Линия Маннергейма - Надежда Залина

– Уведите девушку, – обратился представитель власти к Федору.

– Я никуда не пойду, пока сама все не увижу! – выкрикнула Лера.

– У вас врач есть? – спросил Федор. – Или психолог? Не видите, у нее шок!

– Уехали все уже. Отведите ее в поликлинику ближайшую.

– Лера, пойдем, – Федор пытался удержать отчаянно вырывавшуюся девушку, – пожалуйста.

Через некоторое время у Леры словно кончился завод. Она встала, как сломанная кукла, сложила руки на груди и снова запричитала:

– Зачем я поехала? Если бы осталась – ничего бы не случилось!

– Не вини себя. Лучше поплачь.

– Не могу, – растерянно сказала Лера, тупо глядя в одну точку, – не получается.

– Ну побей меня, покричи! Повой, в конце концов. Сделай хоть что-нибудь. Не стой так! – взмолился Федор. – Пойдем, а?

– Куда?

– В больницу, ко мне, куда хочешь.

– Мне некуда идти.

– Пойдем погуляем. В кофейню зайдем…

– Вика, – вдруг сказала Лера, – надо позвонить Вике.

– Только не к ней!

– Мне плевать, что ты думаешь по этому поводу. – Она, повернувшись, направилась к набережной и помчалась вдоль реки.

Федор не сразу понял, что она пытается найти телефон-автомат.

– У тебя есть чем звонить? – Лера не могла вспомнить, что нужно опускать в щель автомата.

– Держи. – Федор протянул монету.

Лера набрала номер и принялась ждать. После долгих гудков в трубке наконец-то послышался сонный голос.

– Кому чего нужно в такую рань?

– Это я, Лера. У меня бабушка умерла. Можно я приеду?

– Жду.

Смирившийся Федор довел Леру до Викиного дома и около парадной попрощался.

Вика открыла сразу, будто караулила под дверью.

– Что случилось? Ну и вид у тебя. – Она говорила еще что-то, втаскивая Леру в квартиру и оглядывая грязную одежду, но Лера почти ничего не слышала.

Она расслабилась, словно долго-долго куда-то шла и наконец-то дошла. Здесь было тепло, уютно, вкусно пахло кофе и чем-то еще. Лера никак не могла вспомнить этот запах. Он был родным, близким, она его знала, но назвать не могла. Она заплакала.

Следующий месяц прошел для нее словно во сне. Приезд родителей, похороны, закрытый гроб – все она видела со стороны, как будто это происходило не с ней, а с кем-то другим. Лера делала все, о чем ее просили, как автомат, слабо представляя себе смысл действий.

Квартира, вернее ее остатки, отошли государству. Новые жильцы затеяли ремонт. Когда вопрос дошел до решения Лериной судьбы, начались разногласия. Лера решительно возражала против требований взять академический отпуск и уехать к родителям. Она упорно стояла на своем – не поеду, и все. Мать, впервые столкнувшаяся с таким сопротивлением, через некоторое время сдалась.

Для Леры сняли комнату у знакомых, но большую часть времени она проводила у Вики. За это время они сблизились еще больше. Вика оказалась на удивление хорошей подругой, вопреки очевидной для всех стервозности характера. Федор с Викой заключили на это время перемирие – по крайней мере не устраивали публичных перебранок.

Федор старался находиться где-то поблизости. Не навязывался с помощью, но был в пределах досягаемости на случай, если в этой самой помощи возникнет необходимость. Отчасти в том, что случилось, он винил себя, хотя с другой стороны, если бы Лера не поехала в Ярви, неизвестно, как все могло бы обернуться.

Родители Леры испытывали к нему сложные чувства, не зная, кем его считать: то ли невольным виновником пожара, то ли спасителем дочери.

У Люси Федор почти не появлялся, а если и приходил, был не особенно разговорчив. Идиллия, длившаяся больше месяца, закончилась. Люся остро чувствовала отчуждение, которое с каждой встречей становилось все глубже. А уж когда Федор заговаривал о Лере, ей вообще становилось невмоготу. Она с трудом сдерживала себя, чтобы не наговорить гадостей.

«Надо потерпеть, – уговаривала она себя, – подождать немного – и все вернется на круги своя». Но верилось в это все меньше. Доводы быстро закончились. Дело шло к расставанию.

Тогда она решила снова обратиться к гадалке. Та, услышав о том, что произошло, не обрадовала.

– Если бы не этот пожар, ваши отношения развивались бы по-другому, – сказала Лидия Сергеевна. – Я говорила, что шанс у тебя был. Но теперь… Смирись.

– А нельзя попробовать еще раз?

– Не сработает.

– А по-другому?

– Ты так сильно этого хочешь?.. Принеси личную вещь этой девушки. И фотографию.

Нельзя сказать, чтобы Люся с азартом ринулась на охоту за вещами соперницы. Она прикидывала так и эдак, как бы ей половчее стянуть что-нибудь, – и не верила, что это она, наяву и в здравом уме. В сумку лезть неудобно, да и момента подходящего не случалось. В итоге единственное, что оказалось в ее руках, – распечатка Лериной статьи. Но поскольку это были всего лишь листы бумаги, Люся никак не могла решить – можно ли считать это личной вещью или нет. Для подстраховки нужно было что-то еще.

Как-то, прохаживаясь по аудитории, она остановилась около Леры, сделав вид, что сломала ручку, и попросила воспользоваться чужой. Проделала Люся это настолько виртуозно, что удивилась сама себе. А еще тому, как посмотрела на нее Лера.

Лере действительно было неуютно. О ручке думалось меньше всего. В тот момент, посмотрев на Люсьену Георгиевну, она поняла, что та ее, Леру Белозерову, ненавидит. Ненависть до такой степени заполнила Люсю, что уже не помещалась внутри, переливаясь через край и занимая собой все окружающее пространство…

– Подойдет? – с надеждой спрашивала Люся, выкладывая перед гадалкой добытые трофеи – ручку, статью и фото из личного дела.

Та молча повертела ручку и взяла фотографию. Через некоторое время гадалка стала проявлять признаки нервозности, а затем и вовсе помрачнела.

– Это вещи девушки, о которой мы говорили? – спросила она.

– Могу принести другие. Только скажите, что именно.

– Ничего не получится. Я полезла куда не следует. Как я сразу не поняла?..

– Что?

– Зря ты все затеяла. Сгоришь.

– Что вы такое несете?!

– Здесь, помимо тебя и ее, еще один человек. И не только. Вся эта история с гибелью бабушки неспроста. Как звали бабушку?

– Не знаю.

– Вероника Петровна?

– Возможно. Что все это значит?

– Ты должна отказаться от всего, что задумала, – резко сказала Лидия Сергеевна. – И попросить прощения.

– У кого? – возмутилась Люся. – За что?

– У Бога. Сходи в церковь.

– За что я должна просить прощения?

– За то, что собираешься сделать.

– Я ничего не собираюсь…

– Не лезь в это. Послушай меня.

– И не подумаю!

– Поверь. Еще есть время.

– Не надо пугать меня!

– Я просто хочу тебя удержать. Но вижу – бессмысленно. Ты не слышишь меня.

– Конечно, ничего конкретного не слышу. Общие фразы. Не хотите помогать – не надо. Сама что-нибудь придумаю!

– Станет хуже.

– Хуже уже не будет!

Люся разозлилась ужасно. Мало того, что ей столько времени морочили голову, теперь еще и пугать вздумали. «Ну нет, – кипела она, – я не пугливая! Наговорят чего-то туманного – и все, клиент готов. Ничего, придумаю что-нибудь получше».

И она придумала. Ход был, в общем-то, не новый, но сработал безотказно.

На одном из следующих семинаров, разгуливая по кабинету, она приметила Лерину сумку, беспечно брошенную у стола. На улице внезапно что-то громыхнуло, и все кинулись к окну посмотреть, что происходит. Воспользовавшись суматохой и посчитав это знаком лично ей, Люсе, она незаметно сунула Лере в сумку свое кольцо.

На улице мальчишки бросали мощные петарды, криков и суеты там было предостаточно. Вернувшись к занятиям, все долго не могли угомониться и продолжали обсуждать проблему детского уличного дебилизма.

По мере приближения занятия к концу Люсьена Георгиевна, теряя все больше нить разговора, затеяла поиски. Исследовав поверхность своего стола и заглянув в сумку, она полезла под стол. На вопрос «Что ищите?» ответила, что у нее пропало кольцо. Все притихли.

– Кольцо лежало на столе, – обратилась она к испуганным студентам. – Если кто-то случайно взял его, отдайте. Я не стану поднимать шума.

Все молчали. Естественно, никто не спешил признаваться. Люся знала, что признаваться некому, но свою роль сыграла безукоризненно. Провозмущавшись до конца занятия, она решила устроить обыск. Заглянувшая в этот момент замдекана тут же была проинформирована об инциденте. Кольцо обнаружили в сумке у Леры. Побледневшая Лера твердила только одно: «Я не брала!» – и понимала, что ей никто не верит. От бессилия, что ничего доказать невозможно, она впала в отчаяние. Как у нее в сумке оказалось это злополучное кольцо – она не знала. Как не знала и того, что делать дальше. Она встала и молча вышла из аудитории.

Лера шла по ставшим вдруг незнакомыми улицам, пытаясь осмыслить ситуацию. И чем больше думала, тем меньше понимала. «Как я смогу доказать, что не воровка? Никак. Все в любом случае будут думать, что кольцо стащила я. И от этого не отмыться до конца. Никогда».