Ревность волхвов - Анна и Сергей Литвиновы

Нагая, в полумраке чума, освещенная красноватыми отблесками костра, она сейчас была очень красивой. Бросить бы этот разговор, перевести его в шутку, схватить ее и снова утащить под шкуры!.. Но я не мог остановиться, хотя чувствовал, что с каждым моим следующим словом Леся все отдаляется и отдаляется от меня.

– Ты все расслышала правильно, – кивнул я, стараясь успокоиться. На губах и на языке словно выступила горечь. – Наверно, ты станешь хорошим сыщиком, – саркастически добавил я. – Во всяком случае, ментовские методы – провоцировать и брать на понт – ты усвоила очень хорошо. Поздравляю.

Леся не нашлась, что ответить, и принялась в ярости одеваться. Расправила и натянула чулки. Лицо ее было гордым, злым и упрямым.

– Мы изобличили преступниц, – жестко бросила она.

– Вы убили двух молодых женщин, – отвечал я не менее жестко. – Если б не вы, они были б живы.

И все равно, наверно, еще не поздно было броситься к ней, извиниться, обратить все в шутку, начать заново раздевать… Но я уже не хотел этого.

Девушка застегнула лифчик и потянулась к платью, валявшемуся на полу.

– Они были б живы, если б не ты! – выплюнула она, щурясь на меня. – Ты загнал их в пропасть, словно диких животных!

Вы подумайте только! Она – обвиняла меня!

Уже практически не владея собой, я выкрикнул:

– Ты – ментовская продажная сука!

– Что?!

Глаза Леси округлились. Она подскочила ко мне – полуодетая, яростная. И с налета влепила мне сильнейшую оплеуху – так, что в голове зазвенело. Потом отпрянула, натянула трясущимися руками платье, набросила на плечи дубленку – и босиком, по снегу, в одних чулках бросилась вон.

Я должен был ее остановить. Мне надо было ее остановить. Даже тогда, когда она в сердцах выбежала из чума, еще не поздно было ее не потерять. Но я сидел, словно пригвожденный, на месте, и не мог, и не желал пошевелиться…

…А сегодня за весь день, за весь такой длинный день, длящийся с трех утра, за тысячу километров пути, что мы провели бок о бок в железной коробке, мы с ней не сказали друг другу ни слова…

14 января

…Позади осталась граница, и сразу же начались ухабы, ямы, дрянная разметка, потоки грязной жижи из-под колес встречных машин. На российской дороге не расслабишься, здесь вам не место, чтобы предаваться рефлексиям, нужна полная концентрация, верный глаз и еще – удача…

Питерский КАД (кольцевую автомобильную дорогу) мы миновали в восемь вечера и вышли на финишную прямую до столицы. От Северной Пальмиры мы гнали резво. Очень хотелось наконец оказаться дома.

Мы даже не останавливались, чтобы перекусить. Тягали чипсы и разные прочие снэки из коробок. Пили на ходу кофе из термосов. Порой тормозили на заправках, чтобы долить в бачок омыватель лобового стекла и, напротив, вылить из себя излишки жидкости.

Моя «хондочка», такая чистенькая на дорогах страны Суоми, теперь снова покрылась заскорузлым коричневым слоем. Заправки, где мы временами по цивилизованной привычке останавливались, когда подпирало, и которые казались мне столь элегантными и удобными по пути туда, теперь, в сравнении с финскими, представлялись убогими. Особенно меня поразила одна – кажется, уже в Московской губернии. На туалете красовалась надпись: «Ключи выдаются только при заправке а/мобиля». Ей вторил листок на кофейном аппарате: «Не работает». На закусочной красовалось лапидарное: «Закрыто». Нам даже пришлось влить в «Хонду» пару литров дрянного бензина – лишь бы получить право воспользоваться сомнительными удобствами.

Я обращал повышенное внимание на мелочи и несуразности, окружавшие нас, потому что мне совсем не хотелось ни думать о нас с Лесей, ни налаживать с ней отношения. Друг с другом мы по-прежнему не разговаривали.

Практически каждая деревня или городок, спящие тяжелым зимним сном, встречали нас гаишниками с радарами. Бравым ментам было не до сна. Им наплевать: час ночи, три, а может, пять утра. У них шел чес. Шутка ли: ты превысил скорость на тридцать километров (обычное на трассе дело!) – а он за это положил себе в карман триста, а то и пятьсот рубликов. Хорошая надбавка к денежному довольствию, особенно для Новгородчины или Тверской земли.

Словом, нас, по-буржуазному расслабившихся, родина встречала жестко.

Для объективности картины мне следовало написать что-нибудь вроде: «Зато какие в России люди душевные!» или: «Зато девчонки у нас красивые!» Хотя особой душевности и красоты с трассы Питер – Москва не разглядишь.

Хотя вот эпизод: стоит, к примеру, где-то в деревеньке Литвиново на обочине девушка – по виду и по одеже явно плечевая. Три часа ночи. По встречной полосе, в противоположную сторону, следует фура. Вдруг дальнобойщик притормаживает и – через две сплошные, перегородив нам движение, – разворачивается и лихо подруливает к своей крале. Она радостно бежит к шоферской кабине. Знакомые, видать. Или, может, он любовь старую встретил… Ради такого случая можно и пофорсить. И наплевать на колоссальный штраф за пересечение двойной сплошной. Любовь, братцы, любовь!.. Всюду – она, и наплевать ей на деньги! И на законы, и на окружающих!..

…Мы менялись с Саней примерно через каждые три часа.

Когда я сидел за рулем, он спал сзади, уложив голову на колени своей Светки. Они, кажется, снова помирились, и она выкинула из головы своего «швейцара».

А когда я был свободен от рулежки, то отдыхал, разложив на полную переднее пассажирское сиденье. Почему-то всякий раз при этом я вспоминал погибшую Женьку. Леся сидела сзади, как мышка: дремала или безучастно смотрела в окно.

Если мы с ней и общались, то безлично и безразлично: «Где у нас тут кофе?..» Или «Сахар еще остался?» Не хотелось заново выяснять отношения. И без того хватало забот.

Например – успеть въехать в столицу до того, как начнутся утренние пробки на Ленинградке. Ради этого мы гнали всю ночь. Сто двадцать кэмэ по трассе, восемьдесят – в населенных пунктах. И максимум внимания – чтобы не пропустить на обочине очередной запрещающий знак или пьяного селянина, готового вывалиться на проезжую часть.

Нам удалось проскочить до пробок. Хоть что-то в этой поездке получилось так, как я планировал заранее!

Мы пронеслись по самому центру, мимо Госдумы и Кремля, и оказались на Кленовом бульваре, где жили девочки, уже в половине седьмого утра. Москва грозно просыпалась, покуда вполнакала демонстрируя свою деловую мощь. К Центру потянулись грузовики, «Газели» и легковушки. Спешили к метро угрюмые пешеходы. Новогодние праздники кончились, начиналась рутина, будни.

Мы с Лесей вышли из «Хонды» первыми, Саня со Светкой оставались в машине, на заднем сиденье. Я видел: им хотелось побыть наедине, попрощаться. Все их ссоры и недомолвки остались позади, и они не хотели отрываться друг от дружки. Я им завидовал.

Я помог моей девушке (полно, да моя ли она теперь?) затащить в лифт ее лыжи, сноуборд и чемодан.

Я был обалдевший от дороги, от непрерывной восемнадцатичасовой езды. В ушах шумело. Голова была пустой, как котел.

Как-то неправильно кончалось наше путешествие. Я не знал, как было бы правильно, но явно не так, как сейчас.

В лифте я озвучил свои мысли:

– Как-то неправильно все…

Лифт остановился, лязгнули двери. Я вытащил Лесины пожитки, прислонил лыжи и сноуборд к стене подъезда.

Девушка перевела мою реплику на свой лад:

– Ты же сам все испортил… Причем дважды.

Мне ничего не оставалось делать, как согласиться, покаянно кивнуть головой. И тут вдруг я понял, как она мне дорога и как я привык к ней: к ее высокому лбу, упрямому повороту головы, глубоким глазам, мохнатым ресницам… Боже мой, Леся! Мне будет тебя не хватать! Я не хочу с тобой расставаться!

И, понимая, что это моя последняя попытка и последняя возможность, я воскликнул:

– Леся, стой!.. Подожди. Выслушай меня. Ты прости меня – за все. За все обиды, что я тебе причинил, и за поганые слова, что тебе сказал… Я готов на все – только не будем расставаться! Я не хочу тебя терять!

Леся спрятала глаза, но я видел, чувствовал, что мои слова ей пришлись по сердцу.

Однако она ничего не ответила, отомкнула дверь квартиры, втащила внутрь чемодан, вернулась за лыжами и доской.

Я стоял как истукан и ждал.

Наконец она промолвила – довольно равнодушно. Пожалуй, даже равнодушней, чем следовало, чтобы я поверил, что она действительно равнодушна:

– Мой телефон ты знаешь…

И исчезла за дверями своей квартиры.

Декабрь 2007 – январь 2008.

Москва – Порво – Хельсинки – Оулу –

Рованиеми – Леви – Санкт-Петербург – Москва

Авторы благодарят С. Возного за ценные советы.

Примечания

1

Личные данные (англ.).

2

Product placement (англ.) – размещение скрытой рекламы в художественных произведениях: книгах, фильмах и т. п.