Тайны «Фрау Марии». Мнимый барон Рефицюль - Артем Тарасов

Рядом с мнимым покойником положили обнаженную шпагу, накрыли его вместе с ней одеялом и опустили полог балдахина.

– Будем надеяться, что ничего страшного не случится, – попыталась всех приободрить Анна Белль. – Мы делаем это просто на всякий случай. Я прошу вас всех поверить в то, что у меня есть причины так думать. Сегодня может произойти нападение на графа Браамкампа, и мы должны быть к этому готовы, только и всего.

Спустя некоторое время из особняка показался кучер с несколько опустевшей бочкой, завернул за угол дома и там остановился, прислонившись к стене. На крыльце с двумя полными ведрами появилась Анна Белль, переодетая в платье Изольды, отошла от дома на несколько шагов, поставила ведра на мостовую и села прямо на камни. Рябцев со своим ведром жидкости спрятался у крыльца за кустом сирени. Приготовления закончились. Оставалось только ждать…

В той записке к Рябцеву, которую Анна Белль передала ранним утром с Мартой, содержались необычные просьбы. Она просила его вызвать карету со вчерашним кучером, взять с собой друга внушительной комплекции, захватить пустые ведра и бочку. Потом съездить на Калверстраат к священному для паломников месту Хелигевег и там, в часовне Явления Святого Духа, наполнить бочку святой водой. Эту воду привезти в особняк графа Браамкампа и быть готовым остаться в доме до вечера, чтобы в любую минуту оказать помощь. Помимо этого девушка, памятуя о том, что Рябцев был отставным морским офицером, просила его захватить с собой оружие.

Анна Белль понимала, что своими просьбами и действиями наверняка вызвала у этих добропорядочных господ большое удивление. Возможно, ее нелепые поступки можно было истолковать как временное помешательство. Только ей ничего не оставалось делать – девушка готовилась к бою с самим Люцифером.

Ждать пришлось совсем не долго. Минут через двадцать показалась запряженная двумя вороными жеребцами карета, на которой приехал Анатас Рефицюль. Она остановилась у входа в особняк, из нее вышел барон и, не обращая внимания на переодетую Анну Белль, резко дернул за рукоятку звонка.

Дворецкий отворил двери и впустил гостя в дом.

– Могу ли я забрать свою картину? – с порога спросил барон.

– Конечно, ваша милость, – скрывая волнение, поклонился дворецкий. – Только есть одно печальное обстоятельство. Дело в том, что наш хозяин внезапно заболел.

– Да что вы говорите?! – театрально ужаснулся барон. – Как неприятно! Я бы наведался в другое время, но завтра мне нужно уезжать во Францию, поэтому я обязательно должен забрать картину. Ах, как же все некстати! Можно сказать вашему хозяину несколько слов благодарности? Я не сильно его потревожу?

– Боюсь, что нельзя, ваша милость. Граф Браамкамп почивает.

– Может быть, тогда я поговорю с его внучатой племянницей? Она, надеюсь, вчера благополучно вернулась и сможет что-нибудь сказать о портрете?

– Это возможно. Только барышня тоже чувствует себя дурно. Она не отходит от кровати его сиятельства со вчерашнего вечера, с тех пор как произошел сердечный приступ. Но я о вас доложу.

Дворецкий поднялся по лестнице, а барон, оставшись один, стал расхаживать в нетерпении и даже насвистывать какую-то мелодию.

– Сердечный приступ! Сердечный приступ! – два раза повторил он вслух. – Какая досада! – И добавил чуть слышно: – Почему он еще жив?

Дворецкий вернулся и жестом пригласил барона пройти в покои хозяина.

– Большое спасибо! Я буквально на минутку! – заверил Анатас Рефицюль, шустро поднимаясь по лестнице.

Наверху барон остановился, и дворецкий увидел, как ноздри у него расширились и он, будто охотничий пес, начал втягивать носом воздух, улавливая запахи. Не дожидаясь сопровождения, барон развернулся и сам, будто знал верное направление, устремился в сторону спальни Браамкампа, странно склонив голову набок и задрав подбородок. Он подошел к дверям, принюхался еще раз и решительно их отворил.

Первое, что увидел барон, войдя в комнату, была девушка, сидевшая на стуле спиной к нему. Ее голову скрывала накидка, но она была в синем платье Анны Белль, знакомом барону, и пахла ее духами. В центре спальни стояла огромная дубовая кровать с массивными спинками, по углам которых размещались деревянные шары. Через щель в балдахине виднелся грузный человек, лежавший на спине. Его тяжелое дыхание было отчетливо слышно в комнате, погруженной в тишину.

– Его сиятельство барон… – дворецкий запнулся, представляя вошедшего.

– Анатас Рефицюль, – любезно подсказал тот.

– Я схожу за картиной в библиотеку, – поклонился дворецкий и к неописуемой радости барона вышел из комнаты.

– Вот это славненько! Никаких лишних свидетелей! – произнес Рефицюль изменившимся тоном, как только дворецкий скрылся за дверями. – Ну, что ты молчишь? Ты, конечно, не узнала меня в этом моем облике. Мне и самому в этой скорлупе ужасно неудобно.

Девушка даже не повернулась в его сторону.

– Я никому и ничего в этой жизни не прощаю – такой принцип! – продолжал он зловеще. – Ты посмела вмешаться в естественный ход событий там, на площади, помнишь?

Девушка сгорбилась под накидкой и молчала.

– Ты решила помешать мне – мне! – выполнить важную миссию. Ой-ой-ой! Вы, земные твари, не имеете права это делать. Такое преступление карается… смертью!

С этими словами барон подскочил к девушке и грубо сдернул с нее накидку. Изольда обратила к нему бледное лицо.

– Это… не ты-ы-ы!!! – завопил ошеломленный барон, и в эту секунду девушка плеснула в него водой из кувшина!

Барон схватился обеими руками за голову и сквозь его пальцы повалил едкий дым. Моментально запахло паленым мясом. Он оторвал руки от лица – Изольда в ужасе увидела, как части его щек, надбровий и лба отделяются и падают, обнажая под собой совершенно другие черты. На ладонях барона остались прилипшие ломти кожи. От боли и ужаса он завизжал противным голосом. Его плоть то отваливалась кусками, то расплавленным воском сползала с поверхности желтой маски.

Визг барона все нарастал и перешел в оглушительный свист. Он закрутился на месте и кинулся к кровати. В этот момент мнимый больной вскочил и, вытянув руку со шпагой, ткнул острием в грудь нападавшего.

Удар получился двойной мощности, так как Рефицюль двигался навстречу клинку. Шпага изогнулась, но, не войдя и на миллиметр в твердое, как металл, тело, сломалась пополам.

В спальню ворвался дворецкий, остававшийся все это время за дверью, и бросился на барона сзади, обхватив его руками и навалившись всем весом. Люцифер понял, что его надули. В порыве нечеловеческой злости он вскинул руки в стороны, от чего дворецкий взмыл в воздух, с силой ударился о потолок и рухнул к основанию стены. Барон разинул огромную красную пасть, чуть не разорвавшую его лицо на две половины, а из его глазниц вырвались два ярких испепеляющих луча, пронзивших стену. Он стал вращать руками – от этих круговых движений в помещении возник вихрь, закрутил все вокруг в дьявольском смерче, подхватив Изольду, дворецкого, Василия Андреевича, стулья, кресло, подсвечники и канделябры, а вслед за ними дубовую кровать Браамкампа. Люди и предметы перемещались по кругу, ударяясь друг о друга, отчего вазы и посуда разлетались на мелкие осколки, а круглые деревянные шары со спинок кровати били с размаху о стены, оставляя заметные впадины. Кровать, перевернувшись, рассыпалась, простыни и шторы, сорванные со всех карнизов, извивались, будто воздушные змеи…

Тем временем на улице, как только Рефицюль скрылся в доме, Анна Белль подошла с двумя ведрами святой воды к его экипажу и, поставив их на землю, открыла дверцу. В карете, обитой изнутри красным бархатом, сидели две маленькие девочки – «ангелочки» в кружевных платьицах.

При виде Анны Белль они зашипели, как змеи, и протянули ей навстречу свои белые детские ручки с растопыренными пальчиками, на концах которых вдруг стали стремительно расти изогнутые когти. Девушка сначала отпрянула, а потом схватила одно ведро со святой водой и выплеснула его в карету.

Когда Анна Белль вновь заглянула внутрь, она увидела ужасную метаморфозу: обе девочки на глазах превращались в уродцев. Их верхние челюсти вытянулись вперед, зубы, удлинившись, торчали наружу, лица сузились, а глаза сошлись к самой переносице. Уродцы вертелись на месте и корчились от боли, издавая звериные звуки. Платья на них расползались, обнажая желтые тела, которые приникли друг к другу и неожиданно стали сливаться в один шевелящийся комок. Сначала они напоминали сиамских близнецов, а вскоре в карете образовалась глыба бесформенной плоти.

Анна Белль с омерзением захлопнула дверцу, и в этот момент подоспел кучер с бочкой. Они вдвоем взялись выплескивать святую воду прямо на экипаж. Каждая порция вызывала ответную реакцию: карета вздрагивала всем корпусом, шипела и плавилась, ее металлические детали потекли, растворяясь от попавшей на них жидкости, как под действием концентрированной серной кислоты.