Выбор Геродота - Сергей Сергеевич Суханов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Керкур ушел в тайную бухту среди скал. Переночевав под перевернутой лодкой, пираты с рассветом направились вглубь острова. У подножия Зевса располагалось поместье Эвриптолема.
Здесь они и решили скоротать следующую ночь.
Часть третья
УБИТЬ ТИРАНА
ГЛАВА 8
468 г. до н. э.
Наксос, Афины, Спорады, Галикарнас
1
Раздвинув ветви мастикового дерева, пираты вглядывались в усадьбу.
Скирды скошенной травы, куча навозных лепешек, в загоне топчутся козы. Двери сенника и дровяника закрыты. В тени кипариса лениво развалилась собака. На кипучую хозяйственную жизнь это совсем не похоже.
За сараями тянулись длинные ряды виноградных лиан.
— Ворота на запоре, — заметил Гринн.
— Навоз сухой, значит, собрали давно, — сказал Батт. — Похоже, никого.
— Кто-то должен быть, раз козы не на выпасе, — сделал вывод Гнесиох.
Потом добавил:
— Собака ваша. Я пошел в дом.
Пираты разделились. Подельники остались на месте, а Гнесиох осторожно двинулся в обход фасада. Подставив к стене опрометчиво забытую хозяевами корягу, он полез в окно.
Собака вскочила. Батт с Гринном быстро вышли на открытое место. Один сжимал толстую сухую ветку, другой вытащил нож. Волкодав с лаем бросился на чужаков.
Батт выставил сук перед собой. Гринн держался в нескольких шагах, пряча руку с ножом за спиной. Стоило мощным челюстям сжать ветку, как Гринн в прыжке сунул клинок в мягкое подбрюшье. Собака с визгом покатилась по земле.
Уже не таясь, оба пошли к портику. Кобыла, стреноженная возле одной из скирд, с любопытством повернула голову. Гринн на ходу вытер лезвие пучком сорванной травы.
В перистиле шуршал гравий — Гнесиох волочил за ноги труп старика. Спокойно и деловито, словно это была жертвенная овца. От ступеней перед входом тянулся кровавый след к колоннаде.
Пираты осмотрели дом; Нашли в кладовой несколько головок сыра, корзинку чеснока и пифос с мукой. Потом сняли с полки мешочек вяленых смокв. Этих припасов должно хватить на несколько дней.
Вода в наполненном до краев кратере казалась несвежей. Зато рядом стоял плоский сосуд-аскос с уксусом. Когда плетеный сковырнул глиняную пробку, по погребу распространился характерный кислый запах.
Батт с довольным видом вынес из гинекея инкрустированную золотом и слоновой костью шкатулку. Швырнул ее на мозаичный пол, но крышка так и не открылась. От пинка ногой шкатулка с грохотом прокатилась по ступеням.
Наконец троица развалилась на клинэ в андроне.
Засунув кусок сыра в рот, каждый потом вытирал пальцы о парчовую обивку спинки. С настенных фресок улыбались нимфы. Сатиры с похотливыми лицами прятались за деревьями. Львиные лапы клисмосов поблескивали позолотой.
— Богато Эвриптолем живет, — оценил Гринн обстановку комнаты.
Потом резко выбросил руку с ножом. Вонзившись в кипарисовый сундук, лезвие мелко задребезжало. Батт был занят делом — отковыривал кочергой золотые листы на шкатулке.
— Интересно, где поденщики? — спросил синекожий. — За лозой нужен уход.
— Известно где, — проворчал Гнесиох. — В армии Фаланта. Зря, что ли, сюда Кимон притащился?
— На кого ставишь? — спросил Гринн.
— На Кимона, ясное дело, — фыркнул курчавый. — У него за плечами Кипр и Скирос. Фалант долго не продержится. Только не пиратское это дело. Наша цель — сами знаете кто. Вот только вопрос, как к этой паре подобраться.
— А чего тут думать. — Гринн не вытаскивал нож, потому что ему было лень вставать со скамьи. — Нас в лицо никто не знает… Заявимся в лагерь среди бела дня. Так, мол, и так, мы местные крестьяне, хотим пожаловаться на произвол демарха. Из-за этого мироеда жизни не видим — вкалываем от рассвета до заката, ему прибыль на драхму, нам плата — лепта. Доколе? Вот и хотим отомстить. Через пару дней к нам привыкнут, тогда и прикончим галикарнасцев.
Он вопросительно посмотрел на главаря.
— Пойдет, — согласился Гнесиох.
Пираты заснули за полночь, опившись вином из погреба Эвриптолема…
Утром троица проснулась от конского ржанья. Из маленького окна было видно, что к усадьбе подъезжает отряд. Тораксы, птеруги, поножи, наручи — точно эпибаты. Человек двадцать. На копье у первого всадника висит вымпел с вышитой золотом головой Афины в шлеме.
— Что делать будем? — запаниковал Гринн.
— Отобьемся, — прорычал Батт.
— Эх, жалко, лука нет, — процедил Гнесиох. Потом коротко приказал: — Уходим.
Подхватив оружие, пираты рванули к выходу…
Соскочив с коня, Паниасид огляделся. Казалось странным, что такая большая усадьба выглядит безлюдной. Ситуация прояснилась, когда эпибаты обнаружили тела собаки и сторожа.
Геродот быстро обежал все покои. Ни души. Но кто-то здесь явно был, причем недавно, — в андроне на мозаичном полу валялись крошки сыра, а на трапедзе стояли канфары с остатками вина. Да и трупам по виду не больше суток.
Цепь с глухим скрежетом терлась о стенки колодца. Эпибаты до краев наполнили каменное корыто. Пока кони пили, всадники передавали друг другу шлем с водой. Потом разожгли костер, повесили на треноге котелок.
После завтрака лохаг подошел к галикарнасцам.
— Смогу оставить только одного человека, — с сожалением сказал он, протягивая две махайры на портупеях. — И оружие. Фалант готовится дать отпор. Каждый эпибат на счету. Здесь вы будете в безопасности, потому что мы погоним повстанцев на юг от Хоры. Все равно в гавани сейчас нет ни одного торгового корабля.
— Спасибо, — ответил Паниасид, продевая руку сквозь кожаные ремни портупеи. — Этого достаточно.
Вскоре тарентина рысью ушла к морю…
Все это время из фисташника за происходящим внимательно следили три пары глаз. Пираты сразу узнали Геродота. Они целовали висящих на шее серебряных дельфинов, шепча слова благодарности Посейдону за удачу.
Оставалось дождаться вечера…
Геродот напек лепешек в украшенной маской силена печи. Воду из колодца даже не пришлось разбавлять уксусом, а в просеянной муке не оказалось ни одного червяка. Для вкуса он добавил в тесто сушеных смокв.
Обедать решили в перистиле.
Эпибат набросал бараньих шкур прямо на гравий. Закуска получилась незатейливой: сыр, хлеб, смоквы. Зато вино оказалось неожиданно сладким. Паниасид объяснил, что виноградники Эвриптолема расположены на южном склоне Зевса, а значит, лоза все лето купается в солнечном свете — отсюда и сладость.
Обед уже подходил к концу, когда над колоннадой послышался шум — словно кто-то осторожно крался по черепице. Эпибат задрал голову, но разглядеть ничего не успел. Камень с глухим стуком размозжил ему голову.
Геродот так и не донес лепешку до рта. Свободной рукой он отрешенно вытер кровяные брызги со щеки. Эпибат лежал на боку, удивленно вглядываясь в блюдо со смоквами. Вместо виска у него было месиво
