Ким Филби - супершпион КГБ - Филлип Найтли

МИ-5 пришла к следующему выводу: «Узнав о деле Волкова, Филби обо всем проинформировал своего лондонского оперативного руководителя. Он радировал в Москву, а Москва передала информацию в Стамбул, чтобы перехватить Волкова». Теперь мы знаем, что было правильное предположение. Но предположение это еще не доказательство. Не являлся доказательством и тот факт, что был примерно такой же скачок в объеме радиосвязи между Лондоном и Москвой после того, как Филби был официально поставлен в известность о расследовании по делу «Гомера». Однако все это дало в руки Мильмо дополнительные аргументы, чтобы попытаться «расколоть» Филби.

В Москве я спросил у Филби, как он сумел с этим справиться.

«Я понял, что, если попытаюсь давать объяснения или выдвигать собственные идеи, вызову дополнительные подозрения. Поэтому когда Мильмо все это выложил, а затем спросил: «Как вы это объясните?», я просто ответил: «Откуда мне известно?» и больше не сказал ни слова. Это, конечно, неудовлетворительный ответ, но именно так мог ответить невинный человек. По правде говоря, я не знаю, насколько соответствовало действительности предположение МИ-5. Это была лишь обоснованная догадка, но не доказательство».

Филби заявил, что большинство других обвинений Мильмо были довольно необоснованными. Так, он обвинил Филби в том, что он «доверил Берджессу личные конфиденциальные документы». «Имелся в виду мой диплом из Кембриджа, который был найден в квартире Берджесса». (Много лет назад Филби вложил его в книгу.) Филби ответил, что это обвинение настолько бессмысленно, что ему трудно скрыть свое удивление.

Мильмо сдался. В его отчете отмечалось: «На этого человека у нас нет ничего, что выдержало бы проверку в суде». МИ-5 передали дело Филби Скардону. Этот с обычной внешностью человек, немного сутулый, с трубкой, крепко зажатой в зубах, искусство ведения допроса постиг в подразделении Скотленд-Ярда, занимавшемся расследованием убийств. В МИ-5 он оттачивал свое мастерство. Неизменно вежливые вопросы, возвращение время от времени в просительной форме к незначительным деталям, желая как бы получить разъяснение, рассматривалось Скардоном в качестве своего интеллектуального оружия. Такая тактика оказывала необъяснимое психологическое воздействие на допрашиваемых лиц. Она сработала и с Фуксом. Но будет ли она действенной в отношении Филби — совсем другое дело. Кроме того, СИС вряд ли позволит Скардону неоднократно встречаться с Филби, как он этого требовал. Что шло на пользу Филби, а что нет — в этом состояли разногласия (с философской точки зрения) между сотрудниками МИ-5 и СИС.

Сотрудники МИ-5 рассматривали себя в качестве стражей законности и порядка. Поскольку их основная задача — ловить шпионов, в их мышлении появились следы полицейского. Ко всему они проявляли недоверие: с усердием полицейского искали виновного, особо тщательно изучали дела. Их мораль не допускала наличия «темных мест», изменений точек зрения; рамки, в которые они втискивали людей, были очень жесткими и узкими. Я встретился с Уильямом Скардоном, когда он ушел из МИ-5 и неполный рабочий день работал в СИС, занимаясь проверкой кандидатов на работу. В ходе нашей беседы он сделал два замечания, прочно засевших в моей памяти. Он заявил, что даже увлечения человека могут сказать ему о подверженности предательству. Он подразделял увлечения на две категории: «конституционные» и «неконституционные». Садоводчество — это «конституционное» занятие, хождение на лыжах — «сомнительное», мотоциклетный спорт — «очень подозрительное». Затем он сказал, что ушел из Скотленд-Ярда после того, как правительство отменило смертную казнь: уменьшение «ставок» больно задело его, удовлетворительный для себя выход он нашел в увольнении с работы.

Отсюда можно сделать вывод, что сотрудники СИС по характеру выполняемой ими работы, а также в силу деликатности дел, которыми они занимались, не пользовались симпатиями у большинства офицеров МИ-5. По мнению сотрудника британской контрразведки, должно быть возможно проанализировать работу разведчика за значительный период времени и подбить итоги, как, по словам Дика Уайта, он это сделал в отношении Филби. На это офицер разведки может возразить, что для достижения результатов иногда требуется вся жизнь, годы и годы приходится тратить для завоевания у человека доверия, перед тем как сделать завершающий «укол». Если посторонний человек будет с особым пристрастием анализировать действия сотрудника СИС, осуществляющего разведывательную операцию (особенно перед ее развязкой), то ему трудно не прийти к выводу о нем, что он имеет дело с предателем. Его единственная защита в это время — это лояльное отношение и доверие к нему его коллег.

Поэтому сотрудники СИС глубоко переживали организованный над Филби процесс, а те из его друзей, которым он рассказывал о «заходах» Скардона, были просто потрясены его действиями. Сразу с допроса Скар-дон вместе с Филби пришел к нему домой, чтобы забрать заграничный паспорт. Смысл такого шага состоял в том, чтобы показать Филби, что следствие по его делу далеко не закончено. В течение следующих недель Скардон почти регулярно появлялся в доме Филби. Беседы обычно проходили в гостиной или во время прогулок. Скардон пытался завоевать доверие своего подопечного, а Филби старался держать его на безопасном расстоянии. Это было нелегко. В своей книге «Моя тайная война» Филби отмечает:

«Он был исключительно любезен и отличался прямо-таки изысканными манерами. Его внимание к моим взглядам и поступкам даже льстило мне. Это был гораздо более опасный человек, чем неспособный Уайт или шумливый Мильмо. Мысли о том, то именно Скардон сумел войти в доверие к Фуксу, что привело к осуждению последнего, помогали мне не поддаваться его вежливому подходу. Во время нашей первой долгой беседы я обнаружил две маленькие ловушки, которые он ловко и расчетливо расставил для меня, и сумел обойти их. Не успел я поздравить себя, как мне пришло в голову, что он мог расставить и другие ловушки, которые я не заметил».

Примерно через месяц Скардон перестал приходить к Филби. Был еще один допрос, который на этот раз проводили два руководящих сотрудника СИС Джек Истон и Джон Синклер. «Дуэль с Истоном доставила мне удовольствие, — писал Филби в книге «Моя тайная война». — У меня уже был опыт допросов с Уайтом, Мильмо и Скардоном, поэтому я шел по проторенной дорожке и не думал, что он преуспеет там, где они потерпели неудачу. Так оно и вышло». Позднее Скардон высказывал жалобы на то, что дело было неправильно организовано. Затеянное контрразведкой судебное расследование позволило Филби отрепетировать свою защиту, выяснить имевшиеся у МИ-5 улики и, поскольку они были неубедительными, сухим выйти из воды. С самого начала Скардон дал бы Филби полностью выговориться, и это было бы самым большим противостоянием в истории ведения следствия.

Для Филби наступил трудный период. Морально он был опустошен, денег не было. С позиций восходящей звезды британской разведки, возможного начальника СИС сэра Гарольда Филби, от приятной и интересной работы, коллег, компанией которых он дорожил, фактически за один день Филби опустился в жестокий мир, где он оказался в одиночестве. Его бывшие коллеги по СИС разбились на три группы: небольшое число сотрудников, считавших, что, возможно, Филби виновен, и поэтому не желавших иметь с ним что-либо общее; более многочисленная группа, которые считали, что Филби, возможно, невиновен, однако полагали, что будет лучше не общаться с ним; и наконец, небольшая, но влиятельная третья группа людей, убежденных в невиновности Филби и готовая сделать все, чтобы поддержать его и затем вернуть на службу. Однако Филби решил, что будет лучше, если с этими людьми он будет иметь лишь минимальные контакты, чтобы не подвергать опасности их карьеру. «После Мильмо я порвал дружбу с Грэмом Грином, — заявил Филби мне в Москве. — Я не хотел причинять ему какие-либо неприятности».

Конечно, ободряющее слово в это время со стороны советского коллеги придало бы духу Филби, но, к сожалению, это было невозможно. Дело против Филби было отложено, но не закрыто. МИ-5 считала, что ее лишили законной добычи. За Филби следовало бы установить постоянную слежку в надежде получить доказательства, которые позволили бы упрятать его на двадцать лет в тюрьму Уормвуд — Скрэбс — зафиксировав его встречу с установленным советским разведчиком.

Будучи отрезанным от своих коллег и от советской разведки, Филби пытался выбросить из головы все тайные дела и сконцентрироваться на получении средств к существованию. Он сразу же столкнулся с трудностями, которые обычно встают перед всеми сотрудниками СИС, досрочно ушедшими со службы: что сказать своему возможному работодателю о своих занятиях в течение последних 10–15 лет!

Филби пытался ссылаться на нередко используемое сотрудниками СИС прикрытие — находился в штатах иностранной службы — чем обычно вызывал один вопрос: почему ушел [24].