Превыше всего - Карен Рэнни

— Нет! Если мы начнем войну, побеждена будешь ты. — Эту угрозу он произнес как бы нехотя. Граф Монкриф с улыбкой, но ясно угрожал использовать для своей победы всю имеющуюся в его распоряжении силу денег и свое неограниченное влияние.

Его слова отозвались в ее душе ненавистью к этому человеку. Он имел все с самого рождения: блестящую внешность, ум, право задавать любые вопросы и требовать ответов на них, прочное, дающее ему уверенность положение в обществе. У него имеются друзья и родственники, которые пусть и не понимают его, но любят. Он обладает обаянием и опытом профессионального обольстителя, умением лавировать и обманывать. Все это есть у человека, который стоит сейчас перед ней с угрожающе сведенными губами и неотрывно смотрит своими зелеными, как море, глазами. Никому еще не удавалось перехитрить этого красавца графа с идиотским именем, никто и никогда еще по-настоящему не решался выступить против него. Он не знает, что такое проигрывать и подчиняться чужой воле. Он уверен, что и в борьбе, которая начнется между ними, он непременно одержит верх. Ему нужна победа именно над ней, а двое несчастных детей лишь повод. Кэтрин уже не испытывала отвращения, думая об истинных мотивах его поступков. У нее было достаточно времени, чтобы понять это. Она устала сердиться и плакать. Он вовсе не стремится стать настоящим отцом и не собирается утруждать себя заботами о будущем своих детей. Ему не нужны волнения об их здоровье, их наивные смешные истории и вряд ли он желает получать удовольствие, обучая их верховой езде. Он хочет только одного — победы над ней!

Кэтрин ненавидела его в этот момент, и не только из-за его слов. Она сердилась на себя за проявленную слабость. Ей стало жалко Фрэдди, когда она увидела его. И чем же ответил он? У нее сжалось сердце при виде кругов под его глазами, а он даже не мог сдержаться и начал обвинять ее возле не засыпанной еще могилы столь дорогой ей женщины. Она заметила, какими длинными и плохо расчесанными были его волосы, а он даже не взглянул на ее покрасневшие, растрескавшиеся руки. Ей стало немного не по себе оттого, что он так похудел. А он поинтересовался, каково ей пришлось, когда она рожала его сына? Пришел теперь за детьми! А где он был, когда она долгими зимними ночами ворочалась в холодной постели, думая и беспокоясь о нем? Что делал он в это время? На лице ее появилась улыбка, такая холодная и презрительная, что Фрэдди стало немного не по себе.

Значит, предстоит война, и, судя по его почти веселым заявлениям, он уверен в своей победе. Что ж, она тоже вступит в нее подготовленной, собрав всю свою храбрость и самообладание. Он увидит, какой смелой она может быть. Она научилась владеть собой, когда думала о жизни в бесконечные и холодные зимние вечера. Она знает, как не просто бороться с прославленным графом Монкрифом, но ему неизвестно, что в ее распоряжении тоже имеется достойное оружие: выкованные в жизненных невзгодах опыт и спокойствие. Кэтрин Сандерсон уже не та растерянная девочка, настолько задурившая себе голову мечтами о любви, что рискнула своей невинностью и будущим. Она доверилась молодому человеку, все благородство которого заключалось лишь в знатном имени. Неужели это она когда-то возомнила, что может добиться желаемого от развратника, подписав с ним ею же сочиненный контракт?

И сейчас, когда прошло достаточно времени, когда все обдумано и прочувствовано, она не собиралась винить его в собственных ошибках. Тот идиотский контракт был на ее совести, а не на его. Любопытство, ощущение опасности и страх подтолкнули ее к этой пропасти и, конечно, его обаяние и умение обольщать. Но Фрэдди не тащил ее насильно в свою постель, скорее уж стоял рядом, не мешая ей самой туда забраться. Она не меньше его виновата в том, что проводила с ним ночи и родила сына без благословения церкви. Она виновата в том, что поверила в безвыходность своего положения, а он в том, что скрывал возможность другого решения за обольстительными улыбками и милой болтовней. Она была ему достойной партнершей в грехе. Сумеет она стать и достойной противницей в борьбе!

— Приберегите свое оружие для будущего, милорд, — чуть улыбнувшись, произнесла Кэтрин. — Меня вы не испугаете.

— А знаешь ли ты, милая моя Кэтрин, что я могу немедленно добиться твоего ареста? Ты собираешься защищать моих детей от меня за стенами тюрьмы? — Видя, что заставил наконец собеседницу растеряться, Фрэдди улыбнулся. — Забыла уже, что ты украла моего коня?

— Можете не стесняться в выборе обвинений против меня, милорд, — подняла глаза к небу Кэтрин. — Я тоже не собираюсь скрывать грязные подробности нашего недолгого приключения и молчать об этом клочке бумаги, который вы называли контрактом.

— Неужели ты думаешь, что это может иметь для меня какое-то значение? — Он усмехнулся, и в глазах его мелькнула решимость. — Мне все равно, что обо мне говорят и думают другие.

— Тебе, может быть, Фрэдди. Но твоей матери вряд ли.

Кэтрин поняла, что нанесла точный удар. Упомянуть о Мириам стоило уже хотя бы для того, чтобы увидеть не совсем обычное выражение, которое появилось на лице графа. Впрочем, о перемирии или ничьей пока говорить рано. Скорее завершилась разведка боем. Теперь они раздумывали: остановиться или продолжать наступление? Как в кровавом поединке перед последним ударом. Может, еще возможно в чем-то уступить? Нет?

В какой-то момент казалось, что угроза открытого столкновения уменьшается, но уже в следующий — что оно неизбежно.

— Но зачем? — вырвался у Кэтрин вопрос, который ей, видимо, стоило задать в самом начале этого разговора. — Зачем они нужны тебе? Почему ты не можешь просто оставить нас в покое? Я никогда ничего у тебя не просила. Сейчас прошу об одном: позволь мне сохранить добрую память о тебе. — Она отвела глаза в сторону.

— А разве то, что было между нами, так плохо? — Фрэдди пощекотал пальцем ее пылающую щеку. Кэтрин сделала шаг назад, собирая все силы, чтобы не поддаться искушению. А ведь было бы так просто, так легко и приятно…

— Нет, милорд, — медленно произнесла она и попыталась улыбнуться холодной, презрительной улыбкой. Кэтрин твердо решила никогда не быть игрушкой в руках этого пресыщенного светского льва. — Вы многому научили меня, и я теперь уверена, что могу зарабатывать на жизнь проституцией. Так вот, Фрэдди, я могу даже поблагодарить тебя: мы приятно и с пользой провели тогда время.

На мгновение ей показалось, что она зашла слишком далеко — никогда еще Кэтрин не видела такого гневного выражения на лице Фрэдди. Но в эту же секунду в его глазах мелькнул отблеск и другого чувства, тщательно маскируемого. Нет, в это нельзя верить! Это ей просто показалось из-за игры света и тени на его лице. Такой человек не может переживать и испытывать душевную боль. Да и изменилось его лицо лишь на мгновение и опять приняло прежнее отрешенное выражение.