Двуявь - Владимир Прягин

понемногу зуд отступал. Марк присмотрелся – рубцы бледнели и исчезали, а вместе с ними исчезал и тёплый круг на перроне. Снова посыпался дождь, асфальт заблестел. Подарок из сна развеивался, старательно затирался опомнившейся реальностью.

Любопытствующие сограждане, успевшие собраться вокруг, чесали репу и переглядывались, но переходить черту не решались. Оно и понятно – семнадцать лет, минувшие после Обнуления, научили осторожности в подобных вопросах.

– Ты спрашивала, как выглядит подсказка? Вот так, – он ткнул пальцем в бортик.

– Это я уже поняла. Теперь ты знаешь, где моя вещь?

– Пока нет, но проявились некоторые детали. Скажи, у тебя нет сына?

Она посмотрела на него с подозрением:

– Какого сына? Ты с дуба рухнул?

– А брата-подростка по имени Кирилл?

Римма выудила из кармана сигаретную пачку, затянулась жадно – пальцы слегка подрагивали – и сообщила без особой охоты:

– Есть сестра, на десять лет старше. Живёт в Америке – свалила с мужем на ПМЖ, в начале девяностых ещё. У них родился сын, мой племянник. Назвали Кириллом – папаня мой упросил. Он – папаня, в смысле – сам хотел сына, продолжателя, блин, династии. А получил меня в качестве эрзаца…

– И когда тебе исполнилось восемнадцать, он рассказал секрет амулета?

– Слышь, Пуаро, ты как-то подозрительно эрудирован.

Он снова подумал, что прямые расспросы могут повредить делу, и сдал назад:

– Не хочешь – не говори. Просто я волей-неволей задумываюсь в процессе, как именно этот ваш амулет работает. Поначалу решил – стандартный талисман на удачу, пусть даже довольно сильный. Но теперь вижу – тут всё сложнее.

Римма, сделав последнюю затяжку, дополнила натюрморт на клумбе своим окурком, после чего кивнула:

– Ты прав, не только в удаче дело. Эта вещь, она… не знаю даже, как правильно сформулировать… исправляет неправильное, склеивает разбитое, сшивает разорванное… Понимаешь? Без неё у нас в бизнесе все швы начнут расползаться. Собственно, уже начали…

– Так, граждане, в чём дело?

С другого конца перрона подошли двое ментов-патрульных – один совсем ещё молодой, другой постарше, заматеревший.

– Ни в чём, – безмятежно сказала Римма. – Разговариваем, ждём электричку.

– Что за свет тут был?

– Какой свет?

Блюститель порядка сам, похоже, не был уверен, не пригрезилось ли ему, поэтому поставил вопрос иначе:

– Собрание по какому поводу?

– Ох, товарищ сержант, – она повела плечами, и бюст под курткой очертился ещё рельефнее, – я с детства в центре внимания. Люди тянутся, даже удивляюсь порой.

Молоденький мент проглотил слюну; его напарник лишь понимающе ухмыльнулся и хотел ещё о чём-то спросить, но тут у него на поясе захрипела рация. Марк, машинально посмотрев на неё, заодно обратил внимание, что у старшего в кобуре – банальный ПМ, зато у младшего – револьвер, будто у какого-нибудь шерифа из прерий.

Вспомнились рассказы Димона о том, как после Обнуления отказало табельное оружие. Ментам пришлось изгаляться – начальство им выдавало деньги, и каждый покупал себе ствол индивидуально. Причём нельзя было пойти и по очереди затариться на одном и том же складе – любая попытка стандартизации снова приводила к тому, что пушки переставали стрелять. Даже если наряд состоит всего из двух человек, оружие у них должно различаться, а выбирать его нужно не по инструкции, а по собственному разумению. Легализовались оружейные лавки, благо короткоствол в стране выпускался разный – даже вон револьверы стали клепать ещё до Нуля…

– Кондратенко, Гаглоев, – начальственно проквакала рация, – зайдите оба в дежурку. Немедленно.

– Понял, сейчас будем.

Патрульные, переглянувшись, быстро двинулись к зданию. Римма проводила их взглядом и пробормотала:

– Не нравится мне это, предчувствие нехорошее.

И, словно в ответ на её слова, со стороны привокзальной площади показалась группа людей, а низенький мужичонка, шагавший первым, поднял «калаш».

***

– Леди и джентльмены! – жизнерадостно воззвал автоматчик. – Дружно все разворачиваемся и гребём по своим делам! Проводится спецоперация, не исключены случайные жертвы! А вас, госпожа Кузнецова, я попрошу остаться. И ваших спутников – тоже. Руки держать на виду, о подвигах не мечтать. Будьте любезны!

Зеваки испарились мгновенно, будто по волшебству; охранники, наоборот, придвинулись ближе к Римме, хотя за пистолеты хвататься остереглись. Сама же она гадливо поморщилась и сказала:

– Не юродствуй, Толик, в КВН тебя уже не возьмут.

– Не разделаю твоего пессимизма. Пять минут смеха заменяют полкило гречки. А теперь все медленно и печально становимся на колени, руки кладём на затылок и с просветлёнными лицами ждём дальнейший инструкций…

– Не много на себя берёшь, юморист? Думаешь, мой папа похвалит за такое обращение с дочкой?

– Римуля, зая, папа только спасибо скажет! Ты его расстроила по самое «не могу». Сам меня попросил – пожёстче и без соплей. Прикинь, да? А я человек исполнительный, хозяина слушаюсь. Так что имей в виду, будешь выёживаться – ляжешь красивой мордочкой в лужу.

Пока он говорил, его свита, растянувшись полукольцом, взяла на прицел телохранителей Риммы. Разница в оснащении бросалась в глаза – кроме стандартного «калаша», которым вооружился Толик, у новоприбывших был ещё один автомат какой-то иной модели (Марку вспомнилось название «Абакан», но ручаться он бы не стал, поскольку разбирался в вопросе как бульдозерист в балете); наличествовали также два компактных обреза.

И, наконец, последний боец из «группы захвата» держал в одной руке пистолет, а в другой – трёх зелёных «змеек». Последние, очевидно, предназначались охранникам – Римму, несмотря на угрозы, всё же предпочтут поберечь…

Вообще-то «змеек» логичнее было бы метнуть сразу, не тратя время на разговор. Проблема, однако, в том, что на холоде они не так эффективны – замедляются, слегка притормаживают, и у жертвы появляется шанс. Поэтому их сейчас поднесут вплотную и навесят парням на шею…

– А тебе, – обратился к сыщику Толик, – свезло конкретно. Шеф передумал тебя сразу валить, решил пообщаться. Только, дружбан, не дёргайся, я тебя умоляю, иначе – сам понимаешь.

– Слышь, Толян, – спросила Римма, – а если не он, а я дёрнусь? Тогда что сделаешь? Просто из чистого любопытства…

– Так, всё. Закончили базар.

Коротышка перестал улыбаться, и его резиновое лицо превратилось в жутковатую маску, как бывает у злобных клоунов в американских фильмах. Если бы изо рта полезли клыки, заострённые, словно гвозди, Марк, пожалуй, не удивился бы.

Мотоциклистка, чуть склонив голову, смерила автоматчика долгим взглядом, потом кивнула и произнесла:

– Верю, Толик.

Выпростала руки из карманов и опустилась на колени – смиренно, будто монашка. Сцепила пальцы на затылке:

– Так ты хотел?

Но Толик смотрел куда-то мимо неё. Марк машинально проследил его взгляд и увидел на асфальте нечто вроде некрупной луковицы, только цвет у неё был неестественный – иссиня-чёрный, с жирным