Мерцающие - Марьяна Куприянова

ведь по чертам лица даже много лет спустя можно будет узнать, кто перед тобой, и предаться приятным воспоминаниям.

– Граф Лекант, позвольте сказать, что бочки с воском прибудут сегодня в полдень. Я уже распорядился, чтобы их сейчас же по прибытии прикатили в северный зал: там воск остынет от летнего тепла, и после можно будет переместить бочки сюда.

– Отлично, Пэнт. Хорошая работа. Ступай. Мне нужно побыть одному.

– Да, мой граф.

Пэнт удалился. Он знал наверняка, куда пойдет граф, и где он будет находиться до самого полудня. Пэнт очень хорошо знал своего хозяина.

Граф Лекант не стал подолгу смотреть на труп скоропостижной любовницы, засоленный в эмалированной ванне, и сожалеть о том, что натворил. Граф ни о чем не сожалел. Только одно чувство мучило его грудь – чувство опустошенности, которое кончится лишь тогда, когда граф начнет свою работу. Чтобы немного утешить себя, граф отправился в зал восковых фигур, что находился в северной части замка, куда никогда не попадало солнце, что позволяло чудесным творениям оставаться в целости и сохранности.

Граф медленно шел среди фигур прекрасных девушек, расставленных по периметру зала на небольших платформах. То и дело он останавливался перед каждой фигурой, наблюдал за ней некоторое время, вспоминая, кто она и как давно покинула его сердце, и шел далее. Вот белокурая и светлоглазая Изабель, в зеленом платье, держит свежие цветы; вот темноволосая и кареглазая Лейла, с небольшой горбинкой на носу и веснушками под глазами, как всегда задумчивая и неподвижная… Он душил их именно потому, что иной способ убийства был бы слишком долгим (например, отравление) или повредил бы тела (например, избиение или применение ножа); ни то, ни другое было нежелательно. В особенности – второе, ведь чтобы воссоздать точный образ девушки из воска, нужно иметь либо великолепную память, либо прототип перед глазами. Граф предпочитал второе и более надежное.

Всех этих девушек он когда-то любил… Любил и убивал, чтобы возвести свою любовь в абсолют и избавить душу от страданий. Здесь и сейчас, среди прекрасных фигур, ему не было так одиноко и неуютно, как обычно в пустом и тихом замке. Никто из них не покинет его, он продолжает любить их еще больше, зная, что они умерщвлены и увековечены его сильной рукой, и почти как живые стоят сейчас перед ним. И будут стоять вечно.

Она

(по мотивам песен панк-рок группы «Король и Шут»)

– Женщины. Что может быть чудеснее и ужаснее этих существ? Что может быть прекраснее и отвратительнее женщин? Нелогичные, непостоянные, глупые по природе своей и по сути создания. Не за это ли мы и любим их? Не поэтому ли мы теряем головы и так бегаем за ними, трясемся перед ними, не в силах вымолвить и слова, не решаясь поднять глаз, когда великая Она обращается к нам? О, как можно не любить женщин? Лишь этой любовью мы терпим их рядом с собой. Бог наделил мужчин чудовищною глупостью и слабостью – способностью влюбляться.

Вот ты не глядишь на нее, а она рядом так и вьется. Но стоит начать проявлять внимание, как она отворачивается. Почему они так поступают? Неужели не понимают, что это больно и неприятно? Без женщин мы, конечно, никуда. Но куда от них деться? Парадокс.

Я понял однажды: женщин нужно держать на расстоянии вытянутой руки. С ними нужно быть жестоким и холодным. И тогда они будут без ума от тебя. Они будут желать твоего общества и твоей любви больше всего на свете. Они будут бегать за тобой и драться за тебя, выдирая друг другу волосы. Но стоит тебе ответить взаимностью… считай, все пропало. В их глазах мгновенно угасает искра. И обратно ее не вернуть. Ее не разжечь даже огнеметом.

Еще я понял, что они ревнуют. Ревнуют всегда и всех. Как можно больше находись в обществе других женщин, если хочешь заполучить какую-то одну. Она посмотрит за тобой, поглядит, да и прибежит, как собачка, готовая услужить чем угодно, лишь бы ты только ей принадлежал и только с нею находился. Она просто захочет показать свое превосходство перед другими женщинами. Она одна тебя завоевала, а они толпой не взяли – вот так.

Женщины – странные. Нет, они странные, понимаешь? Они могут ревновать и любить то, что им не принадлежит. Опять не так… Они обожают ревновать и любить то, что им не принадлежит. Они боготворят того мужчину, который никогда не станет их собственностью. И никогда не обратят внимания на мужчину, который лежит у их ног и умоляет дать ему хоть каплю любви, хоть крупицу. Ведь это им ничего не стоит – просто подать руку, просто опустить взгляд, просто улыбнуться… Разве мы требуем чего-то большего?

Да, я говорил сейчас о себе. Меня постигла такая участь. Я любил ее. Как я ее любил! У этого чувства не было границ. Оно охватывало весь мир своими липкими щупальцами. Оно не давало мне дышать. Я готов был целовать ее ноги и подол ее платья. Я мечтал служить ей, чтобы быть рядом хотя бы в качестве раба. Ночи напролет я мечтал о том, как мы встретимся взглядом. И однажды, в один зимний день, она меня заметила. Непостижимым образом она выделила меня среди остальных. Я был счастлив? Я не верил в происходящее и не видел ничего вокруг. Я словно умер и попал в рай. Я видел в выражении ее глаз, что она ощущает все то же самое, что и я. Мы были друг у друга, и больше ничего не требовалось. Я быстро снял с плеч свою голову и спрятал под кровать, чтобы мозг не мешал. Рядом с ней я жил только сердцем.

Но через полгода это началось. Странности. Едва заметная толика безразличия в ее взгляде. Я подумал тогда – господи, ведь мне это показалось? Ведь не может такого быть! Она любит меня так же, как и я ее. И иначе не может быть! Извини, ты меня слушаешь? – спросил водитель, поглядев направо.

Девушка не ответила. Тогда он покрепче сжал руль и вспомнил, как принес ее к машине полчаса назад и усадил на переднее пассажирское; как пристегнул на ней ремень, поцеловал и захлопнул дверцу. Затем он сел на место водителя, завел автомобиль и тронулся. Все это время она промолчала. Но он не был уверен, что она слышала все, что он ей рассказывал. Она почему-то не двигалась и смотрела в одну точку со странным выражением глаз и слегка приоткрытым ртом.

– Так вот, – прокашлялся мужчина. – Я долго не верил и придумывал ей оправдания. Но потом