Чужая осень (сборник) - Валерий Смирнов

Вечный студент, изгнанный из университета за отказ носить короткую стрижку, как того требовала военная кафедра, получил белый билет и все, к чему стремился. Никто не мешал ему с утра до вечера заниматься любимым делом, при этом только на приобретение необходимой для работы литературы ему отпускалось до десяти тысяч в квартал. Купленный двухкомнатный кооператив со временем превратился в настоящее книгохранилище, одних папок с вырезками и записей набрался огромный стеллаж. Со временем ему, наверное, понадобится целый дом, поэтому для Студента приобрели персональный компьютер с процессором, монитором, клавиатурой, четырьмя дискетами с системным программным обеспечением и видеомагнитофоном. Но эта техника до сих пор стоит без дела, потому что ее хозяин предпочитает работать по старинке.

Студент явно был не от мира сего: он мог забыть купить съестное или мыло, но пропустить книжный аукцион или не положить в нужную папку необходимый листик… Учитывая ту пользу, которую Студент приносил синдикату, по нашей просьбе через четвертое лицо, над ним взяла шефство продавщица из магазина «Спасибо Гитлеру», носящего официально длинное название «Магазин по обслуживанию инвалидов и ветеранов Великой Отечественной войны». Раз в неделю продавщица, получающая за спецобслуживание на дому еще две зарплаты, набивала холодильник Студента до упора, затем быстро раздевалась и ложилась в узкую койку, несколько раз подзывая его к себе, потому что от работы этого специалиста с первой попытки можно оторвать только при помощи троса. Студент в течение каких-то нескольких минут доказывал женщине, что ничто человеческое ему не чуждо, а затем, зачастую забыв надеть брюки, возвращался к прерванному делу.

И вот, внимательно ознакомившись с подробным отчетом пресс-группы, мне ничего не оставалось делать, как ехать к этому незаменимому специалисту. В конце концов просто любопытно: на что именно угрохали ребята столь кругленькую сумму как двести двадцать тысяч рублей, учитывая гонорар эксперта на месте.

Понятно, что в графе «накладные расходы» цифра могла бы быть немного меньше, если бы мои интеллектуалы пили коньяк подешевле и снимали номера в гостиницах поскромнее. Да и, уверен, тысяч пять-шесть не что иное, как элементарная приписка. Но проверить все детали будет стоить куда накладнее, так что пусть крадут по мелочам, кто этим не грешен, а я буду делать вид, что верю им беспрекословно. В конце концов, эта группа работает очень результативно.

Дверь я открыл своим ключом: Студент настолько поглощен своим делом, что может не заметить, как тлеет стул, на котором сидит. В эти минуты легче высадить дверь его квартиры, чем заставить ее хозяина переключить внимание на долгие звонки.

Огромный старинный резной стол завален бумагами, пробирками, кисточками, рядом с графином дистиллированной воды из-под пишущей машинки «Травеллер де Люкс» выглядывает затупившееся лезвие скальпеля, огромная лупа на костяной рукоятке прижимает к поверхности этого дубового монстра какую-то гравюру. И, конечно же, книги. Книги пачками громоздились по углам стола, россыпью лежали у ножки стула и даже одно-единственное полотно, над которым сейчас колдует Студент — и то опирается на громадные фолианты. Наш самый ученый сотрудник выносит из второй комнаты экспонаты по одному, и никогда не достанет очередной, пока не разберется с предыдущим до конца. На долгие дни растягивает удовольствие общения с прекрасным Студент, а я стараюсь, чтобы перерывов в его любимом занятии вообще не было.

Учитывая, что полотно опиралось на многотомное сочинение «Древности Российского Государства», увидевшее свет в середине прошлого века, я приблизительно понял, чем порадовали Студента мои добытчики.

— И над чем это ты так усиленно пыхтишь? — решил я обратить на свое присутствие внимание хозяина квартиры, сидящего на корточках перед картиной. Тот, наконец-то, соизволил обернуться и не слишком удивился, увидев, что я спихнул книги с единственного кресла на никогда не застилавшуюся койку солдатского образца. — Что это такое?

— Здравствуйте, — вежливо поздоровался Студент, — простите, я не понял вашего вопроса.

Когда общаюсь с ним, создается впечатление, что это не мой современник, а какой-то призрак; словно выскочил он в наше бурное время из сундука, весь пронафталиненный выражениями, которые практически никто не употребляет. Может все оттого, что привык он читать только искусствоведческую литературу тех времен, когда самым распространенным обращением было не «гражданин» да «мужик», а просто и незатейливо — милостивый государь.

— Извини, видимо я неправильно выразился. Хотелось бы узнать, чьей кисти принадлежит эта работа?

Я давно научился разговаривать с любым собеседником на привычном для него языке. Подстраиваясь под манеру чужой речи, всегда легче расположить человека к себе. Так что если нужно, могу и с академиком пообщаться — «учитывая концепцию современного…», и с музыкантом — «башли, лажа, жмура залабали», по «фене ботаю» не хуже чем люди, за плечами которых не один срок. И в отличие от нашего министра иностранных дел международный язык знаю. Хотя сейчас приноравливаться к речи Студента не было никакой необходимости, это получилось само собой, автоматически.

— Перед вами работа Григория Угрюмова, определить совсем легко. Он украшал своеобразными завитушками первую букву своего имени и твердый знак в конце фамилии. Полотно датировано 1799 годом, дата подчеркнута самим художником.

— Эта картина из последней закупки?

— Да, сюда она поступила несколько дней назад.

Я почему-то больше чем уверен, что и эти данные Студент занесет в какой-нибудь из множества своих гроссбухов, хотя делать это в общем-то не обязательно.

— Есть еще интересные приобретения?

— К сожалению, я не успел классифицировать все работы, но кое-что, несомненно, вызывает громадный интерес.

— В таком случае, поделись хотя бы поверхностной информацией.

— Миниатюра работы Боровиковского, нетрудно было oпpeделить, что изображена на ней Скобеева.

— Та самая, из Государственного исторического музея?

— Совершенно иная работа, — Студент не уловил юмора в моих словах, — кстати, в Государственном русском музее находится и живописный портрет Скобеевой, принадлежащий кисти Боровиковского. Но это совершенно неизвестная работа художника, упоминаний о ней нет ни в одном из источников. Мне нужно узнать предысторию ее появления у нас.

— По-моему, это лишние знания.

Студент посмотрел на меня, словно вместо деликатного совета его обругали теми выражениями, которых он никогда не употребляет.

— Мне нужно знать, откуда приходят все работы, возможны точки соприкосновения. Я попросил бы вас делиться этими сведениями.

— Видишь ли, мне действительно известно очень многое, но я не могу тебе даже сказать, где находятся те или иные работы, потому что иногда некоторые сведения впоследствии могут болезненно сказаться на самочувствии. Я знаю, где лежит полотно Семирадского «Танец среди мечей», не то многократно репродуцированное уменьшенное повторение, а первое, создававшееся годом раньше. Мне известно, в чьей коллекции находится «Буря» Судковского, за которую он был удостоен звания академика и золотой медали. Ты мог видеть эту картину только в «Истории искусств» Гнедича, а я держал подлинник в руках. Я знаю дом, где висит единственный в стране живописный портрет адмирала Ушакова, который некогда украшал покои царского семейства и таинственно исчез после заварушки семнадцатого года, знаю человека, который обладает одной из высших наград России, в свое время их было сделано ровно двадцать пять штук, и, возможно, именно она принадлежала Кутузову или Веллингтону. В отличие от Академии наук, располагаю сведениями, где находится кузнецовская работа «За мольбертом», информация о которой в академических изданиях сведена к двум словам «местонахождение неизвестно». Как видишь, наша работа носит параллельный характер, и, возможно, со временем, я поделюсь с тобой кое-какими сведениями, но не раньше, чем эти вещи появятся в твоей квартире.

При слове «вещи» Студента передернуло, он просто не мог вынести подобное кощунство — называть произведения искусства столь неизменным словом.

— Все-таки интересно, чем еще ты меня порадуешь? — возвращаю загоревшиеся глаза собеседника в их прежнее состояние.

Вместо ответа Студент молча протягивает измятый листок бумаги. Все начнется с этого листика, названия работ, форматы, краткое описание и прочая библиография будет занесена в каталоги с предельной точностью. А пока приходится читать самые, как высказался Студент, поверхностные сведения.

Ламбо, Бельгия, «Натурщица», бронза. Аман-Жан Эдмон, Франция, «Голова девушки». Бронзовый портрет Наполеона работы Нанинни, Италия. Французский художник XVII века, «Мадонна», медь, масло. Итальянский художник XVI века, «Святое семейство». Итальянский художник XVII века, «Снятие с Креста». Нейр, XVII век, «Весенний пейзаж», дерево, масло. Нидерландский художник XVI века, дерево, темпера. Нидерландский художник круга Флориса, «Сусанна и старцы», приблизительно середина XVI века, дерево, масло.