Удивительная история освоения Земли - Лев Шильник

Такой кусок льда долго пролежит в желудке, прежде чем растает и начнет перевариваться. А все это время собаке будет казаться, что она сыта. Никогда на это животное не напасешься еды: оно съест все твои запасы да и тебя в придачу, если ты еще раньше не умрешь с голоду. Так уж все устроено.

Со временем Амундсен горячо полюбил эскимосских собак и всегда считал, что в полярных экспедициях они совершенно незаменимы. Забегая немного вперед, сразу скажем, что его весьма удивил выбор Роберта Скотта, который сделал ставку на маньчжурских пони (в других переводах – исландские или шотландские, но принципиального значения это обстоятельство не имеет). Норвежец не без оснований полагал, что хозяин, видимо, просто не поладил со своей собакой – отсюда и все проблемы. Разумеется, с безропотной и послушной лошадью гораздо меньше забот, чем с умным и хитрым полудиким псом. Надлежащие отношения следует устанавливать незамедлительно: собака должна точно знать, кто в доме хозяин. Впрочем, послушаем самого Амундсена.

Еще более веский довод в пользу собаки заключается в том, что маленькое животное гораздо легче преодолевает многочисленные хрупкие снежные мосты… Если провалится собака, ничего страшного. Взял ее за шиворот, дернул хорошенько, и она опять наверху. Совсем другое дело пони. <…> Вытаскивать их – дело трудное и долгое.

И еще одно очевидное преимущество: собаку можно кормить собакой. Можно постепенно уменьшать количество собак, забивать тех, что похуже, на корм тем, что получше. <…> Им бы только получить свою порцию, набросятся на тушу своего товарища – одни зубы от жертвы останутся. А после тяжелого дня и зубов не оставалось. <…> Они не только без труда проходят могучие ледники, ведущие к плато; они на весь путь годятся. А пони приходится оставлять у подножия ледников, чтобы дальше самим играть роль пони – сомнительное удовольствие. Судя по тому, что пишет Шеклтон, не может быть и речи о том, чтобы втащить пони на крутые трещиноватые ледники.

Амундсен всю жизнь мечтал о Северном полюсе, однако судьба распорядилась так, что ему довелось покорить Южный. Когда 15 декабря 1911 года он стоял на макушке антарктического плато, где все меридианы сплетаются воедино, его обуревали сложные чувства. Впоследствии он писал, что еще ни один человек не оказывался в точке, диаметрально противоположной цели его стремлений в столь буквальном смысле этого слова. «Район Северного полюса – чего там! – сам Северный полюс манил меня с детства, и вот я на Южном полюсе. Поистине все наизнанку!» Но выбора не оставалось: американец Роберт Пири достиг Северного полюса на собачьих упряжках в 1909 году, и Амундсену пришлось переменить свои планы. Вдобавок он узнал, что англичанин Роберт Скотт готовит экспедицию к Южному полюсу, и решил во что бы то ни стало опередить британца. Задуманный арктический дрейф был отложен на неопределенное время, и «Фрам», старый корабль выдающегося норвежского полярника Фритьофа Нансена, взял курс на юг. О своем решении Амундсен уведомил не только Нансена, но и Скотта: с Мадейры он отправил ему письмо, в котором сообщал о своих намерениях, и тот получил его в Австралии, когда готовился отплыть к берегам шестого континента. А «Фрам» двинулся прямиком через Атлантику, чтобы успеть в южные широты к середине января 1911 года. Амундсен оставался Амундсеном: поход к Южному полюсу был расписан как по нотам. Он вникал в каждую мелочь – от провианта для людей и собак до научного оборудования и полярного снаряжения. На первом месте стояли вопросы питания.

В дневнике Амундсен писал:

Обольщаться не стоит: разнообразным оно не будет, но зато будет очень калорийным и легким. Основной пищей будет, как всегда, пеммикан (пеммикан – от английского pemmican, слово заимствовано из языка индейцев алгонкинов – брикеты из сушеного и растертого в порошок оленьего или бизоньего мяса, смешанного с жиром и соком кислых ягод. Этот сублимированный мясной продукт выдумали индейцы Северной Америки, хранившие его в кожаных мешках; отличается высокой питательностью и легкой усвояемостью при малом объеме и весе, незаменим в дальних переходах. В начале XX века говяжий пеммикан входил в рацион полярных экспедиций, в настоящее время постепенно вытесняется пищевыми концентратами. – Л. Ш.). Но к обычной смеси сушеного мяса и жира я велел добавить немного овощей, овсяной крупы и соли. Полкилограмма нашего пеммикана должно хватить каждому на день. Эту пищу легко можно приготовить, а усваиваться она тоже будет неплохо. Кроме того, на каждый день придется по 60 граммов специально приготовленных сухарей, по 125 граммов молочного порошка, по 40 – шоколада и по 15 – чая. И еще по 80 граммов керосина или спирта для приготовления пищи. Для собак я беру по полкило мясного и рыбного пеммикана.

Меховая одежда, теплое шерстяное белье, обувь и рукавицы, отменные лыжи, сани с полозьями из лучшего американского гикори (особый сорт субтропического орешника) со стальной оковкой, запас ремней из свиной кожи, снежные очки, стройматериалы для зимовочного домика – ничего не было упущено. А собачья упряжь имелась в двух вариантах – аляскинском и гренландском. Одним словом, высший пилотаж, образцовая подготовка к трудному походу.

Море Росса оказалось свободным ото льда, и «Фрам» легко скользил по чистой воде. В полдень 11 января путешественники увидели яркий блеск на южном горизонте, и вскоре перед ними во всем своем великолепии предстал знаменитый Ледяной барьер, неторопливо выраставший из моря. Амундсен писал:

Трудно передать на бумаге, какое впечатление производит эта могучая ледяная стена на человека, впервые оказавшегося с ней лицом к лицу. Это вообще невозможно описать; во всяком случае, сразу понимаешь, почему этот 30-метровый барьер не один десяток лет считался неодолимой преградой для продвижения на юг.

Целые сутки «Фрам» шел на восток вдоль этого удивительного творения природы, пока взору норвежцев не открылись искомые ворота – Китовая бухта, где решено было высадиться на берег. Судно пришвартовалось к прочной кромке льда, которая протянулась в море от барьера километра на два, и полярники, встав на лыжи, двинулись вперед. Первым делом следовало отыскать удобное место для разбивки базового лагеря. Стык между морским льдом и барьером удалось преодолеть без труда, потому что его высота в этой точке не превышала 6 метров. Определившись с местом (в 4 километрах от корабельной стоянки), приступили к разгрузке снаряжения. На борту остались десять человек, а девять во главе с Амундсеном – сухопутная команда – сошли на берег.

Собаки разленились за время долгого безделья и поначалу упорно не желали работать. Они не слушали команд и отчаянно грызлись между собой, безнадежно запутывая постромки, или просто ложились в снег. Но добрая плетка довольно быстро привела их в чувство, хотя на первых порах повозиться пришлось основательно. В конце концов испытанный метод кнута и пряника дал результаты, и во второй половине января работа развернулась вовсю. На берегу выросли надежные 16-местные палатки, а тяжело груженные сани неутомимо сновали между лагерем и кораблем. Плотники расчищали площадку под стационарный дом, а специальная охотничья бригада стреляла тюленей и пингвинов, запасаясь впрок свежим мясом. Прошло совсем немного времени, и Фрамхейм – так норвежцы назвали свой лагерь – приобрел вполне обжитой и весьма внушительный вид. Амундсен записал: