Дворец для любимой - Владимир Корн

Соскочив с Ворона, я попытался опереться на раненную ногу и едва не упал, успев в последний момент ухватиться за ремень стремени. Плохо дело, очень плохо. Рана большая, крови успело набежать полный сапог и нужно срочно ее перевязать, кровью истеку. Но сначала маленькое дельце, иначе никак. Их трое, еще живых врагов, и каждый из них должен умереть. Не хочется получить пулю или железо в спину, когда стану перевязать рану и мне будет не до них.

И никаких уколов совести, что мне придется добивать раненых, потому что я спешу спасти свою похищенную дочь, а эти люди встали у меня на пути.

Шелк сорочки вырывался из рук. И я плюнул на то, чтобы разорвать ее на узкие полоски, обмотав ею ногу прямо поверх штанов. Куда же они угодили, кровь едва удалось унять? И еще очень плохо то, что ноги почти не чувствую, очень плохо, хуже некуда.

Послышался частый стук подков по каменным плитам, покрывающих тракт. Стук очень частый, вероятно люди спешат на звуки выстрелов, но кто они?

В седло сходу вскочить не удалось, и я прикрылся Вороном, держась за него и сжимая в свободной руке револьвер с двумя оставшимися патронами. Голова пульсировала болью при каждом ударе сердца, серьезно же ей досталось. Раненную ногу почему-то сгибало в колене, хотя сам я не прикладывал к этому ни малейших усилий. Ну кто же там едет, дьявол их всех разбери?

Наконец из-за зарослей молодого бука показалось несколько всадников, то ли три, то ли все четыре, разглядеть было сложно из-за пелены в глазах, которую я безуспешно пытался проморгать.

Первый из показавшихся всадников, увидев открывшуюся перед ним картину недавнего боя, придержал коня и удивленно присвистнул, затем шенкелями послал коня вперед. За ним показались и остальные. Они определенно не были бандитами, те не щеголяют в мундирах конной стражи.

Стоять на одной ноге стало невмоготу, и я опустился на траву, обхватив голову руками.

— Артуа? — Спросил один из приблизившихся, чей голос показался мне смутно знакомым.

Я с трудом поднял голову. Так и есть, этого человека я знаю. Хотя с той поры, когда мы виделись с ним в последний раз, прошло уже без малого десять лет. Он мало изменился за прошедшие года, такой же худой, как будто бы его долго вялили на солнце, с лицом, покрытым многочисленными морщинами и темными, совсем не выцветшими от возраста глазами.

— Здравствуй, Хийом, давно не виделись, — меня хватило только на несколько слов. Хийом бросил взгляд на шпагу, лежавшую рядом, под рукой, на украшенный золотыми позументами камзол, валяющийся на траве неподалеку, который мне не хватило ума сменить на что-либо более скромное, и голос его стал другим:

— Ваша милость… светлость… — и затем, после небольшой паузы, — сиятельство?..

Последнее слово он произнес чуть ли не с придыханием, при этом понизив голос.

Все равно не угадал, да и важно ли это? Сейчас важно только одно: мне нужно срочно в Дрондер.

— Ты должен мне помочь, Хийом. Очень тебя прошу. Помоги мне добраться до Дрондера. А там… А там проси что хочешь, все что смогу…

Слова давались с трудом. После того как схлынула горячка боя, до ужаса хотелось одного — прилечь на травку и лежать. Тихо так лежать, не шевелясь, чтобы в голове перестал бить болью колокол.

В столицу мы прибыли под вечер. Незадолго до нее, уже в самых предместьях, когда меня начало сильно пошатывать в седле, Хийому удалось нанять карету. Небольшую такую, тесную, с жесткими сидениями, но пересесть в нее было чуть ли не блаженством, ведь появилась возможность пристроить раненую ногу поудобней.

Хийом стушевался, когда мы въехали в центр Дрондера, и я велел править к императорскому дворцу.

Непонятная логика: броситься втроем на звуки выстрелов, когда неизвестно кто там и сколько — не страшно, а вот дворец внушает страх. Мы подъехали к черному ходу, ведь перед тем как увидеть Янианну, мне необходимо было хоть немного привести себя в порядок.

А не показываться вот так: залитому кровью с головы до ног, в камзоле, одетом на голое тело, и в безобразном тюрбане на голове, с проступающими сквозь него алыми пятнами.

Выбраться из кареты мне помогли. Сначала я попытался прыгать на одной ноге, опираясь на Хийома. Получалось плохо, каждый прыжок отдавался в голове, и я не стал возражать, когда Хийом с одним из своих спутников, таким же худым как сам, но не в пример более рослым, сцепили руки крестом, и я уселся на них, придерживаясь за плечи.

«Успеть бы смыть с себя кровь и переодеться», — думал я, когда мне на голову лили теплую воду, стекающую на пол розоватыми струями. — Янианне уже непременно сообщили, в каком виде я заявился. В императорский дворец не пробраться незамеченным. Но ведь негодяи, укравшие мою дочь, умудрились и пробраться и выбраться из него, и их не видели. Никто не знаем, где ее искать, а я в таком состоянии.

Боль ушла, уступив место отчаянию.

Привести себя в порядок я не успел. Обернувшись на слабый вскрик, я увидел в дверях Янианну, медленно опускавшуюся на руки окружавших ее фрейлин.

Глава 20

Красивое имя

Этот дом очень походил на тот, что был в Гроугенте. Такой же двухэтажный, сложенный из неотесанных камней, крытый красной волнистой черепицей и с небольшим садом. По всей Империи их тысячи, если не десятки тысяч. И район примерно такой же: не трущобы, имеющиеся в любом городе, но и не центр. Отличий у него было всего два: располагался дом в Дрондере, и другое, самое важное — где-то внутри него находилась моя дочь.

Когда я спросил у Коллайна, как он об этом узнал, тот, хищно ощерившись, ответил коротко:

— Я не церемонился.

Где и с кем он не церемонился, понятно без слов. Императорский дворец — не то место, которое бывает пустынным в любое время суток. Яна пропала средь бела дня, и кто-то непременно должен был хоть что-то увидеть. Как выяснилось, вместе с ней пропала одна из ее многочисленных нянек. Один из конюхов видел, как в закрытую карету садилась женщина с девочкой, хотя описать он их не смог, было далековато. Служанку нашли, правда, нашли уже мертвой, похитители заметали следы. Но Коллайна это не остановило, и вот он результат — двухэтажный домик, сложенный из неотесанных камней, крытый красной волнистой черепицей.

Все было готово к его захвату, а я все никак не мог решиться отдать приказ на штурм, ведь при этом могла погибнуть моя дочь. Оставалась крохотная надежда на то, что похитители объявятся и выдвинут свои условия. Я приму их абсолютно любыми, какими бы они ни были, пусть они будут даже самыми невероятными.

Но когда я заикнулся о том, чтобы перед штурмом послать человека, который начал бы переговоры, что в том случае, если они освободят Яну, их никто не будет преследовать ни сейчас, ни потом, а золота они получат столько, насколько у них хватит фантазии, Анри перебил меня: