Константа связи - Сергей Слюсаренко

— Ну, хорошо, ты тут поговори с этой публикой, — сказал Малахов Дмитрию, — а я пошел. Думаю, если через час не вернусь, можешь идти по своим делам.

— Не каркай, — ответил ему Байкалов.

Вадим осмотрел оружие, застегнул куртку и проверил, что пистолет удобно сидит в кобуре. Окончив подготовку, скорее ритуальную, позволявшую сосредоточиться, Вадим обвел глазами площадь и, не оглядываясь, зашагал к Дому культуры.

Глава двадцать восьмая

Алый мрак в небесной черни

Начертил пожаром грань.

Я пришел к твоей вечерне,

Полевая глухомань.

Нелегка моя кошница,

Но глаза синее дня.

Знаю, мать-земля черница

Все мы тесная родня.

Разошлись мы в даль и шири

Под лазоревым крылом.

Но сзовет нас из псалтыри

Заревой заре псалом.

И придем мы по равнинам

К правде сошьего креста

Светом книги голубиной

Напоить свои уста.

Сергей Есенин

Осеннее ненастье разыгралось словно напоследок. Резкий порывистый ветер гонял мокрые листья по кругу на площади у «Энергетика». Хлестали струи дождя, холодная вода текла по лицу, постоянно пытаясь проникнуть за воротник. Голые ветки ракит, посаженных давным-давно возле фонтанов, пригибались от сильного ветра до самой земли, будто пытаясь ухватиться за землю. В пустых окнах Дома культуры ветер выдувал тягучую унылую мелодию, казалось, там сидит большой и грустный зверь и играет на чудовищной пан-флейте. Мелодия смерти неслась над площадью, улетала далеко на север, теряясь в лесах Зоны.Каждая ступенька перед главным входом в Дом культуры «Энергетик» давалась Вадиму с трудом. Куски битого стекла выскальзывали из-под подошв и мешали идти нормально. Приходилось делать маленькие, осторожные шажки, как по льду. Громада «Энергетика» приближалась неотвратимо, как айсберг. С каждым шагом удалялись звуки на площади, деревья и дом, удалялся весь мир, словно в здании ДК находилось что-то искривляющее и пространство, и время, и сознание. Последние шаги, которые отделяли от входа в Дом культуры, Вадим делал, как в тягучем киселе.Вот уже окончились ступеньки, и до дверей в ДК, которые сейчас безжизненно валялись на бетоне, оставалось несколько метров. И тут пространство лопнуло. Вадим преодолел невидимую границу между Зоной и внутренним миром Дома культуры. Исчезли посторонние звуки, перестало скользить стекло и как ножом отрезало запахи с площади перед ДК. Вязкость мира тоже исчезла. Вадим вошел в «Энергетик».Несмотря на мрачную погоду, в холле «Энергетика» было достаточно светло. Вадим, оглядевшись, подумал, что он впервые видит это помещение не через очки-коммуникаторы, а невооруженным глазом. Хруст битого стекла, сырой запах умирающей штукатурки, опадающая пестрая мозаика — ничего не изменилось здесь. Вадим хотел уже спуститься вниз, к помещению бывшей гардеробной, но какое-то смутное чувство подсказывало ему, что последовательность движения должна быть не такой, какой она была в прошлый визит.Он застыл на минутку, набросил капюшон пси-защиты и стал прислушиваться. Казалось, только где-то вдали капала вода из прохудившейся крыши — больше ни один звук не нарушал спокойствие внутри Дома культуры. Но было что-то в этой тишине обманчивое и неправильное. Как будто это молчала смерть, схватившая в свои лапы все здание «Энергетика».Вадим, ступая практически беззвучно, поднялся на галерею. Обойдя ее, он прошел к той части фойе, где прошлый раз схватился с неизвестными боевиками. Сегодня Вадим шел не скрываясь. На углу галереи он остановился и осмотрелся. В выбитых окнах была видна толпа зомби на площади, что-то активно обсуждающая с Байкаловым. Зрелище было таким забавным, что Вадим невольно улыбнулся. Впереди у выбитых рам уже не было стопок кафельных плит, видимо, за прошедшее время их все-таки украли. В большом количестве валялись на полу гильзы, напоминая о давнем бое. Они позеленели за это время от сырости и покрылись патиной. Двери в помещения были выломаны, и это помогло Малахову безошибочно определить, куда идти. В самой дальней комнате явно чувствовалось чье-то присутствие. Вадим собирался уже рывком преодолеть расстояние до той, дальней комнаты, как оттуда раздался голос.

— Заходите, господин Малахов, — неизвестный говорил на русском языке с легким акцентом.

Вадим опустил пистолет, подошел к дверному проему и стал напротив, так чтобы видеть все, что происходит внутри небольшой комнаты, в которой, видимо, когда-то был какой-то кружок рукоделия. На стенах сохранились плакаты, отображающие устройство швейной машинки «ОРША» с ножным приводом.

— Заходите, не стесняйтесь. Мы вас давно ждем. — Навстречу вышел мужчина средних лет в деловом костюме-тройке, в белоснежной рубашке и галстуке, завязанном лихим, модным узлом. Меня зовут Питер Антонов. Я один из канцлеров Высшего Совета. Проходите, проходите. Можете убрать, а можете не убирать ваше оружие, мы вам полностью доверяем.

Вадим, с трудом сохраняя спокойствие, вошел. За дверными откосами никого не было. Всего в помещении находились четыре человека. В этой комнате царили роскошь и гламур. Пахло дорогими сигарами, смесью элитной мужской и дамской парфюмерии и хорошо выделанной кожей. Освещение было не стандартным дрожащим потоком белого света от люминесцентных ламп на потолке. Здесь словно поработал дизайнер, подсветив каждый уголок так, чтобы создать уют и легкую, романтическую таинственность. Хозяева сидели вокруг большого стола из резного мореного дуба времен Людовика XIV. Стол украшал большой чернильный прибор из горного хрусталя, мягко играя бликами на гранях. Рядом под плакатом со швейной машинкой стояла большая скульптура из эбенового дерева — черный пудель держал в зубах золотую сахарную косточку, густо обсыпанную бриллиантами средней величины.

— Присаживайтесь, вы устали, — не унимался Антонов. — Я вам пока представлю остальных.

Вадим сел на невесть откуда взявшееся здесь мягкое кресло, обитое буйволовой шкурой, недалеко от входа. Именно от этого кресла и исходил запах изысканно обработанной кожи.

— Итак, разрешите вам представить: Метью Гордон, тоже канцлер, председатель Высшего Совета. — Сухощавый мужчина с серебряным ежиком волос в военной форме без знаков различия коротко кивнул. — А вот рядом с ним мадам магистр.

— Сильвия Тарантини. — Дама с альпийским загаром, напудренная и хранящая на лице маску пренебрежения, только дрогнула губами в ответ, называя свое имя.

— А это, — Антонов указал рукой на иссиня-черного негра, который здесь выглядел просто феерически, — наш кенийский друг, магистр и профессор Нуамано Нкаа. Я позволю себе говорить с вами от имени нашего ордена. Я хоть и прожил всю жизнь в Канаде, все равно остаюсь русским и бережно храню язык своей родины. Итак, я рад, что нам наконец удалось встретиться лично. — Антонов был сама любезность. — Вы, я так подозреваю, уже достаточно много выяснили о нашей организации от вашего друга, который сейчас развлекается на площади. Так что, я думаю, между нами не должно быть тайн.

— Давайте начнем с того, что вы сначала ответите на мои вопросы. — Малахов не дал Антонову продолжить речь.

Питер Антонов бросил быстрый взгляд на своих коллег и, получив молчаливое согласие, закивал:

— Конечно, конечно! Сегодня мы ответим на любой ваш вопрос.

— Ваша организация имеет отношение к серии ритуальных убийств в Киеве, которые я расследовал?

— Нет, что вы, что вы! Никакого! Как вы могли подумать? Дело в том, что мы, конечно, в курсе вашей деятельности вне Зоны, и поэтому я могу с полной уверенностью сказать — нет, тут мы ни при чем. Все дело в том, что у простых людей складывается превратное мнение о нас. Ну, какие мы кровососы? Какие клыки и убиенные женщины? Просто тот юноша со сложной фамилией, — Антонов взял со стола бумажку и прочел: — Колохатенко. Видите, я тщательно готовился к встрече с вами. Так вот, юноша думал, что членом нашего братства можно стать, проявив вампирские способности, сведения о которых он почерпнул из вульгарных романов. Он случайно, повторяю, случайно, получил информацию о нас и захотел быть среди избранных. Более того, убил без всякой пользы невинную девочку.