный к унии западнорусский архимандрит Иосиф-Иезекииль Курцевич был поставлен архиепископом Суздальским (в 1625 г.) и при Филарете избегал кары, несмотря на взяточничество, притеснения паствы и явный ночной грабеж. А бывший униатский архиепископ Афиноген Крыжановский. получивший от патриарха должность келаря в Угрешском монастыре, был наказан лишь в 1632 г., когда на ворованные деньги захотел наладить связь с турками!

Столь же формально Филарет относился к «литовским», то есть западнорусским, книгам. Они свободно распространялись до 1627 г., когда в «Учительном Евангелии» знаменитого просветителя Кирилла Транквиллиона Старовецкого случайно и отчасти по недоразумению обнаружилась «ересь». Царь и патриарх немедля указали россиянам собрать и сжечь все книги Транквиллиона (что, судя по составу русских библиотек XVII в., не было выполнено населением). Велели также вообще не покупать никаких «литовских», т. е. белорусских и украинских, книг (этот запрет соблюдался ещё менее успешно). Затем последовал указ составить опись таких книг по всему государству, чтобы постепенно заменять их в церквах русскими. Но до той поры разрешалось не только читать, но и в церквах служить по «литовским» книгам (1628). При всём том в Москве был ласково принят «литовец» Лаврентий Иванович Зизаний (урождённый Куколь), и в 1627 г. издан под редакцией Филарета его катехизис («русским же языком нарицается беседословие»), послуживший объектом яростных, хотя и мелочных, прений[132].

Обладавший большой библиотекой патриарх много потрудился над книгопечатанием, лично подбирая справщиков и участвуя в редактировании текстов. Для исправления книг совместным указом царя и патриарха по стране собирались древние пергаменные рукописи, положившие начало знаменитой Типографской библиотеке. Редактирование, правда, велось исключительно на славянском наречии, хотя некоторые из справщиков, несомненно, знали греческий язык.

Двойственное отношение к греческому авторитету вообще было характерно для Филарета Никитича, утверждавшего в «Сказании» закономерность установления в России патриаршества, поскольку в других странах православие пришло в полный упадок. В упадке после завоевания турками были все четыре греческие патриархии: Константинопольская, Александрийская, Антиохийская и Иерусалимская. При этом авторитет греческих патриархов и приезжавших от них в Россию архиереев ценился московским архипастырем весьма высоко. Это выражалось не только во внешнем почтении, но в более существенных для обнищавших Поместных церквей пожертвованиях. Филарет Никитич был к грекам щедр, и весьма…