Трилогия о Драко: Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas - Кассандра Клэр

— О, нет, что ты, — ответил юноша, не спуская глаз с лица Люциуса, — моя мать была ведьмой. А насчёт отца — ты всегда говорил мне, что я вытравил из себя его грязную кровь, и был не его, а её сыном. Ты всегда был мастер по части того, чтобы говорить именно то, что мне хотелось бы слышать. Даже когда был совсем ребёнком.

Люциус прищурил глаза.

— Когда я был ребёнком, Вы ещё даже не родились, мой дерзкий юный друг, — он прислонился к двери кабинета. — Да, я допускаю, что метод, при помощи которого Вы проникли в мой кабинет, меня первоначально даже заинтриговал. Но теперь Вы меня начали утомлять. Так что или объясните, что Вы тут делаете, или же я Вас вышвырну отсюда и свяжусь с Вашими родителями.

Юноша сел и свесил ноги со стола.

— Ах, Люциус, Люциус, — произнёс он, укоризненно качая головой, — ты разбиваешь мне сердце. Ты что — не узнаёшь меня? Совсем не узнаёшь?

— Нет. Кто вы?

Улыбка осветила бледное лицо юноши подобно восходящему солнцу. Но глаза остались полны холодной синевы.

— Возмездие.

Юноша поднялся, и Люциус почувствовал, что слова засохли у него в глотке. Эти глаза… но нет, не может быть… Наверное, это дети… друзья сына… наверное, они решили подшутить…

— Помнишь ли ты, — неторопливо и спокойно начал юноша, — день твоего распределения? Шляпа тут же сказала «Слизерин», ты соскочил с табуретки, подбежал и сел рядом с нами. Я уже освободил тебе местечко справа от себя.

— Что? — Люциус похолодел. — Как… как ты можешь это знать?

— Ты всегда был таким маленьким, — продолжал незнакомец, — ты никогда не думал, что я обращаю на тебя внимание. Но я знал, кем ты станешь. И кем теперь стал. Взгляни на себя.

Люциус оцепенело покачал головой.

— Это невозможно. Ты лжёшь.

Юноша замер на середине комнаты, на его губах играла нежная улыбка.

— Я Том Риддл. Мне шестнадцать. Сейчас — и навеки. Я был из чернил и бумаги. Теперь я из плоти и костей, а предыдущие полвека — не более чем сон.

— Но книга уничтожена, я сам её сжег.

Глаза юноши расширились:

— Да ну?

— Она уже была практически уничтожена, мой Лорд, — не подумав, брякнул Люциус, — исключительно из предосторожности, — он осёкся, увидев, как по лицу юноши расползается восхищённая улыбка.

— Наконец-то, ты мне поверил. Ты знаешь, что это я. Или же ты всё ещё не удовлетворён? Ну же, спроси меня, Люциус. Спроси что-нибудь, что ты хотел бы узнать. Ты помнишь своё кольцо — то самое, с грифоном? А, как я взял его и в миг, когда они назначили меня старостой, вырезал краем крыла некие слова у себя на руке? Помнишь, какие?

— Да, я помню.

Лицо юноши помрачнело, он вскинул левую руку и указательным пальцем начертал яростно замерцавшие в воздухе слова.» Non serviam».

— Я не буду прислуживать, — произнёс мальчик, и Люциус вспомнил мальчика, смотрящего на свою окровавленную руку. И вспомнил слова, начертанные на знамени Люцифера, ведущего своё войска на битву с силами Небес. Люциус почувствовал, что колени сами собой подгибаются — и вот он уже стоял, коленопреклонённый, у ног Тома.

— Господин мой, — он полубредил от потрясения, — я помнил о тебе, помнил всегда.

Том взмахнул рукой, и мерцающие буквы погасли.

— Последние два дня, — в голосе юноши прозвучали тоскливые нотки, — я провёл, читая своё жизнеописание. Я с трудом мог поверить — просто какая-то история предательств и поражений. Меня переполняла ярость, хотелось буквально рвать и метать. Теперь я понимаю, что это было глупо. Есть те, кто заслуживает моего проклятья. И они его получат. Мои Пожиратели Смерти, кто предал и отрёкся от меня, — все они умрут, — голос его был холоден и решителен. — Одного за другим — я всех их уничтожу.

— Но их защищают, — заикаясь, возразил Люциус, — они прощены и их дома защищены Тёмным Лордом…

— Защита — пустяк для того, кто её создал. А мы — один и тот же человек, — из-за острых зубов послышалось нечто, похожее на рычание, — ну, не совсем один и тот же, естественно. Что касается его — моего более старшего варианта — он более всех остальных заслуживает моей мести. Я не могу поверить, до чего он докатился: слабый, сумасшедший, безобразный старик. Никогда не позволил бы себе стать самим воплощением разочарования — уж лучше умереть. Ну, так он и умрет. Этот мир тесноват для нас двоих, — и предвкушение веселья коснулось лица Тома. — Я припоминаю, что ты как-то сказал, что этот мир и одному-то мне маловат. Ну же, Люциус — помнишь нашу первую встречу?

— Конечно. Мне тогда было десять. Но, возможно, я не помню подробностей…

Том сделал к нему ещё один шаг:

— Вспомнишь. Ты бы со своим отцом — кажется, он инспектировал школу. Директор нас представил — твой отец всегда интересовался Слизерином и лучшими студентами. Меня как раз наметили на должность старосты. Помнишь, что отец сказал мне?

— Да, — Люциус вытолкнул ответ сквозь онемевшие губы.

— Он сказал, что надеется, что я присмотрю за его сыном.

— И ты сделал это.

— Верно, — тихо согласился Том. — Не может быть, чтобы ты хотел ему служить. Только не этому больному, гадкому старику, не этому безобразному созданию. Люциус — вместе мы можем начать всё с начала. Выбор за тобой.

Шло время, Люциус молчал. Наконец, Том протянул руку и коснулся его. Ему пришлось для этого поднять руку — немного, ведь Люциус сейчас был выше.

— Люциус, — позвал Том, и тот поднял глаза на стоящего перед ним светловолосого мальчика, что, прищурившись, смотрел на него. И вспомнил, что никогда не мог отказать этим глазам. — Ты выбираешь меня?

Люциус склонил голову.

— Я, как всегда, верен тебе, мой Лорд, — ответил он. — Тебе и никому больше.

Гермиона безрезультатно пыталась уснуть, когда он вошёл в её спальню. Забравшись под тяжёлые одеяла, она лежала, укутавшись ими по самые плечи, слишком усталая, чтобы заснуть. Застеклённые французские двери спальни отбрасывали квадратики света на каменный пол.

От кровати пахло, как обычно пахнет от гостиничных кроватей — мылом и крахмалом. Простыни казались ужасно жесткими и грубыми, но она не возражала: пусть она будет наказана по заслугам.

Она почти не помнила, каково это — целовать Драко, все ушло, как уходит память о боли. Она помнила, что это происходило, но совершенно забыла, как. Это было словно ураган слёз после месяцев запрета на плач. Сейчас она ощущала себя странно опустошённой, её эмоции полностью исчезли. Закрывая глаза, она чувствовала, словно его руки прикасаются к её волосам.

Раздался щелчок поворачиваемой дверной ручки. Гермиона не шелохнулась. Она лежала, заложив руки за голову, и смотрела, как открывается дверь, и он входит. Закрыв дверь, Драко привалился к ней спиной.