Любовный огонь - Джулия Грайс

– Обтирание не помогает, – сокрушался знакомый голос, – ты вся горишь. Господи, неужели нет никаких средств? Вода! Если потребуется, я посажу тебя в воду. Буду лить ее на тебя ведрами. Почему нет? Хуже не будет.

Она совсем голая. Ее бросили в море, прямо в жадно разинутые пасти акул, поджидающих внизу. Лед… кругом лед… Она превратится в сосульку!

– Нет! Нет, прошу, не надо!

– Ничего не поделаешь, придется. Останешься в этой лохани, пока температура не спадет, даже если придется тебя скрутить. Черт возьми, Бренна, ори сколько влезет, только не умирай! Я не позволю тебе уйти за Джемми, не позволю!

– Но почему? – всхлипнула она. – Почему ты так жесток? Мне больно!

Но ответа она не расслышала: он затерялся в ослепительно белом блеске, бившем в глаза.

Никогда еще ей не было так холодно. Казалось, даже кости превратились в осколки льда. Бренна тряслась в ознобе, тело конвульсивно дергалось, зубы стучали. Она сама не знала, как ей удалось поднять налитые тяжестью руки и натянуть одеяло до подбородка.

Девушка смутно осознала, что мигающий огонек лампы отбрасывает длинные тени на переборки. Рядом с койкой стояла оловянная лохань, до половины наполненная водой; на ковре темнели пятна.

– Лихорадка улеглась, – тихо сказал Кейн. – Я едва не уморил тебя, пытаясь сбить жар, но, кажется, все обошлось.

– Жар спал, – повторила Бренна. – Мне холодно. Ужасно холодно.

– Холодно? – Кейн вытер пот со лба. – Не может быть! Здесь жарче, чем в аду.

– Но мне холодно, – заплакала Бренна. – Я з-замерзаю.

– Хорошо, дорогая, твое желание для меня закон. Кейн укутал ее в одеяло и бросил поверх еще одно.

Бренна съежилась, забираясь поглубже в мягкий кокон.

– Хочешь воды?

– Да… да.

Кейн приподнял ее голову и поднес к губам оловянную чашку. Вода оказалась затхлой, с металлическим привкусом, но девушка в жизни не пила ничего вкуснее.

– Никогда не думала, что вода может быть такой восхитительной. Нельзя ли немного еще? – пробормотала Бренна.

Осушив две чашки подряд, она устало откинулась на подушку. Перед глазами снова поплыли тревожащие душу картины ночных снов: Мелисса Ринн, Тоби с его красными мокрыми губами…

Бренна с трудом покачала головой. Было нечто такое в словах Мелиссы… Но сейчас думать об этом не хотелось – слишком она слаба.

– Конечно, еще рано утверждать, но, похоже, тебе стало лучше, – заметил Кейн, отставляя чашку. Он тоже выглядел измученным: под глазами залегли черные тени. Панталоны и тонкая безрукавка были запачканными и мятыми, словно он спал, не раздеваясь.

– Благодарение Богу, температуры больше нет, и ты меня узнала.

– Что со мной было? Помню какие-то безумные сны. И ты кричал на меня. А дальше все расплывается.

– Ты заболела.

– Желтая лихорадка, верно?

– Да, – неохотно выдавил Кейн. – Но болезнь отступает. Я уже говорил, не все умирают. Думаю, ты одна из тех, кому повезло.

– Но ты ухаживал за мной и можешь заразиться! – испуганно прошептала она.

– Я уже переболел лихорадкой, не припоминаешь? – улыбнулся Кейн. – Так что не беспокойся.

Последующие два дня она провела в постели и почти все время спала. Изредка просыпаясь, Бренна всегда видела Кейна рядом. Он приносил еду, поил водой или обжигающе-горячим черным чаем, который кок заваривал для нее в огромных количествах. Кейн в выцветших панталонах и фуфайке разительно отличался от модно одетого капитана, поднявшегося на борт в начале путешествия. Он давно не брился; лицо заросло темной щетиной, что придавало ему вид человека сомнительной репутации.

К вечеру второго дня Бренна пришла в себя настолько, что нашла силы поинтересоваться, как идут дела на корабле.

– Бейтс и Картл слегли, но, кажется, больше никто не заболел. Я велел обливать обоих морской водой. Бейтсу легче, но Картл тает на глазах. Он очень худой, ни унции жира на костях. У него просто не хватит сил бороться с болезнью.

– Но разве члены команды не напуганы?

– Конечно. Видишь, я по-прежнему никуда не выхожу без пистолетов. Но поскольку тебе гораздо легче, они воспримут это как добрый знак. Знак, что все беды нас миновали. К счастью, Куба совсем близко. Скоро они окажутся на суше и в полной безопасности. Кроме того, я избавился от Фелана, подстрекавшего людей к мятежу. Посадил его в корабельную шлюпку с запасом пищи и воды. Он, вероятно, сумеет доплыть до берега.

– Кейн, но что, если он погибнет? Даже если и выживет, ему грозит встреча с индейцами, пиратами… Да бедняга попросту умрет от голода в болотах.

– Я имел полное право наказать его. Мятежник на корабле хуже хищного зверя. Фелан мог заразить паникой остальных. Но я ненавижу пороть матросов плетью, поэтому просто избавился от него. К тому же именно этого он и добивался.

– А вдруг… – Бренна, обессилев, заснула на полуслове.

Именно в эти дни, когда Бренна медленно поправлялась, Кейн заговорил об Эдит, своей жене. Он как раз расчесывал волосы Бренны, медленно проводя щеткой по длинным прядям, пока они не стали потрескивать.

– Твои волосы, – тихо произнес он. – Когда они распущены по плечам, я вспоминаю о… – Кейн замялся.

– Надеюсь, не о другой женщине? – пробормотала она, пытаясь свести все к шутке.

– Говоря по правде, да.

– Твоей жене?

Сердце Бренны, казалось, вот-вот остановится. Затаив дыхание, она слушала рассказ Кейна. В то время он, молодой человек двадцати двух лет от роду, только что вернулся из Китая, самонадеянный, восторженный, переполненный блестящими идеями и планами. Он вырос вместе с Эдит Эмори. Ее семья была одной из самых старинных в Бостоне, отец – богатый банкир, благосклонно встретил сына владельца огромной компании. В детстве Эдит была тихим застенчивым созданием с золотисто-рыжими волосами и огромными карими глазами, и озорник и сорванец Кейн ее почти не замечал.

Но теперь ей исполнилось восемнадцать. Высокая, с роскошной фигурой и громадными глазами, обрамленными пушистыми ресницами, Эдит показалась ему прелестной и, кроме того, с раскрытым ртом слушала истории о чудесах неведомой страны.

Вскоре они поженились, и еще до окончания медового месяца начались ссоры. Почему бы теперь Кейну не сидеть дома, как всем порядочным людям, вместо того чтобы кочевать по свету? Он богат, зарабатывать на кусок хлеба ни к чему, и, как все женатые люди, должен каждое утро отправляться в контору, а вечером возвращаться в уютное гнездышко. Тогда они смогут купить дорогой особняк, нанять слуг и зажить как светские люди.

Кроме того, супружеские обязанности вызывали у жены отвращение – в постели она была холодна как лед.

Неприлично показываться обнаженной, пусть даже перед собственным мужем. И лишь распутницы наслаждаются омерзительными вещами, которые он пытался с ней проделывать!