Вестник и Крымская война - Роман Вадимович Беркутов

дальности. С другой же стороны Захарченко чуть ли не на стены лез, как ему не терпелось выйти из города и разгромить министра. Пусть и своего.

Но Вадима полностью устраивал статус Кво, когда Николай мог гонять лояльные войска только по северной части европейской части империи. И далеко не уйдешь, коалиция рядом, и сложа руки не посидишь.

Чтобы не наводить панику в империи, догонялки Захарченко и Чернышева назвали учениями. Ведь никто же не стрелял? Не стрелял? Если кто и умер, то только от смеху.

Вот только военным было не до смеха. Захарченко очень жеско ограничивал приказ. Ведь ему кровь из носу, но нужно защитить очень богатые склады Северодвинска. Как все думали. А Чернышева же ограничивали возможности. Он из первых рук знал, что Захарченко делал с врагами империи в оборонительных сражениях и на чем их вертел.

Так учения кончились тем, что Чернышев с корпусом вернулся в Петербург, а Захарченко остался в Северодвинске.

Противостояние перешло в другую плоскость. Бумаго-марательную.

"Уважаемый, или не очень, Вадим Борисович, я тебя всеми чертями заклинаю, разреши начать преследование условного врага. Они же уходят. Пешком!"

Генерал Захарченко.

"Дорогой Михаил,

Я совершенно не понимаю, что тебя не устраивает? Стоит врагу только увидеть твою защиту, твои начищенные стволы орудий, растянутую по изгибам местности колючую проволоку, тщательно скрытые траншеи, как он уже бежит! Что это, если не повод для гордости? Еще немного и вы, мой дорогой друг, войдёте в историю как неприступный Захарченко!"

Последнее предложение запретили цитировать на офицерских собраниях, а то на громкий хохот стали жаловаться соседи, по кварталу.

Глава 23 В политике не бывает чистых

17 июня 1853 Петербург.

"Учения" не принесли ожидаемого результата, только обострили проблему со средствами.

Пока Чернышев бегал от Захарченко, в Петербурге продолжилось бумажное сражение. Вышло несколько статей посвящённых "жестокой" оккупацией Россией центральной Азии, отдельно вышел отчет, который рассказывал подданным о пользе решения по раскрепощению крестьян именно в форме десятилетнего контракта.

В ответ Николай получил счет. Только в этот раз счет могли видеть все подданные империи. Каждый человек, который умел читать или слушать теперь знал сколько стоят панталоны ее величества, сколько стоит мундир его величества, сколько стоят мундиры всех детей, сколько стоит шелковое постельное белье, алмазное декольте, а в конце заметка, которая напоминала читателям о плачевном состоянии бюджета империи.

Вадим добавил шпильку о том, сколько император тратит на балеты, выделив на чьи выступления и кому из актрис он чаще всего отправляет подарки.

Николай рвал и металл. По его приказу полковник уже третью неделю лазил по портовой зоне Петербурга, разыскивая подпольные печатные станки. Ситуация у Северодвинска еще раз напомнила императору о необходимости действовать, и он дал добро объединённой флотилии у Царьграда на поход. И сразу так вышло, что на это нашлись деньги из фонда поддержки ветеранов. Вадим тонко намекал императору, как будет в дальнейшем: пока правительство делает что-то полезное для страны, то на это всегда будут деньги. Николай же посчитал жест очередным напоминанием о покушении на свою власть.

Адмирал Нахимов и Гриффит же воспользовались случаем. У Царьграда остались броненосцы проекта Полумера сторожить проходы в проливы и помогать с обороной, пока все мореходные силы выдвинулись в поход, прихватив экспедиционный корпус из Крыма.

В это время Николай, Александр и полковник Гурьба решали, что же делать дальше. Николай все чаще привлекал сына к управлению страну, поручая важные и сложные задания. В условиях кризиса император хотел посмотреть, как же справится приемник. Полковника же пригласили как исполнителя.

— Мы провели социологический опрос, — Гурьба читал отчет.

— Какой опрос? — не понял Николай.

— Это наши социологи придумали. Опрашивать людей из разных слоев и в разных частях страны, чтобы понять отношение подданных…

— И что тут придумывать, так же всегда работали? — удивился Александр Николаевич.

— Вопросы задаются всем не скрываясь, только мы спрашиваем не в лоб, как человек например относиться к царь батюшке, а доволен ли он нынешней жизнью, — стал погружаться полковник в подробности.

Гурьба закончил дополнительные курсы в университете, чтобы и повыше пробиться и овладеть новыми средствами познания. Мир вокруг менялся, и полковник предпочитал меняться в ногу с ним. Если появился телеграф, значит должны быть люди, которые умеют им пользоваться, то же с телефоном, или что там еще придумает корпорация.

— Ладно, так что там думаете народ? — спросил Николай.

— Они в растерянности. Новые реформы встретили и тепло и неудовлетворённо. Условно, — принялся объяснять полковник, — могли бы и лучше. После появления нелегальных статей взгляды ушли скорее от вас.

Полковник положил перед Николаем список и разбивку всех государственных структур по отношению к решению императора. В армии среди молодых офицеров чуть ли не открыто критиковали манифест. Моряки были в откровенном замешательстве, не понимая, что происходит. Железно за императора выступали пожилые офицеры, большинство из которых застали Наполеоновские войны. Так же жандармы и полиция, среди обычных же чиновников, аппарат которых разросся как опухоль, не внушал. Сплошные приспособленцы без убеждений были готовы пойти за тем, кто сильнее.

— Ещё есть опросы фермеров, рабочих… — полковник пролистывал отчет, но Николай его остановил.

— Довольно. Бунты крестьян и мещан мы подавим. Против вооружённых сил у них нет и шанса.

— Как скажете, — полковник мысленно не согласился, но решил не перечить.

— Отец? — спросил Александр Николаевич, заметив раздражение Николая.

— Ничего, — огрызнулся Николай, — вообще ничего не помогает.

— Мы не должны отчаиваться, — хотел взбодрить отца Александр, но Николай поднял руку.

— Полковник, оставьте нас.

— Да, ваше величество, — Гурьба поклонился и вышел из кабинета.

— Я решил связаться с губернаторами… — Николай встал из-за стола и пошел к винному шкафу, чтобы налить любимого ликера, — во время войны с Коалицией все были как монолит, не разделить. Но что сейчас? Заметив мою слабость, они размякли, потеряли веру! Я каждого знаю лично, а теперь, словно плевок в лицо! Полковник тебе не говорил, что каждый десятый чиновник владеет какой-нибудь лавкой, магазинчиком связанным с Корпорацией? Я удивлен, что не больше, — Николай плевался сарказмом, как ядовитый паук, — хотя они осторожничают, и мы не всех нашли.

— Отец, а чего ты хотел? — спросил Александр, — жизнь станционного смотрителя это считай, что шутка. А есть еще доктора, учителя,