Мечеть Парижской Богоматери - Елена Чудинова

– Послушайте… кафиры… – Женщина говорила на лингва-франка с каким-то непонятным акцентом. – А я могу… Я могу не уходить? Вы ведь не станете нас убивать? Я слышала, вы не убиваете детей и женщин. Мне это не один человек говорил, многие. Больше я о вас, ну, о кафирах, ничего почти и не знаю, я не училась, даже не умею читать. Но зато я могу на вас работать, я умею делать очень много всякой работы, которую делает прислуга. Клянусь, я хорошая работница!

– Но зачем тебе это надо? – еле выговорил от изумления Эжен-Оливье. – Ты ведь младшая жена имама, так?

Женщина вздрогнула всем телом.

– Да…

– Вот что, детка, – голос Софии прозвучал неожиданно ласково. – Сними-ка для начала эту тряпку.

Молодая женщина испуганно отпрянула было, судорожно и громко вздохнула, а затем резко, словно боясь передумать, сорвала паранджу.

Она оказалась не просто молодой, но совсем уж юной, тонкой, голубоглазой, со светлыми ресницами и почти бесцветными волосами.

– Ну и охота была прятать такое хорошенькое личико? В чем дело, выкладывай, но только объясняй побыстрее, нам очень некогда.

– Я не думаю, что с кафирами мне может быть хуже, чем было среди правоверных. Меня отдали за имама потому, что родители очень хотели породниться с влиятельным человеком, а он… Видите, госпожа, это мой сын! Вы видите ведь, у него светлые волосики… Муж хотел… хотел…

– Хотел выдать его за ребенка из гетто? – быстро докончила София. – Думал им пожертвовать, если что, лишь бы спастись?

Юная женщина слабо кивнула, сильнее прижав мальчика к груди.

– Старая штука. – София словно не заметила взглядов, которыми обменивались ее соратники. – Ну конечно, тебя никто не гонит с ним уходить. Левек, проводи-ка девчонку в метро. Определишь в эвакуационную группу, словом, соображай на месте.

– Идем! – Эжен-Оливье, конечно, хорошо помнил, что молодую женщину нельзя, например, взять за руку, чтобы не испугать до полусмерти. – Ну не трясись ты как осиновый лист, подумаешь, сделала муженьку талак!

– Женщина не может сделать мужу талак, – она робко хихикнула, выходя за Эженом-Оливье в зияющий дверной проем. – Это муж делает жене.

– А ты сумела наоборот! – Эжен-Оливье улыбнулся. – Ладно, бежим поскорее, может, я мальчугана понесу? Он у тебя увесистый! Да не реви ты, никуда мама не делась, вот она, рядом. После такого переплета можешь считать себя крещеным, парень.

Макисары понемногу покидали собор, возвращаясь на позиции. Остались только человек шесть-семь молодежи из воюющих катакомбников, и де Лескюр. София не заметила, когда он вошел.

– Превращать эту штуку обратно в епископское кресло нет никакого резона, – доносился до Софии голос отца Лотара. – Епископа-то у нас все равно сегодня нету! Просто вынесите отсюда, но все же подальше, чтоб не мешалось процессии под ногами. Ришар, Дени, обдерите эти дурацкие микрофоны к… прости Господи, не скажу, к чему! Де Лескюр, угля-то у нас достаточно?

– Обижать изволите, Ваше Преподобие, я же не спрашиваю, не забыли ли Вы дома свой потир? Благодарение Богу, старый-то алтарь почти цел, его как неокатолики использовали в качестве подставки для цветов, так и эти на нем просто книжки сложили! Они скорей всего не поняли, что это алтарь. Если бы поняли, то разбили бы.

– Ваше Преподобие, а с этим что делать, взгляните!

Что ж, ее помощь пока не требовалась. София не захотела отказать себе в удовольствии подняться по винтовой лестнице, чтобы взглянуть на панораму Парижа. Подъем и вправду стоил приложенных усилий, как и сулили путеводители во времена ее молодости. Зрелище захватывало дух даже сейчас, когда город еще лежал во мраке. Впрочем, ночь быстро таяла. Летние ночи коротки. Уже можно было видеть не только вырезанные из черноты на фоне бледноватого неба силуэты, но и сами парижские улицы, вправду похожие на русла высохших рек, готовые, еще немного, и наполниться людскими потоками. А не слишком ли много уличной толпы в такой час? София, вцепившись в каменные перила, вглядывалась вдаль. Вглядывалась изо всех сил, досадуя, что не страдает старческой дальнозоркостью. Будь все неладно, ох, до чего же оно будь неладно, это все! Это вчера-то им казалось, что войск слишком много?! Да их, почитай, по пальцам можно было перечесть, вчерашних!

Короче, все понятно. Боятся, по-хозяйски, сукины дети, боятся использовать артиллерию, но пушечного мяса им не жалко. Им и хотят задавить, задавить уже как можно быстрей, наверху нервничают, дергают, грозят…

Что-то блеснуло под ногами. Удачно неизвестно кем и как оброненный мобильник. Ведь несколько раз она хотела запастись за минувшие сутки телефоном, но так и не удосужилась. Если б не случайность, пришлось бы сейчас сломя голову бежать вниз.

– Хорошо, что это Вы, Софи! – незамедлительно отозвался Ларошжаклен. – Я как раз хотел узнать, как у вас там дела.

– А я, напротив, звоню рассказать не о наших делах, а о ваших. Анри, пора выволакивать пулеметы, гранатометы, артиллерию, словом, уже нет никакого смысла таить весь наш арсенал.

– Софи, они ведь тогда тоже пустят в дело пушки.

– Не успеют, они их даже не думали подвозить.

– Вы наверное знаете?

– Как Вы думаете, где я сейчас, Анри? На крыше Нотр-Дам.

– Что же, из этого я делаю вывод, что у вас все в порядке.

– Да, более чем, – София откинула прядь, брошенную ветром в лицо. – Я думаю, церковь уже приведена в порядок, насколько это вообще возможно. Нам понадобится меньше трех часов на все про все. Анри, единственный шанс в том, что они не знают, как мало нам уже надо. Я не знаю, успеем ли мы связаться еще. Через два с половиной часа Вы должны дать отмашку на отступление.

– Я заметил время. Через два с половиной часа мы начнем сворачивать линию обороны.

– Нет. Сворачивать начинайте уже понемногу через два. Анри, какая же это будет каша.

– Мы продержим мосты, не тревожьтесь, Софи.

– Знаю. Еще, Анри…

– Да? – голос в трубке напрягся.

– Не поминайте лихом.

София щелкнула крышкой.

Самое обидное, что ничего нельзя сделать за столь краткий срок с этими корытами для мытья ног. Впрочем, тех, что наверху, и вовсе не видно, все равно орган на место сейчас не втащить, да и где его взять?

– Настоящая грегорианка[78] не нуждается в органе, – сказал отец Лотар де Лескюру. – На мой вкус, орган изобретение слишком позднее.

– Как и круглые ноты, которых Вы не знаете? – Де Лескюр распаковывал коробки со свечами.

– Зачем их знать, если все так понятно по квадратным, – очень простодушно ответил отец Лотар. – Никогда не мог взять в толк, зачем вам целых пять линеек, нет, даже не пытайтесь объяснить, все равно не пойму. Уже налюбовались городом, Софи? Сейчас мы начнем.

– Минуту! – София повелительным жестом вскинула руку. Что-то было в ее голосе, заставившее всех изобразить сказку о спящей царевне: поваренок застыл, догоняя с ножом курицу, повар – с ложкой над очагом, служанка, хлопая ковер. Во всяком случае, в руке де Лескюра замерла на весу, высвобожденная из упаковки свеча, а Ив Монту остановился в дверях с предназначенными на помойку грудами молитвенных ковриков под мышками.

– Мы все внимание, Софи, – мягко сказал отец Лотар.

– Через несколько минут враг идет на штурм мостов, – продолжила София. – Бой будет таким, что вчерашний покажется легкой разминкой. Я понимаю, очень хорошо понимаю, сколь многим хотелось быть на сегодняшней мессе, на мессе в Нотр-Дам, на мессе, свидетельствующей нашу победу. Быть может, лишняя пара рук мало что решит на баррикадах. Но… Отец Лотар, сколько человек нужно по самому-самому минимуму, чтобы месса состоялась?

– Мне нужен министрант. И еще хорошо, чтобы был хоть один человек из мирян. Это уж minimum minimorum.

– Еще нужен один подрывник. Я справлюсь и без помощников. Я сегодня причащаюсь, поэтому буду и на службе, таким образом, вместо двух человек мы обходимся в моем лице одним. Далее. Повторюсь, лишняя пара рук не повлияет на ход боя, даже если она совсем не лишняя. Я не имею никакого права требовать. Я не требую. Каждый должен решить для себя сам, вправе ли он присутствовать на мессе в те минуты, когда другие будут умирать. Каждый должен решить это сам, и каждый сам решит. Вы можете приступать, Ваше Преподобие.

Тома Бурделе по-детски всхлипнул.

Ив Монту скрипнул зубами.

– Что до меня, я возвращаюсь на баррикады. Здесь в самом деле хватит троих.

– Я тоже.

– Да что там, все же ясно.

– Пусть так. Роже, возьми с собой одного человека, летите сломя голову на склад, там, в метро. Мы не могли рисковать раньше времени, вытаскивая «пластит-н» на поверхность. Но сейчас его надо доставить быстро, дежурный по складу знает, сколько дать. Постарайтесь управиться за полчаса.

– Хорошо.

Сдав эвакуационной команде бывшую жену имама, Эжен-Оливье поспешил выйти из метро. Еще когда они шли сюда, на мостах началась стрельба. Теперь она звучала иначе, стало быть, уже поступил приказ выставить пулеметы. Надо спешить. На ступенях Эжен-Оливье столкнулся с Роже Мулинье, вместе с которым спускался какой-то парень из катакомбников.