Гравилёт Цесаревич - Вячеслав Рыбаков

- А между тем именно Ступак был вдохновителем того проекта, который оказался настолько серьезен по своим результатам, что вынудил Хаусхоффера убить ученых. Простите, барон, но мне несимпатичны эти эвфемизмы: "избавиться", "ликвидировать"... Убийца - убивает, и все.

- Вы правы.

- Хронология событий выглядит так, вначале Хаусхоффер находит Рашке, берет его под свое крыло и изолирует от научного мира. Что дает Рашке Хаусхофферу? Пытается, похоже, синтезировать препарат, который лишал бы человека страха.

- Да-да, именно эта тема и привлекла внимание Хаусхоффера к Рашке.

- И она же привлекла к нему Ступака. Ступак, обуреваемый маниакальной идеей вызвать революцию путем повышения агрессивности у человека...

- Ах, вот как? - не удержался фон Крейвиц.

- Вы не знали этого?

Он коротко улыбнулся:

- Откуда? Будьте осторожны, князь. Если вы не хотите мне рассказывать чего-то, лучше не рассказывайте ничего. Я очень мало знаю.

- Вздор, барон, вздор. Мы коллеги. И, как я понимаю, опасаемся одного и того же. Ступак рассчитывал на то, что Рашке снабдит его необходимым препаратом, но у Ступака какой-то свой план, химия Рашке входит в него лишь как составная часть. Ведь именно встреча Ступака с Рашке высекла искру! Именно после того, как они оба стали бывать у Хаусхоффера, в Альвиц пошли заказы, о которых вы говорили!

- Да, пожалуй, что так, - задумчиво согласился фон Крейвиц. - И именно после убийства обоих ученых Хаусхоффер с полной серьезностью начинает говорить о власти над миром.

- Ах, вас тоже насторожила эта фраза?

- Еще бы!

- Что это за сундучок, по вашему, барон?

- Не имею ни малейшего понятия.

Мы помолчали. Ветер усиливался; листья скреблись на деревьях и с крысиным шуршанием ползали по земле.

Одним словом, - вернулся к прерванной линии разговора барон, - хотя у Хаусхоффера, по всей видимости, что-то не получилось, или получилось не так, как он рассчитывал, мы опасаемся, что созданное Рашке и Ступаком, чем бы оно ни было, представляют собой угрозу для современного мира.

- Собранные мною факты, - ответил я, - хотя я и не могу, к сожалению, сказать, какого они характера, подтверждают ваши опасения.

- Вот оно что, - чуть помедлив, проговорил фон Крейвиц. - Тем более. В таком случае, мы действительно делаем одно и то же дело, князь. Но, при всех этих абстрактных - во всяком случае, при моем объеме сведений опасениях, мы не имеем никакого предлога, чтобы тщательно обыскать Альвиц или допросить живущего там безвыездно Альберта Хаусхоффера, который, безусловно, является больным... во всяком случае, очень странным человеком.

- Это правнук?

- Представьте - внук... Пару лет назад мы, в полном отчаянии, дошли до такой низости, как тайная засылка на виллу наших людей под видом электромонтеров, менявших в усадьбе проводку.

- Ничего?

- Ничего. Усадьба как усадьба. Ветшает.

- Подземный бункер?

- Никаких следов. Это не значит, конечно, что его там нет. Значит лишь, что не нашли никаких его следов. У агентов было очень мало времени... Но порой мне кажется, что я, много лет занимающийся этой проблемой, просто маньяк. Параноик.

- Я не могу нынче же рассеять эти ваши сомнения, барон, но, повторяю, материал, который нами собран, ваши давние опасения скорее подтверждает, нежели опровергает.

- Благодарю. Так вот... Я шел на встречу с вами с одним предложением, теперь у меня их два. Начну с первого. Как я понимаю, у вас есть необходимый предлог, чтобы проникнуть в Альвиц?

- Не лучший, но за неимением гербовой пишут на простой.

- Простите... а, это поговорка. Понял. При благоприятном течении событий вы, будем надеяться, выйдете из ворот Альвица гораздо более информированным, чем вошли туда.

- Хочется верить.

- Смею ли я просить вас о любезности познакомить меня с тем, что вам удастся узнать?

- Барон, я прекрасно понимаю ваши чувства. Но сейчас я не могу сказать вам ни да, ни нет. Все будет зависеть от того, что именно я там узнаю.

Фон Крейвиц, глядя себе под ноги, тихонько посвистел сквозь зубы. Поддал ногой какую-то веточку.

- Кажется, я сообразил. В Альвиц вас привело расследование одного убийства и одного покушения на убийство. И то, и другое выглядят, как политические акции. Пришли вы сюда через биографию члена раннекоммунистической секты ассасинов. Сами вы коммунист. Вы опасаетесь, что полученная в Альвице информация нанесет удар по вашей религии.

- Не только опасаюсь - сильнейшим образом переживаю такую возможность.

- Что ж. Это свято... Тут нечего сказать. Кроме того, что, если по возвращении вы сочтете возможным поделиться с имперской безопасностью полученными сведениями, или хотя бы какой-то частью их, мы будем вам крайне признательны.

- Я даю вам слово учитывать интересы имперской безопасности по мере сил, барон.

- Благодарю. Теперь второе. Признаюсь, пока я не познакомился с вами, князь, этот вариант мне даже в голову не приходило рассматривать, он меня не волновал. Предположим, вы не выйдете из ворот Альвица.

Ему я не мог сказать: "Не каркайте, не создавайте устойчивую вибрацию..." Я лишь кивнул:

- Предположим.

- Какие инструкции даны вашим людям на этот случай?

- У меня нет здесь никаких людей.

Что-то дрогнуло в лице фон Крейвица.

- Вы идете без подстраховки? - осторожно спросил он.

- Журналист Чернышов, как частное лицо, в поисках материала для своих очерков вполне мог посетить Альвиц на свой страх и риск, - я пожал плечами. - Предпринимать что-то более масштабное без тщательной дипломатической подготовки было бы в высшей степени неэтично по отношению к Германии и германской короне. Через своего атташе в Стокгольме я это категорически запретил. Официальное согласование заняло бы слишком много времени, тогда как каждый день, возможно, чреват новым преступлением.

Фон Крейвиц скользнул по мне быстрым испытующим взглядом и бесстрастно уронил:

- Вы дворянин.

- Полно.

- Но, в таком случае, мое второе предложение приобретает еще больший смысл. Мы могли бы считать вас одновременно как бы и нашим посланцем. В таком случае, если вы не дадите о себе знать в течение, скажем, пяти...

- Десяти.

- Не долговато ли?

- Мне кажется, это не тот случай, где стоит дергаться, считая часы.

- Воля ваша. В течении десяти дней, мы, во первых, получили бы желанный предлог как следует перетряхнуть Альвиц - шутка ли сказать, исчез человек, да к тому же иностранец, да к тому же журналист; а-вторых... или... - и он неожиданно смутился, даже порозовел чуток, - вернее, во-первых... возможно, успели бы вам помочь в затруднительном положении.

Я невольно улыбнулся - и он улыбнулся своей неяркой светлой улыбкой мне в ответ.