«Номер один» - Бен Элтон

Одно было ясно: судьи не станут повторять того, что было в прошлом году.

Челси присела на корточки рядом с девушками и протянула руки для последнего объятия. Обниматься втроем всегда дело нелегкое, особенно когда инициатор сидит на корточках, а двое других участников сидят на полу, но Челси была профессионалом и сумела на краткий миг объединить возле себя двух девушек. Когда Джорджи наклонилась к ней, Челси поразили две вещи: невероятной силы запах зубной пасты и жидкости для полоскания рта, а также ужасающая худоба девушки, она похудела еще больше после отборочного дня в Бирмингеме. На Джорджи был крошечный лифчик, но даже он был недостаточно мал для нее. Когда она наклонилась, чашечки оттопырились и открыли грудь. Соски у девушки были большие, твердые и холодные, а груди съежились и превратились в жалкие бугорки кожи (словно сдутые воздушные шарики). Она выглядела истощенной.

– Ну же, девушки, – сказала Челси, – идите и надерите им зады!

У двери зала для прослушиваний вся троица присоединилась к Кили. Увидев девушек, Кили пришла в совершеннейший восторг.

– ДЕВЧОНКИ! – крикнула она. – ДЕТКИ! Вы выглядите потрясающе! – Кили повернулась к камере, которая висела прямо у нее перед лицом. – Посмотрите, кто здесь! Суперкрошки прошлого года, группа «Пероксид»! Мы любим этих девочек. Они ТАКИЕ храбрые, что решили попробовать еще раз! Да!

За этим последовал стандартный разговор о мечте и о том, как безумно и сильно девушки хотят этого, а затем Джорджи и Мишель вышли на арену.

Все трое судей убедительно изобразили удивление и восторг при виде группы «Пероксид».

– Как поживаете, девочки? – расцвела Берилл. – Выглядите потрясающе!

Берилл даже встала и обошла стол, чтобы обнять каждую из них. Как только счастливое воссоединение завершилось, Кельвин сделал серьезное лицо и открыл совещание.

– Итак, девушки, – спросил он, – зачем вы вернулись?

– Знаешь, Кельвин, – ответила Мишель, – мы ужасно расстроились, что проиграли в прошлый раз, и мы очень, очень верим в себя и думаем, что заслуживаем еще одного шанса.

Кельвин кивнул с мудрым видом.

– Да, – сказал он, – Мишель, это указывает на сильный характер. Мне это нравится. Я всегда ищу характер в людях, которые приходят к нам, потому что наш бизнес трудный и для того, чтобы выжить в нем, нужен характер.

– Джорджи, – сказал Родни, – вам известно, что в прошлом году вы нам понравились, вы прошли первый тур и наделали много шума. Затем во втором туре вы проиграли. Что, по-твоему, изменится в этом году?

– Мы так много работали, – ответила Джорджи. Ее голос стал более сиплым, чем раньше, и виной тому было то количество желчи, которым регулярно омывалось ее горло.

– Мы выросли, – добавила Мишель. – Мы так много работали, мы учились, и мы выросли. Мы приняли к сведению все, что вы говорили нам в прошлом году, и мы очень, очень много думали об этом, мы много работали и пытались вырасти.

Берилл смотрела на двух девушек влажными глазами, словно это ее собственные дочери показали такую стойкость и твердый характер.

– В таком случае, детки, – просюсюкала Берилл источающим любовь голосом, – вы заслужили второй шанс. Если вы работали и выросли, то вы заслужили его. Покажите, на что вы способны. Покажите нам себя.

– Спасибо, Берилл, – скромно ответила Мишель. – Мы постараемся.

– Мы все желаем вам этого, девушки, – добавил Родни, тоже постаравшись напустить на глаза убедительную влажную туманность. – В прошлом году вам пришлось выдержать несколько ударов, и, придя сюда сегодня, вы показали настоящую стойкость. Теперь все в ваших руках, мечта вернулась, и вам нужно схватить ее и доказать нам, что вы выросли. Докажите нам это.

– Хорошо, – сказал Кельвин, снова играя роль делового человека, который хотел напомнить миру, что они высокие профессионалы поп-культуры, которые не позволят сантиментам повлиять на приговор. – Что вы хотите для нас спеть?

– Мы споем «Dancing Queen» группы «Abba».

– Хороший выбор, – сказал Родни, кивая с умным видом.

– Начинайте, девушки, – сказал Кельвин.

Они исполнили песню неплохо, точно следуя мелодии. Они выполнили несколько хорошо отработанных танцевальных движений в стиле семидесятых, и звезда в конце была очень искусной. В общем, став на год старше, девушки выглядели лучше по сравнению с прошлым годом и значительно лучше, чем по крайней мере трое исполнителей, которые прошли тогда в финал.

Потом они остановились, раскрасневшись и тяжело дыша. Две мечтательницы в нижнем белье. Девственницы, ожидающие принесения жертвы на алтарь.

Кельвин какое-то время тянул паузу. Он опустил взгляд, посмотрел вперед, пососал карандаш, откинулся на спинке стула и уставился в потолок.

– Девушки, – сказал он, – я очень, очень разочарован.

Снова пауза. Мишель изо всех сил постаралась кивнуть с умным видом, словно она по-прежнему была готова учиться и расти. Джорджи задрожала.

– Знаете что? – продолжил Кельвин. – Я очень, очень хотел быть добрым. В прошлом году вы продемонстрировали талант, и я был искренне готов оправдать вас за недостаточностью улик. Но знаете что? Вы потеряли свою невинность. Вы пытаетесь выглядеть как поп-звезды вместо того, чтобы быть ими. Простите, девушки. Это было ужасно, словно две пьяные подружки невесты на свадьбе.

– Нет! – запротестовала Берилл. – Кельвин, опомнись!

– Правда, Кельвин, – встрял Родни, – я не думаю, что они спели так ужасно. Да, они нас разочаровали, но костюмы отличные и…

– Все, Родни, хватит. Сантименты в сторону. У нас строгие правила. Твой голос?

Теперь пришла очередь Родни театрально молчать. Он смотрел на двух полуобнаженных подростков, словно был готов отдать свою жизнь, лишь бы они прошли в следующий тур.

– Пожалуйста… – затряслась Мишель. – Мы так много работали…

– У нас суровая индустрия, – ответил Родни, сочувствуя Мишель. – Я просто не думаю, что вы достаточно крепкие, чтобы выдержать.

– Мы справимся, справимся! Мы сильные! Мы сильные женщины. Мы выросли. Пожалуйста… Пожалуйста.

– Девушки, простите, – сказал Родни, решительно глядя на них. – В прошлом году вы показали надежду, но мы не думали, что вы справитесь, и в этом году вы подтвердили, что мы были правы. В каком-то смысле вы можете рассматривать это как благо. Теперь все стало очевидно.

– Да или нет, Родни? – поторопил Кельвин.

И, несмотря на тот факт, что и так было совершенно понятно, что Родни скажет нет, он позволил повиснуть еще одной паузе, настолько долгой, что девушки, узнавшие минуту назад о своем провале, успели поверить, что Родни, возможно, обдумывает, не сказать ли ему да.

– Я говорю нет, – наконец произнес он.

– Берилл? – спросил Кельвин.

Берилл не могла говорить. Ее губы дрожали (насколько позволял закачанный в них ботокс), а в глазах стояли слезы. Слов не было, пока что она могла только смотреть на девушек.

Первой обрела голос Мишель.

– Пожалуйста, Берилл, – сказала она. – Это единственное, что для нас важно. Пожалуйста.

– Не надо, – запинаясь ответила Берилл. – Не говори так. Не делай этого со мной.

– Это наша мечта, Берилл. Пожалуйста.

– Кельвин! – рявкнула Берилл. – Зачем ты поставил меня в такое положение? Зачем ты так поступаешь со мной?

– Потому, Берилл, что ты должна сделать выбор. Это твоя работа, – спокойно ответил Кельвин.

– Ну, тогда мне не нужна такая работа! Я не хочу уничтожать мечты других людей. Все должно быть по-другому.

– Мне нужен твой ответ.

– Пожалуйста, Берилл! – умоляюще сказала Мишель.

Снова повисла пауза. Снова две полуобнаженные девушки были вынуждены стоять, дрожать, умолять, плакать, а тем временем развязка приближалась.

– О боже, – взвыла Берилл. – Я хотела, чтобы все было хорошо. Я так хотела, чтобы все было хорошо. Я люблю вас, девушки, вы сильные, вы выросли, но… Простите. – Берилл говорила голосом шестилетней девочки, которая выкуривает по сорок сигарет в день. – Я думаю, вам придется найти себе другую мечту.

И снова, несмотря на то что Берилл вынесла свой приговор, Кельвин умудрился еще потянуть время.

– Мне нужен ответ, Берилл, – сказал он. – Да или нет?

Еще одна пауза. Последняя мольба Мишель:

– Пожалуйста, Берилл. Мы все для этого сделаем.

Последняя мольба Берилл:

– Не поступай со мной так, Кельвин.

Последняя возможность Кельвина притвориться здравомыслящим профессионалом, на которого не влияет бушующая вокруг него буря эмоций.

– Берилл, мне нужен ответ.

– Простите, девушки, – сказала Берилл. – Но я говорю нет.

– И я тоже говорю нет, – прямо сказал Кельвин. – Спасибо, что заглянули к нам.

Они не могли двинуться с места. Они просто не могли двинуться с места. Каждая частица сознания двух молодых женщин пыталась смириться с шокирующей, ужасной реальностью: все уже закончилось. Они провалились на первом туре. Они выступили еще хуже, чем в прошлый раз. В этом заключался истинный гений Кельвина Симмса. Любой мог бы выжать драму из того, чтобы вернуть девушек, провести их через первые туры и только затем отсеять. Но отсеять их сразу, заявить, что их выступления в прошлом году были пиком их возможностей, – это была поистине высокая трагедия.