Древо войны - Виталий Абоян

Его мысли прервал шорох, донесшийся из основного помещения лаборатории. Сквозь прозрачную дверь Францевых владений Джордж отчетливо видел черную полоску ствола автомата, неровно подергивающегося на фоне серого пола. И теперь автоматы не были подключены к мозгу стрелков. Учатся на ошибках, подумал Джордж и усмехнулся. Теперь им это не поможет.

И вообще — как надоел этот бестолковый шум человеческих мыслей. Он физически ощутил, как нечто теплой волной, несущей смерть вокруг, отделилось от его тела и понеслось навстречу врагам. Навстречу мерзким людишкам, только и знающим, что насмехаться над умными людьми. А потом красть их идеи.

Спустя мгновение из лаборатории донесся стук упавших на пол тел, а еще через пару секунд в радиусе пятидесяти метров не осталось в живых ни одного человека. Теперь шум бестолковых человеческих мыслей не мешал ему слышать Голос Древа. Как же были прекрасны его звуки!

И, Джордж был уверен в этом, Древо тоже слышит его. И это доставляет ему радость. Только что-то тревожное слышалось в Голосе. Что-то пошло не так.

Но Джордж обязательно справится. Во всяком случае, люди теперь ему не помеха.

37. 29 марта. На борту рейса Санкт-Петербург — Калькутта — Сингапур

Владимир Кириллович не находил себе места. Огромное кожаное кресло в салоне первого класса казалось ему твердым, маленьким и неудобным. Стюардессы, разодетые в шикарные индийские сари, раздражали своей нерасторопностью, черная икра, что подавали к завтраку, похоже, протухла еще в Иране, где ее вынули из, видимо, дохлого осетра. Самолет нещадно трясло, двигатели гудели. Солнце гадостно светило прямо в правый глаз из-под не закрывающейся шторы. Все раздражало.

Владимир Кириллович понимал, что это его дурное настроение, что стюардессы очень вежливы, ласковое бордовое солнце, только-только показавшееся из-за горизонта, очень даже мило окрашивает салон самолета в розовые тона. И икра отличная, и Иран совершенно ни при чем. Только все равно раздражало все. Ничего он не мог с собой поделать.

Эти идиоты совсем ополоумели. В Сеть ее решили не пускать, а еще пару раз проверить, и если подтвердится (что должно подтвердиться, Владимир Кириллович так и не понял), то сказали, что ее надо пускать в расход. Ее. Ту самую. Девушку. Настю.

Владимир Кириллович в сердцах с размаха стукнул рукой о столик с остатками завтрака. Чашечки и тарелочки посыпались на пол. Немногочисленные пассажиры первого класса заворочались в кожаных эргокреслах, пытаясь разглядеть, чем вызван потревоживший их шум. Подбежала стюардесса. Владимир Кириллович послал ее в самых откровенных выражениях. По-русски. Ничего, индусы прекрасно знают, что это значит и куда им теперь идти. Стюардесса так и поступила, то есть ушла, не забыв при этом молниеносным движением сгрести с пола рассыпавшуюся посуду.

Он сам не знал, для чего отправился в Калькутту. Девчонку спасать. Спаситель выискался. И что он скажет? Здрасте, товарищи хакеры. Я за девчонкой, теперь я буду руководить сетевой частью операции. Или есть другие варианты? Чем он мог мотивировать свой поступок? Ведь ясно же как день, что если Лоуб говорит, что девчонку лучше убрать и черт с ним, с этим проектом, то, наверное, так оно и есть. Уж кому, как не Лоубу, печься об успехе проекта. Уж он-то, пожалуй, самый заинтересованный в успехе операции. Остается, конечно, еще один выход — Лоуб может сам попробовать прогрызть дыру. Большую и очень заметную. Только тогда ждать не придется — найдут его за час, а то и меньше. Но это уже его проблемы. Главное, что он готов на это пойти, лишь бы не пускать в дело девчонку. Что же в ней такого, что весь мир вокруг нее как будто с ума сошел?

Или бросить все к чертовой бабушке и скрыться с ней? Только, опять же, как ее забрать у Лоуба? Он не очень-то собирается ее отдавать.

Вопрос оставался открытым — что делать? Пока он летел в Калькутту.

38. 29 марта. Реальный мир. Место не установлено

Оба плохо понимали, что происходит. Мысли были разными, тела были разными, намерения и возможности были разными. Одинаковым было только одно — радость от возможности общения. Не с себе подобным, но просто с кем-то, кто хочет с тобой общаться. И может это делать. Наконец-то одному из них удалось наладить контакт с другим существом, имеющим желания и что-то непонятное. Что-то, что двигало им. Волеизъявление? Оно не могло понять, что это такое. Оно просто радовалось. И тот, второй, тоже с удовольствием приходил сюда. Сам не зная — зачем. Просто ему было здесь хорошо. Он, этот маленький комочек жизни, совсем не умел думать. Но от него шло тепло живого существа. И что-то, что можно было бы назвать мыслями. Что-то на них похожее.

Им было хорошо вдвоем. Только оно хотело большего. Оно хотело, чтобы других было много, и мыслей было много. И чтобы они были разные. Ведь это так прекрасно…

39. 29 марта. Калькутта

Все произошло как-то спонтанно и совсем не по плану. Собственно, и плана-то никакого не было. Просто Мухомор, проходя мимо Насти в длинном коридоре Лоубова дворца, подмигнул и отправился в сторону, где был выход из бункера. Настя как бы невзначай пошла следом.

Когда она подошла к шлюзу, Мухомор уже разговаривал с крупным индусом, расположившимся у двери. Видимо — охранником. Оба явно были недовольны друг другом. Настя шла к ним. Она хотела спросить у охранника, не выпустит ли он ее. Но не успела это сделать.

Когда она подошла к мужчинам, Мухомор уже вцепился руками в ворот формы стража, требуя, чтобы тот открыл дверь. Индус был заметно крупнее него, но Мухомор вцепился крепко и не отступал. Охранник изловчился и нажал какую-то кнопку на своем столе. Сирена не завыла, собственно, вообще никаких звуковых или световых сигналов не последовало, но из нескольких дверей в коридор высыпало с десяток слуг. И у некоторых в руках было оружие. Это очень не понравилось Насте.

Непонятно как, но Мухомору удалось швырнуть охранника так, что тот приложился головой о стену и на какое-то время потерял ориентацию. Этих секунд хватило, чтобы Мухомор успел набрать комбинацию цифр на кодовом замке двери.

Тяжелая металлическая дверь с шипением отошла в сторону. Путь к бегству был открыт. В считаные мгновения в Настиной голове успели пронестись мысли, правильно ли она делает, что бежит, не очередная ли это ловушка, и не подстроили ли это все Лоуб с Мухомором и кто там еще в этом участвует? Но вид открытой двери оставил только одну мысль — бежать, и как можно быстрей.

Настя рванулась в проем, всем телом отодвигая тяжелую створку. Она почувствовала, как Мухомор сунул ей в руку что-то маленькое и сказал, что это может пригодиться. Как только она оказалась снаружи, он стал закрывать дверь, одновременно что-то делая с замком. «Я закрою», — крикнул он, и в этот момент первые пули, выпущенные так и не успевшими добежать до места событий охранниками, ударили в металл двери. Первый удар, второй, третий. Потом Мухомор как-то странно всхлипнул, и пули снова застучали по металлу. Дверь с лязгом захлопнулась, но за мгновение до этого Настя успела увидеть, как Мухомор, весь в кровавых пятнах, медленно оседает на пол, прижимая тяжелую дверь спиной.

Это не было похоже на инсценировку. Мухомор умер совершенно по-настоящему. Умер, спасая ее. Еще одна смерть из-за нее. Сколько их еще будет? Сколько людей еще должны умереть, чтобы она, наконец, могла почувствовать себя в безопасности?

Она бежала по темному тоннелю, не разбирая дороги. Спотыкаясь о разбросанный по бетонному полу хлам, сбивая руки в кровь. Но каждый раз она вставала и продолжала бежать дальше. Звуков погони не было слышно. Видимо, Мухомору удалось сломать сложный кодовый замок, и охрана все еще возилась с ним, пытаясь открыть дверь.

Слезы катились по щекам, заливая глаза. Все равно в кромешной тьме тоннеля ничего не было видно. Она не знала, сколько уже пробежала. Она не знала, где она. Все, что она должна была делать — это бежать что есть сил. Так хотел Мухомор, он хотел ее спасти. И он поплатился за это. Как и все остальные — жизнью. Кто следующий?

День навалился на нее солнечной яркостью столь внезапно, что, полностью потеряв способность видеть, она рухнула на изрытый прогнивший пол древнего дворца, сильно разодрав штанину брюк. Из-под разорванной в лохмотья ткани медленными темными каплями текла кровь. В ее руках все еще был зажат маленький металлический брусок, который ей дал Мухомор, оказавшийся перочинным ножиком. И этим он предлагал ей отбиваться от преследователей? Она невольно улыбнулась и сунула нож в карман. Бедный Мухомор.