Бумажный грааль - Джеймс Блэйлок

– Жди здесь, – сказал мистер Джиммерс и поспешил из комнаты. Вернулся он несколько минут спустя с сухой одеждой, и Говарду внезапно ужасно захотелось поскорее уехать. Мистеру Джиммерсу ничто не угрожает. Говард еще может застать дядюшку Роя в доме ужасов. Уж он-то сразу поймет, что делать дальше. Если уж на то пошло, дядюшка Рой и Сильвия могут стать следующими жертвами. Не время болтать попусту с мистером Джиммерсом.

– Повремените с трупом, – сказал он Джиммерсу. – План хороший, но я вижу в нем несколько недостатков. Я с вами свяжусь.

Он взял с собой сухую одежду и направился в соседнюю комнату, а потом, чувствуя себя нелепо, но почти уютно в слишком широких и слишком коротких штанах, поблагодарил мистер Джиммерса, намертво вцепился в корзинку для пикника и вышел в ночь, неся мокрые вещи в пластиковом продуктовом пакете.

– В самом деле, мистер Горноласка! Только подумайте, – говорила миссис Лейми.

Горноласка сидел на диване в ее гостиной, положив ноги на низкий столик. Напротив него сидела еще одна женщина и хмурилась в окно, словно устала от этого разговора. Экспансивно жестикулируя, миссис Лейми продолжала:

– Эти старые участки на Хейт-Эшбери стоят миллионы. Наш преподобный друг уже сделал себе состояние, ремонтируя обветшалые дома. Я сама собираюсь попробовать этого пирога – бульдозерами. А вы становитесь утомительными, когда делаете вид, будто у вас есть социальная совесть, мистер Горноласка. Я доподлинно знаю, что ничего подобного у вас нет. Любая совесть сродни ножным кандалам, разве не так?

– Опасные слова, – ответил, пожимая плечами, Горноласка. – Никогда нельзя отрицать, что у вас есть совесть. А не то однажды утром проснетесь и обнаружите, что правы. И вы ведь говорите про квартал, где раньше стоял старый «Хейт-Эшбери-театр», так? Перекресток Хейт и Коул? Это опасное место. Когда в прошлый раз там что-то сносили, герильерос забросали стройку зажигательными бомбами, помните?

Миссис Лейми скривилась:

– Террорист террористу рознь. Дело в мотивации. Думаю, у нашего милого преподобного Уайта есть опыт общения с этими террористами. В любую минуту вам мотивацию подберет, у него ее полные карманы.

– Вы хотите сказать…

– Я ничего не хочу сказать, мистер Горноласка, помимо того, что вам не стоит бояться этих, как вы их называете, герильерос. Бояться вам следует только вашей больной социальной совести.

– Все равно нет смысла бросаться ярлыками и определениями. Я впервые слышу, что у меня есть «социальная совесть», как вы ее называете. Когда политизируешь мораль, сразу ее теряешь. Вот что я думаю. Совести стандартного образца мне вполне хватает.

– Преполнейшее дерьмо, – вмешалась вторая женщина. – Ты от страха вот-вот в штаны наложишь, Горноласка. И не ударяйся в философию. Лучше возьми себя в руки и взгляни фактам в лицо.

– Глядеть фактам в лицо, Гвен, слишком утомительно, особенно если тебе не нравится, что ты видишь в зеркале.

Женщина по имени Гвен была одета в мужскую рубашку с круглым вырезом цвета хаки, джинсы и старые армейские ботинки, на шее – ожерелье из деревянных бусин. Волосы у нее были длинные, прямые и неровно постриженные, словно она специально вырядилась под пресловутого герильеро на маскараде в Хэллоуин.

– Тогда давайте оставим вашу совесть без внимания, ладно? – сказала Горноласке миссис Лейми. – Я говорю сейчас про несколько жалких заброшенных участков и запущенные квартиры, занятые всяким сбродом. – Она подняла руку, останавливая возражения Горноласки, который уже было открыл рот. – Ведь рано или поздно произойдет то, что не раз и не два случалось в прошлом: встреча сигареты и матраца опять сожжет дотла квартал, и эти люди все равно окажутся на улице, а может, даже погибнут. Весь район – сплошной антисанитарный рассадник: наркопритоны, бани, деградация. Я лишь предлагаю восстановить дома, а заодно и человеческое достоинство.

– Вы лишь предлагаете выставить из дома двести человек, чтобы получить с этого прибыль. Давайте говорить о мотивации начистоту, как и твердит нам Гвен.

– Вопрос точки зрения, не так ли?

– Вопрос чего-то.

– Не делай вид, будто ты выше этого, Горноласка, – сказала Гвен. – Тебе хорошо говорить о прибыли. Как давно ты продал своих? И разве я только что не слышала, как ты нес какую-то ерунду о том, что нет такой штуки, как социальная совесть? А теперь вдруг перешел на сторону стада.

– На сторону несчастных, которые пытаются перебиться со дня на день.

– Вся жизнь дерьмо, Горноласка.

Миссис Лейми нахмурилась.

– Милочка, – несколько капризно сказала она, – нельзя ли поменьше фекалий?

– Дерьмо, дерьмо, дерьмо! – повторила Гвен в лицо миссис Лейми. – Вы туда же с моей чертовой мамочкой. Позвольте-ка я дам вам совет. Это пара строк из моего последнего стихотворения. «Нужно уметь срать и смотреть на дерьмо. Это все, что имеет значенье».

– Все? – Горноласка сморгнул. – Я бы думал что-то еще… бутылка хорошего вина…

– Да пошел ты со всем, что ты думаешь.

Миссис Лейми отпрянула, будто улитка от шокера. Потом, помолчав с минуту, сказала:

– Прошу прощения, что попытаюсь вернуться к теме. Это небольшое предприятие в течение нескольких лет четырехкратно увеличит наши вложения. Такая возможность представляется нечасто. Поэтому давайте поразмыслим. Если вы так хотите помочь жертвам системы, почему бы не сделать им предложение, всем до единого. Давайте все станем партнерами. На каждые сто долларов, которые они вложат, мы через два года гарантированно вернем им двести. Нет ничего более эгалитарного, чем разделение прибыли. Их там двести пятьдесят с чем-то человек. Выжмем из каждого в среднем по сто долларов и получим достаточно, чтобы нанять «строительную бабу» и снести дома. – Она улыбнулась женщине в мужской рубашке, которая в ответ только нахмурилась. – Вам, Гвен, как будто ни с кем сегодня не хочется соглашаться?

– С согласием она не в ладу, – сказал Горноласка. – Я бы на вашем месте урезал ее содержание. Раз вы меценат, покровительствуете поэтам и художникам, должно же это давать над ними какую-то власть. Вот, пожалуйста, поэтесса сквернословит у вас в гостиной. Пусть пойдет и помоет рот с мылом.

– Вы не стыдились брать мои деньги, когда рисовали свои сомнительные комиксы и жили в бедности, мистер Горноласка. Оставьте Гвендолин в покое. Она еще добьется признания. – Миссис Лейми окинула Гвен материнским взглядом.

– Почему бы тебе не пустить себе пулю в лоб? – вопросила Гвендолин.

Тут дверь открылась, и вошли двое: один – при бороде, одет в пальто и рубашку с галстуком, второй в модном свитере крупной вязки, в плиссированных штанах, в руках – кожаная сумка на длинном ремешке – точь-в-точь банкир-яппи, одевшийся для вылазки за город. Миссис Лейми, встав, внимательно на них посмотрела.