Вся власть Советам ! - Михаил Бонч-Бруевич

С обязанностями начальника гарнизона я справлялся неплохо, но зато оказался никудышным политиком и спустя некоторое время совершил грубую ошибку, о которой до сих пор жалею.

После провала корниловского мятежа в Бердичеве были арестованы главнокомандующий Юго-Западного фронта генерал Деникин, начальник его штаба генерал Марков и несколько других военных. После продолжительного содержания на гарнизонной гауптвахте арестованных, забрасываемых грязью, под свист и улюлюканье солдат провели по городу и, погрузив в товарный вагон, привезли в Старый Быхов.

Один из сопровождавших Деникина конвоиров, солдат какого-то саперного полка, в тот же день вернулся из Быхова в Могилев и явился в Исполком. По требованию этого солдата в здании бывшей городской думы был созван Могилевский Совет.

Никогда еще его заседание не было таким многолюдным и бурным. Председательствующий предоставил первое слово сапёру, и тот очень быстро воспламенил своей горячей речью солдат и рабочих, набившихся в обширный думский зал.

- Для чего, скажем, дорогие товарищи, мы сюда Деникина и Маркова привезли? - спрашивал он и сам же отвечал: - Ясное дело для чего: чтобы они, голубчики, после гауптвахту и товарного вагона отдохнули. Корнилов, Лукомский и все прочие генералы у вас на мягких постелях спят, едят что твоей душеньке угодно и каждый день вполпьяна ходят, а мы своих генералов совсем забижаем, на голых нарах спать заставляли, на солдатский харч посадили. Вот уж спасибо вам, дорогие товарищи, что научили нас, как с генералами следует обращаться. То есть по всей тонкости деликатного обращения, - издевался он над могилевскими порядками.

В одном деле, дорогие товарищи, вы малость сплоховали - продолжал сапер. - Охраны у генералов маловато, один Текинский полк приставлен. А вдруг генералов кто обидит? - издевательски вопрошал он. - А вдруг кто-нибудь самого Корнилова ненароком заденет? Тогда что? За такие дела вас и главноуговаривающий господин Керенский по головке не погладит. Опять же, говорят, у Корнилова ни кофея хорошего нет, ни марципанов жареных ему не подают. Вот страсти-то, - под зычный хохот зала острил оратор.

Он едва сел на место, как на трибуну один за другим начали подыматься солдаты и наперебой требовали снятия с охраны арестованных Текинского полка, замены его "георгиевским" батальоном и установления в Быхове тюремного режима.

Некоторые ораторы требовали ликвидации "быховского сиденья" и предлагали текинцев послать на фронт, арестованных же генералов перевести в могилевскую, тюрьму.

Много позже я понял, как правы были все эти не очень грамотные, нескладно говорившие солдаты. Не прошло и месяца, как Корнилов, предварительно отправив на Дон переодетых генералов, поблагодарил одураченных "георгиевцев" за исправное несение караульной службы и вместе с преданным ему Текинским полком бежал из Быхова.

Пребывание в Быхове было использовано Корниловым для того, чтобы сколотить штаб будущей белой армии. Находясь "под арестом", он непрерывно переписывался с Алексеевым и Калединым, принимал связных монархических и офицерских тайных организаций и на глазах у соглашательского Могилевского исполкома подготовлял кровопролитную гражданскую войну на юге России.

Победи предложение сапера, Корнилов и все его сподвижники оказались бы в могилевской тюрьме, и уже одно это обезглавило бы подготовленную ими южнорусскую контрреволюцию.

Попросив слова, я сумел, к сожалению, переубедить собрание.

- Все арестованные генералы, содержащиеся в Быхове, находятся в распоряжении Временного правительства, - повторил я давно избитый довод. Дело его, этого правительства, установить степень вины "быховцев" и воздать каждому по заслугам.

Ссылки мои на авторитет правительства, которые я в грош не ставил; призыв сохранить порядок, который мог быть только контрреволюционным; разговоры о необходимости тщательного следствия, хотя и без него была очевидна вина "быховцев", - вся эта лживая аргументация имела успех. Я был в ударе, в Совете уже доверяли мне, и, как ни печально, речь моя прошла под одобрительные возгласы и аплодисменты.

- Конечно, товарищи, силы наши и Корнилова неравны,-закончил я.-У него четыре конных сотни, у нас в Быхове всего один взвод верного Совету батальона. Но текинцы не укомплектованы и по численному составу их сотня не превышает взвода "георгиевцеа". Если мы подошлем в Быхов еще три взвода "георгиевского" батальона, то силы уравновесятся, и мы сможем спокойно спать - ни Корнилову, ни остальным генералам не удастся уйти от суда...

Мое половинчатое предложение было на беду принято. Керенский в этот день находился в Ставке; решено было, чтобы три тут же выбранных делегата, в том числе и я, немедленно прошли в штаб верховного главнокомандующего и вручили ему принятую Советом резолюцию. Ответ Керенского делегаты должны были доложить собранию, решившему не расходиться.

Добравшись до Ставки, мы прошли в ту самую комнату, в которой я жил по приезде в Могилев. Теперь ее занимал "генерал для поручений" при Керенском, артиллерийский полковник Левицкий, один из моих учеников по Академии генерального штаба.

Рассказав Левицкому о решении Совета и показав принятую резолюцию, я попросил доложить Керенскому о нашем приходе.

- Господин верховный главнокомандующий отдыхает, и будить его я не осмеливаюсь, - зашипел на меня Левицкий, и странно было видеть, как офицер генерального штаба в погоне за мифической карьерой пресмыкается перед выскочкой-адвокатом.

Я продолжал настаивать и мы долго бы еще препирались, если бы Левицкий, пробежав куда-то в глубь здания и тотчас же вернувшись, не сказал тоном опытного царедворца:

- Господин верховный главнокомандующий заболел и принять вас не сможет...

Я вручил Левицкому для передачи "главковерху" резолюцию Совета и предупредил, что за ответом мы придем завтра к десяти утра.

Солдаты вышли, я замешкался в комнате, и Левицкий, чтобы сгладить неприятное впечатление, доверительно шепнул мне:

- Это все, ваше превосходительство, после вчерашнего ужина. И выпивона. У меня самого, знаете, голова раскалывается...

Догнав своих товарищей по делегации, я вернулся в думу и доложил все еще заседавшему Совету о результатах посещения Ставки. Порядком уставшее собрание решило поручить Исполкому добиться ответа от Керенского и разошлось.

Никакого ответа Керенский, конечно, не дал и предпочел, как это делал всегда, исчезнуть из Могилева.

Позже в своих мемуарах он переоценил эту скромную мою попытку упорядочить охрану Быховской "тюрьмы".

"Не могу не вспомнить,- писал он{40}, - что в Быховской тюрьме все время, пока я был главковерхом, генерала Корнилова охраняли не только солдаты, но и его личный конвой из текинцев, тех самых, вместе с которыми и с пулеметами он приезжал ко мне в Зимний дворец. Такая двойная охрана была создана председателем следственной комиссии для того, чтобы сторожить Корнилова не только от побега, но и от солдатского самосуда. Помню, как настойчиво травила меня за это левая пресса и как будущий попуститель дикой расправы с Духониным генерал Бонч-Бруевич являлся ко мне во главе депутации от местного "совдепа" с требованием "убрать текинцев из Быхова" и усилить охрану Корнилова. Я был возмущен такой ролью генерала русской службы. Я хотел убрать его из Ставки, но чистый и честный Духонин заступился за него. Такова судьба!" - глубокомысленно заключил бывший "главковерх", переврав все, что было, и не поняв того, что в этом случае я действовал, увы, не в интересах приближавшегося Октября.