Шекспир. Биография - Питер Акройд

«Комедия ошибок» — безумная пьеса о мнимом безумии и бесчисленных недоразумениях; в ней действуют две пары близнецов, которых постоянно путают, что создает комический эффект. Шекспир здесь возвращается к пьесам Плавта, читанным им в школе, но делает шаг вперед, усложняя интригу. Тем не менее если говорить о построении, то это совершенно «правильная» древнеримская пьеса. Соблюдены аристотелевские единство места, времени и действия, что необычно для Шекспира, — все происходит в одном месте в один и тот же день. На сцену, где играли пьесу, выходили три двери, или три «дома» выстроенные в ряд, как бывает в классической комедии. Как будто автор решил доказать своим образованным университетским современникам, что он не такой уж неуч, как им кажется.

Таким образом, «Комедия ошибок» стала для Шекспира не только школой мастерства, но и школой искусства комедии. Налицо шекспировский юмор, непосредственный, меткий и изобретательный. Это, по словам Колриджа, «точнейшее созвучие философских тем и фарсовых персонажей». В этом случае от писателя требуются высочайший интеллект и тонкость, чтобы поддерживать ритм и динамику действия. «Комедию ошибок» можно было бы рассматривать как слегка банальную и старомодную пьесу, написанную гениальным школьным учителем, поскольку ее композиция несет в себе элементы нравоучительной пьесы. Будучи школьником, Шекспир читал том Плавта, отредактированный Ламбином, в котором было множество ссылок на разнообразные «ошибки». Отсюда, возможно, произошло заглавие. Но пьеса не восходит всецело к школьным воспоминаниям. Шекспир все еще близок к Марло и Лили, у которых заимствует строки и ситуации. Т.С. Элиот как-то заметил, что плохие поэты заимствуют, в то время как хорошие крадут; у Шекспира получалось и то и другое.

Среди шекспировских работ пьесу отличает то, что она самая короткая, но разработка характеров при этом не лишена тонкости. Здесь мы видим то, что можно назвать природной склонностью шекспировского воображения: превосходство слуг над хозяевами, природное здравомыслие женщин, противопоставляемое упрямой бестолковости мужчин. Здесь, в комедии о двойниках, появляется также тема раздвоенности, которая проходит сквозь многие зрелые шекспировские произведения:

Как стало, что ты сделался чужим себе же?[184]

То, что эти слова принадлежат жене, уверенной, что ее бросил муж, добавляет сюда личную ноту. В этой пьесе, как и во многих других у Шекспира, семья, испытав много переживаний и невзгод, соединяется, и потерянных детей возвращают.

Самоотчуждение стало такой очевидной темой комментариев к Шекспиру, что его принято считать отличительным свойством его таланта. Разглядел ли Шекспир в себе игру противоречий, или это было плодом его размышлений — вопрос открытый. Деревенский паренек, пришедший в Лондон, актер, стремящийся к аристократизму, писатель в той же мере, что и актер, он получил достаточно материала для раздумий. Перед нами любопытная картина: чрезвычайно практичный и деловой человек, способный создавать мир страстей и фантазии. Возможно, в этом и заключается самая великая тайна. Внутри него собрались легионы. Он видел истину в любом споре или противоречии. Все в его пьесах свидетельствует: стоило ему высказать правду или же мнение, как другая правда или другое мнение приходили на ум — и он немедленно давал им слово. Драматургия была в природе его естества. Часто отмечалось, что в его пьесах не чувствуется личности автора, а герои размышляют сами по себе. Говорилось также о типичной «двойственности» пьес как о характерном и стойком их признаке, когда героическое или могущественное действие дублируется дураками и шутами. В каких-то случаях действие может толковаться двояко, или же страсть, такая, как ревность в отношениях мужчины и женщины, может одновременно и находить и не находить оправдания. Но двойственность — не то слово. Короли и шуты — часть неповторимой цельности его видения мира.

ГЛАВА 34

Поэтому решили: будет кстати Занять вниманье ваше развлеченьем[185]

В 1591 и 1592 годах молодой Шекспир, вероятно, работал не над одной пьесой для «Слуг графа Пембрука». Почему бы ему было не перейти от комедии к исторической драме или трагедии, ведь он смешивал все это в отдельных сценах и даже монологах. Похоже, он приступил к «Трагедии короля Ричарда III» («Ричард III»), еще не закончив «Правдивую трагедию Ричарда, герцога Йоркского». Герой появляется в более ранней пьесе, но в последующих редакциях, как мы видели, Шекспир, готовясь к созданию более совершенного варианта, рисует характер более глубокий и мрачный. Эта роль писалась для самого Бербеджа.

Ричард Бербедж и в самом деле становится главным интерпретатором шекспировских пьес вплоть до конца жизни драматурга. Признанный лидер труппы, он играл в основном героические или трагические роли. О нем писали:

«Как бы ни восхваляли трагического оратора — все хвалы абсолютно подходят к нему; ибо он пленяет наше внимание значительными и совершенными действиями. Посидите в переполненном театре — и вы подумаете, что видите множество ниточек, протянутых от зрителей к актеру… потому что он так играет роль, что кажется — все происходит взаправду».

Именно Бербедж сыграл первого Лира, первого Гамлета и первого Отелло. Вероятно также, что именно он познакомил английскую сцену с Ромео и Макбетом, Кориоланом и Просперо, Генрихом V и Антонием. Столько не сделал ни один актер в мире. Часто упоминались живость и естественность его исполнения. Он казался Протеем, меняющим обличья, «настолько полно перевоплощаясь в своего героя, отрешившись от своего «я» вместе со сброшенной одеждой, что никогда (даже за кулисами) не становился собой до конца спектакля… никогда не проваливал свою роль, но с помощью взглядов и жестов доводил ее до самых вершин совершенства». Возможно, это был самый близкий Шекспиру человек. Драматург оставил ему денег для приобретения памятного кольца, но имена детей Бербеджа, возможно, лучшее доказательство их близости. Умершую в юности дочь Бербеджа звали Джульеттой; у него был еще сын Уильям и другая дочь — Анна.

Итак, перед нами Бербедж в возрасте 21 года, который выходит на сцену в роли Ричарда III. Зло в средневековую эпоху традиционно воплощалось в фигуре Порока. Однако Ричард с самого начала предстает перед зрителями вооруженный до зубов, словно таким вырвался из шекспировского воображения, как из материнского чрева. Впервые на английской сцене Порок обрел способность набирать силу и меняться; Ричард начинает испытывать легкие угрызения совести накануне битвы при Босуорте. На одно лишь мгновение его речь становится предвестником мук Макбета и Отелло: «Кого боюсь? Себя? Здесь я один»[186].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});