Диверсант № 1 - Сергей Самаров

– Хорошо. В принципе, я с тобой согласен. Я сообщу твои доводы в Лион. Чтобы они не попытались нашего миллиардера осмотреть и не спугнули его.

– Кстати, сообщи и другие мои соображения относительно Джошуа: он, я думаю, вполне в состоянии вести самостоятельную игру, опекая и подкармливая не только своих знакомых, но и, между делом, чеченских командиров.

– Но как и через кого он может быть связан с ними? Мы давно отследили бы его платежи. Нет. Это нереально.

– Вы не отслеживаете платежи, идущие через Россию.

– Отслеживаем, хотя и не полностью. Это делается, только когда просит ваше МВД. Обычно платежи из России идут какому-то иностранному предприятию за несуществующий товар, а уже от иностранного предприятия переправляются в Чечню. И все это маскируется для отчетности большим количеством деловой переписки, многократным требованием о предоставлении товара. Это на случай контроля и невозможности доказательства. Система отработана до тонкостей и практически не дает сбоя. Мы знаем, что и как делается. И при этом не можем предоставить в суд доказательства преступного умысла.

– Это совсем другое дело. Вам там, в Европе, кажется, что существуют только безналичные деньги. А у нас пока в большем ходу черный нал. И именно он, не требуя отмывания, имеет возможность уходить в Чечню. Но я не буду настаивать на том, что Гольдрайх финансирует чеченскую войну. Это ему тоже малоинтересно. Он оплачивает отдельные действия отдельных полевых командиров. Хотя очень интересуюсь, куда пропали миллиард триста тысяч баксов…

– Ого?!

– Именно столько он, согласно данным ФБР, торопливо и без предварительного анализа инвестировал в башкирскую нефтеперерабатывающую промышленность. Но, по данным нашего МВД, инвестиции составили только десять миллионов долларов. Я имею право предположить, что часть этих средств осела в карманах чеченских полевых командиров.

– У тебя есть какие-то данные?

– Пока нет, но из того, что в голове созревает, я пока чувствую недостачу данных по подготовке того взрыва на Дуниной горе в Тверской области. Мне кажется, что генерал Астахов и «Альфа» ошибаются. Там все должно пройти несколько по иному сценарию, нежели кажется на поверхностный взгляд. Но чтобы не думали, будто я гипотетически предполагаю связь между Гольдрайхом и чеченцами, скажу, что сегодня утром Тобако сообщил о нескольких чеченцах, ожидающих в Салавате какого-то аванса.

– Какое отношение имеет Салават к Чечне и к Гольдрайху? – настороженно спросил комиссар.

– Гольдрайх, как я уже сказал, вложил десять миллионов долларов в нефтеперерабатывающую промышленность Башкирии. И сделал это, я думаю, с тем чтобы невозможно было проконтролировать его платежи в те или иные регионы. И еще мне необходимо знать все о том, что в настоящее время делает Гольдрайх. Я настоятельно тебя прошу добавить и свое дополнение к моему запросу в Лион.

– Ты все-таки настаиваешь на его более активной роли?

– Мне кажется, что он – главное действующее лицо во всей этой истории. По его характеру я вполне могу предположить такой вывод. И Александра после знакомства с портретом Гольдрайха категорично заявила, что это классический самовлюбленный психопат. Она умеет по глазам характер читать. Ты это знаешь.

– Знаю. Что ж, посмотрим, – вздохнул комиссар. – Это все?

– Нет. Я желал бы посмотреть еще на некоторые бумаги. Протоколы допросов задержанных Доктором в Верхнетобольске. Происхождение контейнеров. Их извлеченное из земли количество. Все о поиске и лицах, в нем занятых.

– Тогда сам звони Доктору, – сказал Костромин и посмотрел на часы. – Впрочем, лучше отложи разговор на час с небольшим. Сейчас Доктор должен подъезжать к повороту на Шумиху, если уже не подъехал.

– Нельзя откладывать. Лучше провести допрос на месте, – и Александр, пользуясь тем, что операцией в России командует все же он, набрал номер сотовика Доктора.

– Я понял, – пробасил Доктор в ответ на задание. – Попробуем узнать. Извини, у нас начинается самая заваруха…

– Я так и не пойму, – все же продолжал сомневаться Костромин, – у тебя есть, вижу, какие-то сомнения. На чем они основываются?

– Я понимаю, что наши политические лидеры держат народ за дураков и лепят им любую глупость. Это всегда было в традициях политиков, а сейчас стало особенно заметным. Но если человек вступает на путь террора, он, как правило, сначала учится отличать взрывчатку от детонатора. То есть, говоря напрямую, даже если на Дуниной горе были захоронения скота, больного сибирской язвой, а не ящуром, споры должны давно погибнуть. И террористы обязаны это знать. Их акция потеряет смысл, если там не будет настоящих спор anthrax'а. Нельзя считать, что они глупее нас или хуже подготовлены. Исходя из таких соображений, я делаю вывод, что у чеченцев есть, как и в крыше фургона булочника в Кольмаре, настоящие живые споры. И не будут они производить никакого взрыва горы на берегу водохранилища. Они просто выпустят эти споры в районе водозабора. И все! Они бы уже выпустили. Но что-то их держит.

– Что может их держать? – спросил Зураб. – Они давно бы сделали это, имей споры в наличии.

– Их держит какой-то план. Действия должны быть синхронизированы с неким другим мероприятием.

– С акцией в Кольмаре? – комиссар задумался.

– Вероятнее всего. Но я боюсь, что сама операция может быть более обширной и одним Кольмаром не ограничится. И, в отличие от простых актов устрашения, имеет конкретную цель. Мировому сообществу будут предъявлены требования.

– Какую цель? Какие требования? Без конкретных данных нас поднимут на смех.

– А вот это нам необходимо вычислить раньше, чем сами террористы объявят свои требования.

Только Басаргин закончил, как раздался звонок, и взгляд на определитель номера позволил Александру предположить более смело:

– Доктор подъехал. И там уже все кончилось. Такие операции длятся максимум с десяток секунд, хотя готовятся к ним неделями, а тренируются до этого годами. Десять секунд квинтэссенции!

Звонил генерал Астахов…

Из Эр-Рияда Джошуа вылетел в Амстердам, где его уже несколько суток с нетерпением дожидался так называемый двоюродный брат Пьер Лальер. Со своим нетерпением, если желаешь добиться поставленной цели, необходимо уметь бороться. Пьер, к сожалению, умел это плохо, судя по его взволнованным телефонным требованиям, и Гольдрайх побаивался, что без присмотра Пьер может натворить дел, сорвав готовящуюся целый год мощнейшую акцию, которую по своей масштабности можно сравнить разве что с ядерной бомбардировкой Хиросимы и Нагасаки. Пьер всегда и все хочет делать сам и потому мало подходит на роль руководителя. Но он и не руководитель, хотя временами мнит себя таким. Руководитель все равно Джошуа. Потому как руководитель он и не пустил его в Кольмар, где Пьер желал сам лететь на дельтаплане над городом, не имея необходимых навыков и умения, обязательных для такого сложного полета. Теперь там погиб Киреев, настоящий российский ас, полетами которого, в свое время, приходили полюбоваться сильнейшие альпийские дельтапланеристы. Если бы Джошуа поддался на уговоры Пьера, тогда бы погиб сам Пьер. Впрочем, и Пьера, и его нетерпение понять можно.

На карту поставлена жизнь и свобода его матери.

Но тем более следует перебороть себя и проявить терпение. Зубами скрипеть, но терпеть и делать только то, что сделать в состоянии. К сожалению, Джошуа убедился, что Пьер в состоянии только устраивать взрывы в многолюдных местах. Организационными способностями он не обладает.

В самолете Джошуа опять не мог уснуть, последнее время он почему-то не мог спать в самолетах. Может быть, это тоже сказывается нетерпение, желание как можно быстрее оказаться в другой точке, чтобы продолжить начатое, чтобы и следующий этап подготовить, словно включить таймер на взрывном устройстве. Только его таймер совсем иного характера. Вот и не спится… Однако, проходя через самолет в туалет, Джошуа посмотрел на другого человека. Тот спал спокойно и безмятежно. Вот это нервы! Вот это хладнокровие! Никто, кроме пары верных людей, оставшихся в Эр-Рияде, не знал, что они летят вместе, как не знал и того, что перевозит этот человек в поясе. Единственный недостаток во всей операции сам Джошуа отметил уже при посадке в самолет. Слишком не соответствует худое, аскетичное лицо его помощника небольшому животику, видимость которого создает пояс. Все остальное подозрений не вызывает. И сам Джошуа, как всегда, ходит рядом с подозрением, но ему ничего невозможно предъявить при всем желании. Он слишком хорошо умеет думать, чтобы хоть одна ищейка сумела поймать его.

Пьер встретил его сразу за стойкой таможенного контроля, помахивая издали рукой. Он опять изменил внешность. Теперь это был не ровесник Джошуа, а полностью седой человек, с глубокими морщинами на лбу и мешками под глазами. Может быть, Пьер чуть-чуть перестарался со стягивающим лаком. Сам он в рубашке с коротким рукавом. И видно, что у этого человека с морщинистым лицом слишком молодые руки, хотя обширная волосяная поросль на руках тоже изменила цвет. Если так много лака используешь для лица, не поленись нанести лак и на локти, чтобы и они приобрели характерную возрастную сморщенность, и на тыльную сторону ладони тоже. Там должна быть сморщенность и суховатая пергаментность. Подобная непродуманность в мелочах, при всей наследственной театральности Пьера, при его умении заметить на улице движение настоящих стариков и повторить их, может привести к провалу не только его самого, но и Гольдрайха.