Второе первое впечатление - Салли Торн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я вчера звонил Алистеру сообщить, что готов перевести половину.
– Это потрясающе! Посмотри сюда. – Я развожу руками, ощущая пустоту в груди. – Вот как надо радоваться успехам своих друзей. Ну и что ответил Алистер? Спорим, он был счастлив.
– Алистер сказал: или все, или ничего. Он хочет всю сумму целиком. А на самом деле он просто сомневается во мне. На данный момент ты единственный человек на земле, который в меня верит. Вот потому-то мне и не хочется тебя разочаровать. Ведь у тебя нет ни тени сомнения, что я получу ключи от тату-студии уже к Рождеству.
– Ты непременно добьешься своего. Ведь ты же Тедди Прескотт.
– Угу. Он самый. Я не закончил ни одного важного дела.
– А на мой взгляд, все это выглядит вполне законченным.
Я показываю на его татуировки. На них лишь строгие черные линии и вообще никакого цвета, однако каждая наколка выполнена виртуозно. Тедди резко отворачивается, словно его раздражает моя слепая вера в него.
– Алистер считает, у меня не хватит терпения сидеть в салоне и привлекать клиентов. И он, возможно, прав.
– Похоже, люди только и делают, что твердят тебе, какой ты никчемный. Тебе пора решить, верить им или нет.
Я напряженно жду ответа, но нас отвлекает Мелани, деловито направляющаяся к своему автомобилю.
– Тедди, не мог бы ты подбросить Рути домой? – Она открывает дверь машины. – Спасибо! Пока! Ой, погоди! Рути получила еще одно сообщение. Мы все обсудим в понедельник.
– Что за шум, а драки нет? – Из магазина выходит Рената.
– Это всего-навсего я, – говорит Тедди. – Как всегда, слишком много болтаю.
– Ты совершенно прав, Теодор Прескотт, – отвечает Рената, когда Тедди усаживает ее в «роллс-ройс». – Сегодня ты вел себя крайне эгоистично. Она не твоя игрушка и не способ провести время. Она живой человек.
И всю оставшуюся дорогу домой Тедди молчит, словно воды в рот набрал.
Глава 21
Нам удается отделаться от сестер Парлони лишь затемно. Тедди сопровождает меня во время вечернего обхода.
Я выполняю все строго по списку: дергаю за дверные ручки и трясу роллеты, закрывающие мусорные баки. И делаю вид, будто Тедди нет рядом, чтобы научиться жить без него. Мы стоим возле заграждения из сетки-рабицы. Я смотрю на огни города, а Тедди не сводит с меня глаз.
– Ты спутал все мои планы, – наконец нарушаю я молчание.
Моя ярость уже выгорела дотла, оставив после себя лишь холод и грусть.
– А ты путаешь мои.
– Интересно как?
– Ты свято веришь, что я могу достичь своей цели. И не сомневаешься, что я уеду отсюда точно по расписанию, чтобы получить собственные ключи от тату-студии. – Тедди говорит это так, словно в чем-то обвиняет меня.
– Мне что, попросить у тебя прощения?
– Нет. Просто ты первая, кто в меня поверил. Такое трудно переварить. Хотя все это до поры до времени. Просто я еще не успел тебя разочаровать. – Тедди отворачивается от меня. – Я постоянно задаю себе вопрос: а что, если я сдамся? Что не лишено вероятности.
– А теперь послушай совет человека, у которого была мечта, но он не смог ее осуществить. Ты должен идти вперед. Продолжать бороться. – Мне становится все труднее изображать чирлидера в этой игре в платонические отношения. – Я выбираю огонек вон там, внизу, и каждую ночь прихожу на него смотреть. Если у тебя выдастся очередной плохой день у Ренаты и если тебе надоест прозябать в нищете, просто поднимись сюда и посмотри на свой огонек.
– А какой из них твой? – Тедди бросает взгляд на город внизу. – И какое желание ты загадала?
– Ты сам знаешь какое. Вот потому-то я на тебя сегодня так разозлилась. У меня в жизни было не слишком много шансов, и каждый из них на счету.
Я начинаю спускаться с горы. За мной тянется длинная тень.
– Что, если я не хочу преуспеть? – бросает мне в спину Тедди, когда я открываю дверь коттеджа. – Что, если я хочу всю жизнь валять дурака? Или просто бить баклуши здесь, в «Провиденсе»?
Меня обуревают противоречивые чувства. Надежда уносит мое сердце к небесам. А рассудок опускает его на грешную землю.
– Ты ведь должен понимать, что сестры Парлони не вечны. С каждым днем это становится все яснее.
– Тогда я уйду на покой и останусь здесь.
– Нет, ты этого не сделаешь. – Открыв дверь, я вхожу внутрь, чтобы положить покупки на диван. Впервые за все это время Тедди не проходит в дом вслед за мной, и я ворчливо бурчу себе под нос: – Иногда очень трудно оставаться альтруистом.
Я выглядываю во двор. Полная луна роняет серебряный свет на волосы Тедди. Он похож на эротическое видение из ночного кошмара, черный образ, от которого хочется бежать прочь со всех ног. Тедди сидит на стуле, согнув длинные ноги. Я вижу очертание колена, хотя вряд ли осмелюсь на него сесть. Эта мысль меня будоражит, и я рада темноте. Я уже собираюсь закрыть дверь, но Тедди меня останавливает:
– Думаешь, ты поставила точку в наших отношениях?
Какого черта он спрашивает?! Что я могу на это ответить?
– Э-э-э…
– Потому что я этого еще не сделал.
Мне ли не знать эти хриплые обольстительные нотки, которые он успешно пускает в ход, когда ему что-то от меня нужно? И сейчас он явно использует их по максимуму. Я теряю равновесие. У меня подгибаются колени. Таково воздействие этого голоса.
– Уже поздно.
– Я действительно не думаю, что мы реализовали весь наш потенциал. – Тедди похлопывает себя по бедру. – Иди ко мне. Я покажу тебе, что такое настоящий поцелуй.
Несомненно, это еще одно испытание на моем пути. Разве можно устоять против такого предложения?
Между тем Тедди продолжает говорить:
– Я хочу, чтобы ты сейчас проделала то, что сделала там, в примерочной. Только дольше и горячее. И ты можешь намотать мои волосы себе на запястье. Я собираюсь положить руку в карман твоего кардигана. Очень медленно.
– Что на тебя нашло? – Ноги сами несут меня к Тедди.
– Я вроде как к тебе пристрастился, – отвечает он с улыбкой. – Хотя, понимаю, ты собиралась пойти к себе, чтобы всю ночь страдать по мне.
– Наглость – второе счастье, да? – (Тедди растерянно моргает.) – Впервые в жизни вижу человека, настолько уверенного в том, что он неотразим.
– Неотразим для тебя.
Я пропускаю его замечание мимо ушей.
– Тебя что, так воспитали? Твои четыре сестры, да? Ты наверняка рос испорченным ребенком, которому все было
