Сойка-пересмешница - Сьюзен Коллинз

Думаю, пора сдаваться.

Когда все, наконец, просыпаются, я во всем сознаюсь. Как солгала о задании, как подвергла всех опасности в погоне за возмездием. После того, как я заканчиваю, воцаряется, кажется, бесконечная тишина. Затем Гейл говорит:

— Китнисс, мы все знали, что ты соврала насчет Койн, что она не посылала тебя, убить Сноу.

— Может, ты и знал. Но солдаты из Тринадцатого — нет, — отвечаю я.

— Ты серьёзно думаешь, что Джексон поверила, будто ты получаешь приказы от Койн? — спрашивает Крессида. — Конечно, нет. Но она доверяла Боггсу, а он дал ясно понять, что хочет, чтобы ты продолжила путь.

— Я никогда даже не говорила Боггсу о своих планах, — продолжаю я.

— Ты рассказала о них всем в Штабе! — заявляет Гейл. — Это было одним из твоих условий принятия роли Сойки-пересмешницы — Я убью Сноу!

Теперь одно никак не вяжется с другим. Переговоры с Койн о привилегии убить Сноу после войны и этот несанкционированный бросок через Капитолий.

— Но не так, — произношу я. — Это полный провал.

— Думаю, это можно считать весьма успешной миссией, — заявляет Гейл. — Мы проникли в лагерь врага, доказывая, что в защите Капитолия можно пробить брешь. Мы умудрились стать главной новостью Капитолия. Мы повергли целый город в хаос в тщетных попытках найти нас.

— Поверь мне, Плутарха разрывает от радости, — добавляет Крессида.

— Потому что Плутарха не волнует, кто погибнет, — говорю я. — До тех пор пока удаются его Игры.

Крессида и Гейл ходят туда-сюда, пытаясь убедить меня. Полидевк кивает в поддержку их слов. Только Пит молчит.

— А что ты думаешь, Пит? — наконец, спрашиваю я его.

— Я думаю… ты до сих пор не имеешь ни малейшего понятия. О том эффекте, который производишь на людей. — Он передвигает наручники вверх по перилам и занимает сидячее положение. — Никто из тех, кого мы потеряли, не был идиотом. Они знали, что делали. Они последовали за тобой, потому что верили, что ты действительно можешь убить Сноу.

Я не знаю, почему его голос смог достучаться до меня, когда другие не смогли. Но если он прав, а я думаю, он прав, то у меня перед погибшими долг, который я могу отплатить только одним способом. Я достаю из кармана бумажную карту и с новой решимостью раскладываю её на полу.

— Крессида, где мы находимся?

Магазин Тигрис расположен приблизительно в пяти кварталах от Городского Центра и поместья Сноу. Мы легко можем преодолеть это расстояние пешком, к тому же, ради безопасности населения, ловушки здесь деактивированы. У нас есть маскировка, которая, возможно с некоторыми дополнениями из меховых запасов Тигрис, поможет нам добраться туда в целости и сохранности. Но что дальше? Поместье, несомненно, под надежной охраной, под круглосуточным наблюдением видеокамер и напичкано ловушками, которые активируются простым нажатием кнопки.

— Всё, что нам нужно, это выманить его на открытое пространство, — говорит Гейл. — Тогда один из нас сможет подстрелить его.

— Разве он ещё появляется на публике? — спрашивает Пит.

— Не думаю, — отвечает Крессида. — По крайней мере, во всех своих последних выступлениях он был в поместье. Даже до того, как повстанцы вторглись сюда. Полагаю, он стал более бдительным после того, как Дельф раскрыл его преступления в прямом эфире.

Верно. Теперь не только все Тигрисы Капитолия ненавидят Сноу, но и целая паутинка людей, которые знают, что он сделал с их друзьями и родственниками. Теперь нам понадобиться что-нибудь граничащее со сверхъестественным, чтобы выманить его. Что-нибудь вроде…

— Готова поспорить, он выйдет за мной, — произношу я. — Если бы меня поймали. Он бы захотел придать этому как можно больше огласки. Он бы захотел казнить меня на парадной лестнице своего дома. — Я жду, пока до остальных дойдет смысл сказанного. — И тогда Гейл сможет пристрелить его из толпы.

— Нет, — Пит качает головой. — У этого плана слишком много альтернативных концовок. Сноу может решить оставить тебя и выпытывать из тебя информацию. Или казнить публично, сам при этом не присутствуя. Или убьёт внутри поместья и выставит на всеобщеё обозрение твой труп.

— Гейл? — обращаюсь я.

— Оставим это на крайний случай, — говорит он. — Если ничто не другое не поможет. Продолжаем думать.

В последовавшей тишине мы слышим тихие шаги Тигрис над головой. Должно быть, время закрытия. Она запирает дверь, возможно, закрывает ставни. Несколько минут спустя панель на верху лестницы отодвигается в сторону.

— Поднимайтесь, — зовет скрипучий голос. — У меня для вас есть еда.

Впервые с нашего прибытия она заговорила с нами. Не знаю, то ли это все естественно, то ли годы тренировок, но что-то в её манере говорить напоминает кошачье мурлыканье.

Поднимаясь по ступенькам, Крессида спрашивает:

— Тигрис, ты связалась с Плутархом?

— Не было возможности, — она пожимает плечами. — Не волнуйтесь. Он поймет, что вы в укромном месте.

Волноваться? Да я испытываю невообразимое облегчение от новости, что мне не будут раздавать — а следовательно, мне не придется нарушать — прямые указания из Тринадцатого. Или выстраивать жизнеспособную защиту в оправдание тех решений, которые я приняла за последние пару дней.

В магазине на прилавке лежат несколько зачерствелых ломтей хлеба, кусок заплесневелого сыра и полбутылки горчицы. Это напоминает мне о том, что в эти дни не все в Капитолии могут набивать животы. Я чувствую себя обязанной рассказать Тигрис о наших съестных припасах, но она лишь отмахивается.

— Я почти ничего не ем, — говорит она. — Только сырое мясо.

По-моему, она слишком вошла в роль, но я не задаю лишних вопросов. Я лишь соскребаю плесень с сыра и делю между нами еду.

Во время еды мы смотрим последний выпуск новостей Капитолия. Правительство сузило круг выживших повстанцев до нас пятерых. Предлагаются внушительные награды за информацию о нашем местонахождении. Они особо подчеркивают то, как мы опасны. Показывают нашу перестрелку с Миротворцами, вырезав кадры, на которых переродки отрывают их головы. Отдают дань женщине, лежащей там, где мы её оставили с моей стрелой в её сердце.

Кто-то, однако, подправил ей макияж для камер.

Повстанцы позволяют трансляции Капитолия идти непрерывно.

— Было ли сегодня какое-нибудь заявление от повстанцев? — спрашиваю я Тигрис. Она качает головой. — Сомневаюсь, что Койн знает, что делать со мной теперь, когда я, оказывается, жива.

У Тигрис вырывается хриплый смешок.

— Никто не знает, что делать с тобой, девочка.

Затем она заставляет меня взять пару меховых леггинсов, несмотря на то, что я не могу заплатить за них. Это такой подарок, от которого нельзя отказаться. И, вообще-то, в подвале жутко холодно.

После ужина, внизу, мы продолжаем мозговой штурм. В голову не приходит ничего хорошего, мы сходимся в одном, что не можем и дальше идти группой из пяти человек, и что мы должны проникнуть в поместье президента до того, как я превращу себя в наживку. Чтобы избежать дальнейших споров, я соглашаюсь с последним пунктом. Если я решу сдаться, мне не потребуется чьего-либо разрешения или участия.

Мы меняем повязки, пристегиваем Пита к его перилам и укладываемся спать. Спустя несколько часов, я просыпаюсь и становлюсь невольным свидетелем тихой беседы. Пита и Гейла. Я не могу не подслушать.

— Спасибо за воду, — произносит Пит.

— Не за что, — отвечает Гейл. — Я и так просыпаюсь каждые десять минут.

— Чтобы убедиться, что Китнисс всё ещё здесь? — спрашивает Пит.

— Что-то в этом роде, — признается Гейл.

После долгой паузы Пит снова заговаривает.

— Забавно то, что сказала Тигрис. О том, что никто не знает, что делать с ней.

— Ну, мы никогда не знали, — произносит Гейл.

Они оба смеются. Так странно слышать подобную беседу между ними. Будто они друзья. Коими не являются. И никогда не были. Хотя они и не враги.

— Знаешь, она ведь любит тебя, — говорит Пит. — Она сама сказала мне об этом после того, как тебя высекли.

— Не верь этому, — отзывается Гейл. — То, как она целовала тебя на Юбилейных Играх… В общем, меня она так никогда не целовала.

— Это было лишь частью шоу, — говорит ему Пит, хотя в его голосе слышатся нотки сомнения.

— Нет, ты завоевал её. Ради неё отказался от всего. Возможно, это единственный способ убедить её в своей любви. — Следует долгая пауза. — Я должен был вызваться добровольцем вместо тебя на первых Играх. Тогда бы я защищал её.

— Ты не мог, — возражает Пит. — Она бы никогда не простила тебя. Ты должен был заботиться о её семье. Они значат для неё гораздо больше, чем её собственная жизнь.

— Ну, это недолго будет предметом споров. Думаю, вряд ли все трое из нас доживут до конца войны. А если доживем, полагаю, эта проблема ляжет на плечи Китнисс. Кого из нас выбрать. — Гейл зевает. — Нам надо поспать.