Враг мой – муж мой (СИ) - Разумовская Анастасия

Леолия тогда ещё не знала, что все остальные комнаты обставлены настолько просто, что гостиную можно было бы назвать по сравнению с ними роскошной. Герцог любил камни, шкуры и дерево. Никаких шелков, бархатов, подсвечников в виде, например, изогнутого лотоса, и тому подобных красивых безделушек. Жилище воина, а не вельможи. Минимум прислуги, да и та жила во внутреннем флигеле, практически не попадаясь хозяину на глаза.

Долгими ночами королева гуляла по особняку, заходила во все комнаты, перебирала книги в библиотеке, гладила оружие в коллекции. Всё дышало им. Иногда ей казалось, что она слышит его шаги.

В ту ночь она забрела в небольшую комнату с эркером-трапецией и догадалась, что это был кабинет. Леолия обрадовалась, села за стол и стала рассматривать различные бумаги, написанные его подчерком: чёткие, будто рубленные буквы, без виньеток и росчерков. И письма ему, на которых стояли его лаконичные пометки. Королева не читала, она просто смотрела на буквы. На его буквы.

– Эйд, – прошептала, чувствуя, как ресницы начинают слипаться от слёз, – Эйд, я так скучаю по тебе!

И тут девушка увидела небольшую тетрадь, на которой лежало письмо, начинающееся обращением «Ларан». Взгляд зацепился, и Леолия невольно прочла дальше.

«Ларан

Я обещал объяснить тебе почему решил жениться на принцессе, вопреки её ко мне отношению и твоему – к ней. Вот что хочу сказать: во-первых, ты идиот. Вызвав меня на поединок и не разобравшись в том, что происходит, ты повёл себя как тупица. Во-вторых, если этот поединок закончится моей смертью, то к тебе попадёт моё письмо. Я поручил это Юдарду, а он парень весьма исполнительный. Я, как и ты, последний в своём роду. И мне некому передать то, что мне досталось от моих предков. Поэтому передам тебе. Прочитай эти записи Рэйберта, моего предка. А дальше решай сам. И да, это будет моя лучшая месть тебе.»

Письмо точно было написано Эйдэрдом – она узнала подчерк мужа. Леолия дрожащей рукой взяла тетрадь и раскрыла её. Записи были сделаны медвежьим алфавитом, но девушка уже его освоила.

«Мои потомки, – писал автор, – Я, Рэйберт, сын Юдарда, герцог и хранитель Медвежьего щита, решил написать вам о временах, полных ужаса, всю правду, дабы никто не смутил вас ложью.

Я вырос без матери, имея лишь одного отца. Герцог Юдард мало уделял внимания моему воспитанию, им занимались его воины. Я рано начал принимать участие в сражениях и рано пролил первую кровь врага. Я первым вызывался идти в разведку и последним отступал, прикрывая своим мечом и щитом отступающих. Я не только летние, но и зимние ночи проводил в седле или на горном камне, завернувшись в шкуру. Мои силу и выносливость славили от Железного когтя до Острого клыка. Но тот, чьего благоволения искал я, не удостаивал меня ни малейшим словом. Для отца моего я был словно бы и не сын. И сие очень обидно казалось мне.

Полагаю, вы наслышаны о моих подвигах и о спасении племянника короля, юного принца Тэйсгола, из рук кровавых всадников, ищущих души его. И я не стану повторять то, что, как думаю, вам известно.

Отец всегда был холоден со мной, но, когда прилетел ворон с известием о его тяжёлой болезни, я тотчас поспешил вернуться в Берлогу. В живых герцога я уже не застал. Со скорбью в душе и слезами на глазах бродил я по коридорам замка, ставшего моим наследием. И тут ко мне подошёл один из ближайших моего отца.

– Мой господин, – сказал он, – а что мне делать с безумной пленницей в Тайной башне? Его светлость не оставил никаких распоряжений на сей счёт.

Признаюсь, я был заинтригован. За всю мою жизнь в Берлоге и вне её я не слышал ни о какой пленнице. И я распорядился отвести себя туда.

Когда я поднялся по узкой лестнице в верхнее помещение, и стража открыла передо мною низкую дверь, то увидел убогую комнату, неплохо, впрочем, убранную.

На высокой постели сидела растрёпанная безобразная старуха. Она дико посмотрела на меня и закричала:

– Нет! Нет! Умоляю тебя! Не трогай меня, Юд!

И разрыдалась, ломая руки.

– Я не мой отец, госпожа моя, – ответил я, чувствуя смятение. – Прошу тебя, не плачь. Расскажи мне кто ты и как попала сюда.

Но она плакала и просила меня уйти, называя меня именем отца моего. Я не знал, как утешить эту безумную женщину. Не понимал, зачем она здесь. Наконец, отчаявшись, сказал ей, что я Рэйберт, сын герцога Юдарда. И тогда женщина замолчала и посмотрела на меня, отняв костлявые руки от лица своего.

– Рэй? – спросила, а затем, вскочив, с живостью подошла ко мне.

Признаюсь, я малодушно отступил на шаг, опасаясь и не зная, чего ожидать от неё. А она, с любовью глядя на меня, коснулась лица моего и снова заплакала.

– У тебя уже усы, сынок, – лепетала безумная. – Усы и борода. Ты уже мужчина и воин. А я помню тебя другим, Рэй… Я помню, как ты жадно пил молоко моё, и как кричал по ночам, когда резались первые зубки. Я помню, как баюкала тебя…

– Кто ты? – спросил я, чувствуя ужас в сердце моём.

– Я – мать твоя, сынок, – прошептала она. – Я – узница отца твоего. Он надругался над честью моей, и ты – плод этого надругательства.

Я не хотел верить ей и быстро ушёл, распорядившись, чтобы женщину накормили и дали ей свежее бельё. Но вне себя от смятения, я стал расспрашивать старых слуг, и представьте мой ужас, когда я убедился, что сумасшедшая – родная мать мне.

Когда я пришёл в следующий раз к ней, она снова не узнала меня, приняв за насильника – отца моего. Но я ласками и уговорами убедил бедную, что я Рэйберт, несчастный сын её. И она, перестав бояться, снова начала связно разговаривать со мной.

– Кто ты? – спросил я её. – Кто родители твои? Почему братья твои не пришли к тебе на помощь? Или у тебя нет ни родных, ни братьев?

– Мой отец, – послушно отвечала она мне, – герцог Серебряного щита. Где братья мои – неведомо мне. А муж мой – король Фрэнгон.

Я вздрогнул и спросил:

– Как имя тебе, мать моя?

– Руэри, – отвечала она.

Признаюсь, я не сразу поверил ей. Но расспросив её тонко о разном, понял, что её слова – не плод воспалённого воображения.

– Сын мой, – спросила и она меня, – ответь мне правду и не солги: жив ли ужасный отец твой?

– Герцог Юдард мёртв, – ответил я.

Она воздела руки к небесам и заплакала слезами радости. А потом вскочила с постели и стала собираться поспешно.

– Отведи меня к королю! – потребовала она, и глаза её блестели, как у тех, кто жестоко мучим лихорадкой. – Отведи сейчас же, он ждёт меня!

Я не сразу понял, что она говорит о покойном короле Фрэнгоне. А когда понял и сказал ей о том, Руэри, мать моя, упала на колени и разрыдалась. И я никогда прежде не видел такой скорби. А потом вдруг перестала рыдать и терзать себя, и глянула на меня почти разумно.

– А кто же ныне правит Элэйсдэйром? – спросила.

И, клянусь, я бы солгал ей, если бы понял, зачем она спрашивает это.

– Король Тэйсгол, да продлит богиня дни его, племянник короля Фрэнгона, – отвечал ей с подобающим благоговением.

И тогда она встала, запрокинула голову и крикнула:

– О, Царь Ночи! Прими душу мою, а взамен выслушай проклятье! Да падёт моя ненависть на короля Тэйсгола, из-за которого душа моя была разлучена с королём сердца моего. На него и на всех потомков крови его. Пусть земля не приносит урожай в королевстве, которое мой Фрэнгон предпочёл мне! Пусть враги жестоко терзают окраины его! Пусть все беды обрушатся, и природа восстанет, пока не иссякнет династия Тэйсголингов! Да не престанут беды, пока жив кто-либо из потомков Тэйсгола!

– Мать моя! – вскричал я ужасе. – Что ты говоришь?

Она взглянула на меня и задрожала:

– О, Владыка! – залепетала, простирая ко мне руки. – Но не сына! Только не моего сына, не род его! Не его землю. Сын мой! Отомсти за меня! Ты должен отомстить за меня! Ты, или твои дети, или дети детей твоих. А если нет…

Она остановилась и дико глянула на меня. Ненависть сверкнула в глазах её.

– Если минует и сто, и двести лет, но ты и дети твои не отомстите за меня, то пусть моё проклятье обрушится и на вас. Всем, предавшим меня – проклятье! Царь Ночи! Услышь просьбу той, что предала королевство ради любви, и любовь которой предали ради королевства! Отдаю тебе истерзанную душу мою, да исполнишь!