Бесы Черного Городища - Ирина Мельникова

— Ты, наверно, не слушался?

— Слушался, но я не хотел кататься на лошадках, а она велела мне плакать и кричать, чтобы нам разрешили погулять.

Я знаю, ее ждал этот гадкий мужик. У него уши большие и глаза злые. Он на меня сказал, что я выродок и таких надо в ведре топить.

— Так и сказал? — опешил Алексей. — Ты ничего не придумал?

— Нет, — покачал головой Тема, — не придумал. Еще он сказал мадемуазель, что у него будет много денег и он увезет ее отсюда.

— А ты хорошо говоришь, — сказал Алексей, чтобы скрыть свое изумление. Мальчик оказался не по годам развитым. Впрочем, это бывает у детей, наделенных от рождения физическим пороком. Вероятно, природа таким образом компенсирует свои ошибки.

Собака, проводив Илью, вернулась и стала крутиться возле Алексея.

— Терзай! — произнес радостно Тема и потянулся руками к овчарке.

Та радостно взвизгнула и попыталась его облизать.

— Это твоя собака? — спросил Алексей.

— Наша, — кивнул Тема. — Она во дворе сторожит.

Сторож позволял мне иногда с ней играть.

— Это Терзай тебя нашел, — сказал Алексей.

Тема обнял собаку за шею. И овчарка тотчас облизала ему лицо и руки.

На дороге показалась пролетка Ильи, и одновременно из-за поворота вынырнул еще один экипаж с полицейскими агентами. Первым спрыгнул на землю Иван. Он все понял, еще ничего не спросив.

— Та-ак! — огляделся деловито по сторонам. — Мальчика нашли! Что говорит?

— Пока ничего нового, — ответил Алексей. — Но собаку он знает. Овчарка охраняла дом Гейслеров. Интересно, как она здесь очутилась?

— А ты ее допроси! — отозвался Иван. — Может, доложит! — Он поднял голову вверх и посмотрел в сторону пещеры. — А там кто отсвечивает?

— Общий наш знакомый — Наум! — ответил Алексей. — Учти, мы его туда не тащили. Сам залез. Якобы кто-то ему сообщил, что в провале его пудель воет.

— Во дает! — поразился Иван. Он смерил взглядом расстояние от дороги до провала и покачал головой. — Ну и жулик! Говоришь, сам вскарабкался? Увечный, мать его так!

Ладно! — Он повернулся к агентам, который занимались тем, что осматривали подходы к тропе, ведущей вверх. — Сейчас поднимемся туда и осмотрим пещеру, а Наумку, чудило поганое, непременно возьмем за жабры. — И спросил уже Алексея:

— Как ты думаешь, он знал про мальчишку?

— Пока отпирается, но у меня не было времени допросить его как следует. Пришлось заниматься ребенком. Я и пещеру не успел толком осмотреть. Задействуй своих орлов, пускай порыщут вокруг и внутри все тщательно проверят. — Он передал Тему Илье и приказал одному из младших агентов:

— Доставите мальчика в больницу, покажете доктору и тотчас сообщите родителям, что ребенок нашелся. — Затем обратился к Тимофееву:

— Спасибо тебе, Илья! Я обязательно доложу о том, что именно ты помог нам найти мальчика. Думаю, господин Гейслер не оставит это без внимания. Что касается полиции, то я напишу рапорт на имя Тартищева. Буду лично хлопотать, чтобы тебя взяли младшим агентом.

Илья приложил руку к сердцу.

— Премного благодарен! Рад служить хорошему делу! — Он вскочил на облучок своего экипажа. И уже оттуда прокричал:

— А мальчонку мы живо домчим! Будьте спокойны, Алексей Дмитрич!

Во второй раз путь к пещере показался Алексею короче.

Один за другим агенты поднялись к провалу. Наумка находился на прежнем месте.

— А, знакомая всем рожа! — радостно приветствовал его Иван. — Собачку, говоришь, искал? — Он радостно потер ладони. — Кажется, голуба, теперь тебе не отвертеться. Сколько лет ты полицию в заблуждение вводил своими ножками?

— Что вы? Что вы? — залопотал дисконтер. — Какие ножки? Разве это ножки?

— Ладно, не заливай! — Иван пристроился напротив еврея. — Расскажешь все как на духу — забуду про ноги.

— Расскажу, расскажу, — засуетился еврей, — только прикажите руки развязать. Затекли совсем. Я ведь не сбегу, сами понимаете…

— Еще бы ты сбежал! — усмехнулся Иван и велел одному из сыщиков освободить Наумку. Затем строго посмотрел на него. — Говори, зачем в пещеру полез?

— Так собачка же! Я уже сообщил вашему товарищу…

— Про это знаю. Только не резон тебе за собачкой на такую верхотуру карабкаться, — покачал головой Иван. — Тут здоровому человеку убиться раз плюнуть. А с твоими ногами . Говори, с чего тебя понесло сюда! — прикрикнул на него Иван. — Ты меня знаешь! Законопачу в каталажку, не скоро оттуда выйдешь!

Еврей вдруг заплакал.

— Горе мне, Иван Лександрыч! Откуда только свалилось, ума не приложу.

— Про горе подробнее. — Иван вытащил из кармана кисет и принялся сворачивать самокрутку. — Только не крути, чистосердечное признание я ценю и, даю слово, бить не буду — если поверю, конечно.

Еврей шмыгнул носом и, сняв свой картуз, вытер им лицо, размазав по щекам грязь вперемешку со слезами.

— Недавно заявились ко мне трое, — заявил он плаксиво. — В городе их не знают, я вам определенно говорю. Чужие, видно.

— Один здоровый, вроде купец, и с ним двое, помоложе, в картузах с лаковыми козырьками, в плисовых штанах… — перебил его Иван и бросил быстрый взгляд на Алексея. Тот многозначительно кивнул ему, дескать, помню.

— Так вы знаете, о ком я говорю, — протянул разочарованно Наумка. — А больше я ничего нового сообщить не могу.

— Рассказывай, — перебил его Иван, — а мы посмотрим, растерял ты остатки совести или есть еще маленько.

— Да что рассказывать? — заныл тоскливо Наумка. — Ввалились они ко мне неделю, а то две назад, словно к себе на хату. И сразу за грудки…

— Понятно, — заметил с усмешкой Иван, — твои ж орлы у купца «соловей» пытались свистнуть. — И заторопил еврея:

— Давай, не тяни, про фингал мы тоже знаем.

Наумка машинально потрогал скулу, но, заметив сердитый взгляд Ивана, зачастил:

— Фингал что? Свинцовую примочку сделал, и прошло!

Но те люди… От них примочка не поможет…

— Ну! — сказал угрожающе Иван. — Говори, что они тебе предложили?

— «Слезки»![12] — быстро ответил дисконтер. — Предложили сбыть на выгодных условиях. Мне — четвертая часть от продажи, им все остальное.

— Что ж, согласился? — усмехнулся Алексей. — Барыш вроде приличный!

— Я-то? — уставился на него Наумка. — Я не согласился, тогда они стали угрожать… — Слезы опять потекли у него по лицу. Он вытирал их грязными ладонями. — Господа сыщики, дочкой клянусь, нож к горлу приставили.

— Сколько камней сплавил? Кому? Быстро говори! Не разводи сопли! — прикрикнул на него Иван.

— Да коли б камни! — всплеснул руками Наумка. — Два браслета, диадема, три или четыре броши, часики с инкрустацией. Такие заметные вещи ювелиры брать не хотят. Я им предложил «слезки» отдельно продать, но они не желают.

Много теряют… Сбыл я всего ничего, а они третьего дня явились. Финажки забрали и велели лучше суетиться, а то, мол, худо будет. И долю мою не заплатили. Говорят, все продашь — тогда расчет по полной произведем.

— Что ты успел продать?

— Да браслетик один и брошку. Там «слезки» мелкие, совсем задешево продал. Аглае Тюкавкиной, владелице мелочной лавки, что на Болотной улице. Сто рублей за них взял, да еще запонки золотые загнал, там камни покрупнее, букмекеру с ипподрома. Сашке Марееву. Вы его должны знать, Иван Александрыч.

— Знаю, — вздохнул тот, — и Сашку, и Аглаю. Вздорная бабенка. Ворованным тряпьем втихушку торгует. Скажешь, не так, Наумка?

— Так, воистину так, господа сыщики, — улыбнулся заискивающе Наумка. — А Сашка…

— Ладно, об этом потом, — прервал его Алексей. — Продолжай! Итак, деньги за проданные драгоценности они забрали, а те, которые не успел продать, у тебя остались?

— Что вы, что вы, — затряс пейсами Наумка. — Вчера они прислали своего человека, велели вернуть. Я с радостью отдал. Клянусь святой Торой, отродясь со «слезками» дела не имел. Правда, долю мою они так и не заплатили, но я тому рад, что хоть живым остался. Страшные люди, я счастлив, что от них избавился. Мой Черри, пуделек, что исчез, всякий раз под стол забивался, когда они появлялись. Скулит, трясется, лужу под себя сделает… А вчера сбежал… Этому купцу, как вы говорите, под ноги подвернулся, а тот его сапогом под брюхо.

Черри взвизгнул и в кусты. И с той поры словно сгинул. Дочка плачет, Евдокия меня костерит… А сегодня мальчонка прибежал… Я вот и полез… — Еврей сложил руки в молитвенном жесте. — Господа хорошие, не виноват я, за собачкой полез…

Дочка плачет…

— Слышали уже и про собачку, и про дочку, — оборвал его Иван. — Как звали этих жуликов, знаешь?

— Нет, — замотал он головой. — Старшого те, что помладше, Барином окликали, а он их никак, только посмотрит, а они его без слов понимают. Редко когда обронит: «Эй, ты!

Подай!» или: «Принеси!» Они сломя голову сполняют. Как солдаты!

— А почему бандиты к тебе завалили? — поинтересовался Алексей. — В городе много барыг, которые камнями промышляют. Почему к ним не пошли?