Клинки против смерти - Фриц Лейбер

Тем временем Шилба и Нингобль, не выказывая ни благодарности, ни угрызений совести за свою ребячью месть, настаивали на выполнении Мышеловом и Фафхрдом всех условий сделок.

И действительно, с тех пор ни Фафхрда, ни Мышелова не беспокоили больше ни две восхитительные девицы, ни даже воспоминания о них, кроме разве легкой благодарности и облечения. И в самом деле, уже через несколько дней Мышелов завел самую пылкую из интрижек с едва несовершеннолетней, но крайне привлекательной племянницей Карстака Овартамортеса, а Фафхрд предался сразу двоим совершенно одинаковым близнецам, дочерям герцога Даниуса, девушкам прекраснейшим и богатым, но тем не менее уже помышлявшим о занятии проституцией в поисках острых ощущений.

Что обо всем этом думали Влана и Ивриан в своей вечной обители в Стране Теней - дело лишь их обеих… и Смерти, чей жуткий облик они могли теперь созерцать без страха.

X. Лавка редкостей

Странные звезды Нихвона густо высыпали на ночном небе над черными крышами города Ланхмара, где мечи звенят чуть реже, чем монеты. На этот раз тумана не было.

На площади Мрачных Увеселений, что в семи кварталах к югу от Болотных Ворот, - начинаясь от Фонтана Черного Изобилия, она доходит до гробницы Черной Девы - огни в лавках поблескивали никак уж не ярче, чем звезды на небе. Ведь продавцы наркотиков, торговцы нечистыми редкостями и фальшивомонетчики освещают свои логова и норы гнилушками и светляками, жаровнями с одним только тусклым окошечком, и дела свои они проворачивают столь же безмолвно, как творят свои начертания звезды.

В ночном Ланхмаре немало найдется площадей и домов, залитых светом пылающих факелов, но с незапамятных времен на площади Мрачных Увеселений принято объясняться лишь полушепотом в приятной полумгле. Философы часто отправляются туда ради одних лишь медитаций, студенты - чтобы помечтать, а фанатично настроенные теологи в темных углах то и дело плетут паутину запутанных теорий о природе Дьявола и иных темных сил, что правят этим миром. Но если кому-нибудь из них попутно удается поразвлечься, и философские воззрения, и мечты, и теология с демонологией всегда, вне сомнения, становятся от этого только лучше.

Сегодня, однако, обычный полумрак был нарушен. Из низкой двери под тройной аркой, недавно пробитой в древней стене, на площадь бил яркий свет. Будто чудовищная луна, освещенная лучами грозного солнца, вставала над гладью площади эта дверь, затмевая убийственным светом все светильники таящихся по углам торговцев.

Странные, неземные предметы были выставлены у двери, в ней же самой, скрючившись, застыла птицеликая фигура, облаченная в одеяния, каких никогда прежде не видели ни на суше и ни на море в Мире Нихвона. На этом человеке была небольшая красная шляпа ведерком, мешковатые шаровары, красные иноземные сапоги с загнутыми кверху носами. Хищный взгляд его напоминал ястреба, а циничная и сладострастная улыбка - древнего сатира.

Время от времени он вскакивал и начинал сновать вокруг, снова и снова подметая длинной грубой метлой камни мостовой, словно готовясь к приезду какого-нибудь невероятно величественного императора, а потом замирал, низко склоняясь перед обступившей двери толпою, но глаза его все смотрели на них, а рука услужливо, но и несколько зловеще, приглашала к двери.

Ни один из толпы еще не набрался смелости переступить порог ярко освещенной лавки, люди не смели даже повнимательнее приглядеться к редкостям, столь беспечно и соблазнительно расставленным перед нею. Но число завороженных зевак все росло. Ворчали, что такую торговлю надо прикрыть, раз нарушается обязательный здесь мрак, но все жалобы, пожалуй, перевешивали удивленное бормотание и вздохи изумления, восхищения и любопытства.

Серый Мышелов выскользнул на площадь столь тихо, словно явился сюда перерезать кому-нибудь глотку или приглядеть за шпионами Властелина. Бесшумно ступали его сапоги из мышиных шкурок, меч его Скальпель в таких же ножнах не зашуршал ни о куртку, ни о плащ из шелка, странно грубого на ощупь. Его грозный взгляд из-под серого капюшона, полуоткинутого назад, мог бы устрашить любого, дерзнувшего не уступить ему дорогу.

Сам же Мышелов ощущал себя школяром, боящимся наказания за нерадивость и ждущим громадного задания на дом. Ведь в кисете из крысиной кожи, что болтался у него на поясе, находилась записка - черными чернилами каракатицы по серебристой рыбьей коже - от Шилбы-без-очей-на-лице, приглашавшая Мышелова сюда в это самое время.

Шилбой звали чародея, что порой был наставником Мышелова, а изредка в подходящем настроении, еще и его хранителем, так что наш герой никогда не пренебрегал его приглашениями, поскольку маг, пусть глаза его и не располагались между лбом и щеками, прекрасно видел все уловки некоторых малообщительных любителей приключений.

Правда, временами Шилба назначал Мышелову задания, весьма докучливые и, прямо сказать, занудные - ну, например, добыть ему девять белых котов без единого черного волоска, или украсть пять экземпляров одной и той же испещренной магическими рунами книги из пяти весьма удаленных друг от друга библиотек по черной магии, или же представить ему по образчику экскрементов четырех королей, живых или мертвых, - так что Мышелов явился пораньше, чтобы узнать поскорее дурные новости. Но явился один, поскольку на этот раз твердо желал избежать насмешек, которым подвергал его приятель Фафхрд, пока усердный Мышелов смиренно выслушивал наставления чародея, быть может, на ходу еще добавлявшего дел.

Записка Шилбы, словно выгравированная внутри черепа Мышелова, гласила:

Когда Звезда Акул затмится шпилем Рхана, да будешь ты возле Фонтана Темного Изобилия.

Вместо подписи на ней был небольшой простой овал, обычный знак Шилбы.

Мышелов бесшумно скользил во тьме к фонтану, представлявшему собой просто приземистую черную колонну с округлым верхом. Каждые двадцать ударов сердца слона на вершине ее набухала огромная черная капля, незамедлительно стекавшая вниз.

Стоя перед фонтаном, Мышелов согнул перед собой руку и измерил высоту зеленой Звезды Акул. Ей следовало еще опуститься по небу на шесть пальцев, прежде чем она коснется острой вершины стройного многогранного минарета Рхан, высящегося вдали.

Мышелов пригнулся возле черной колонны и легко вспрыгнул на нее, чтобы проверить, не изменится ли при этом положение звезды Акул относительно минарета. Значительных различий он не увидел.

Он вгляделся во тьму, отыскал неподвижную фигуру, похожую на монаха в глубоком капюшоне, таком глубоком, что можно было только удивляться, как он видит перед собой. Фигур не было вовсе.