Хочу быть лошадью: Сатирические рассказы и пьесы - Славомир Мрожек

Мать. Надо, чтобы ты взглянул правде в глаза. Чтобы ты понял, что на самом деле только я одна тебя люблю.

Скрипач. Что я должен делать?

Мать. Забудь о ней.

Скрипач. Забыть? Как забыть, когда я не могу ее забыть? Вы думаете, это так легко? Как забыть, когда я уже не имею права разговаривать с ней. Как забыть, когда я буду ее видеть, а она на меня даже не посмотрит. Разве в таких условиях… можно ее забыть?

Мать. Но у тебя есть выход!

Скрипач. Какой?

Мать. Стать артистом, не думать о женщинах и посвятить себя музыке.

Скрипач. Да! Да! Я поступлю в филармонию, стану первым или, на худой конец, вторым скрипачом. Буду с ней вместе в оркестре, будем вместе на репетициях и концертах, ежедневно, это нас соединит. Она меня простит. Не может быть, чтобы она не простила своего коллегу! Это прекрасная мысль.

Мать. Нет, ты должен стать солистом. Не какой-то там первой или второй скрипкой в оркестре, а солистом, великим прославленным виртуозом. Единственным. Я не допущу, чтобы ты играл в толпе каких-то там музыкантов и… музыканток. Ты будешь один на один с публикой, только ты и публика, без всяких флейт. Тогда мы уедем отсюда, это соседство недостойно тебя. Уедем в большой город. Все столицы будут твоими, мы поселимся в самой большой столице. Будем давать концерты по всему миру, ты и я. Вот тогда ты и забудешь ее.

Скрипач. Но я… не хочу ее забыть.

Мать. Почему?

Скрипач. Концерты, слава… это мне, может быть, и понравилось бы, конечно… Но это мне ее не заменит. Она и музыка — это разные вещи.

Мать. Поэтому она и не заменит тебе музыки.

Скрипач. Но зачем мне музыка?

Мать. Довольно! Тебе по-прежнему кажется, что ты еще можешь выбирать. А между тем у тебя уже нет выбора. Она тебя никогда не простит. Как-никак, я тоже женщина и в этом разбираюсь. Итак, тебе остается только музыка.

Скрипач. Музыка, искусство, когда я хочу жить, когда я жажду жизни…

Мать. Жаждешь, потому что не знаешь, чего жаждешь. Ты не знаешь, что такое жизнь, ты не знаешь жизни.

Скрипач. Именно. Так как же я могу ставить искусство выше жизни, если я ничего не знаю о жизни?

Мать. Но я знаю!

Скрипач. Это не одно и то же.

Мать. Я твоя мать.

Скрипач. Но из этого не следует, что мы двойники. Если бы мы были двойниками, я бы должен быть твоей матерью, а ты моим сыном, как я являюсь твоим сыном, а ты моей матерью. Абсурд.

Мать. На свет произвела тебя я.

Скрипач. Это заявление одной стороны, а тождество надо проверять с обеих сторон, иначе это никакое не тождество. Нет, я — это я, а ты — это ты. Мы разные и автономные. И с этим ты ничего не поделаешь. Ты ничего не можешь знать обо мне.

Мать. Хочешь цветной капусты?

Скрипач. Я не хочу цветной капусты, я хочу быть счастливым. Но я не представляю себе счастья… без нее.

Мать. От цветной капусты тебе стало бы лучше.

Скрипач. Флейта!

Мать. Какая флейта?

Скрипач. Она оставила свою флейту!

Мать. Опять этот дьявольский инструмент. Неужели я от него никогда не избавлюсь?

Скрипач. Она держала ее в своих руках, она на ней играла… (Извлекает из флейты несколько звуков.)

Мать. Не притрагивайся!

Скрипач. К ней прикасалась она!

Мать. Это омерзительно, омерзительно!

Скрипач. Ушла, а флейту забыла.

Мать. Ничего странного, она так спешила… А ты куда идешь?

Скрипач. К ней. Отнесу флейту.

Мать. Не смей!

Скрипач. Но, мама, она ей действительно нужна. Она флейтистка.

Мать. Ты никуда не пойдешь. Ты останешься дома.

Скрипач. Но, мама, мы не закончили (произносит название произведения для флейты и скрипки). Она и я.

Мать. Тогда ее заменю тебе я.

Скрипач. Вы? Но вы не умеете играть на флейте! Вообще ни на каком инструменте.

Мать. Молчи. А ну-ка дай мне эту флейту.

Скрипач. Вы ведь немузыкальная!

Мать. Садись, бери скрипку.

Скрипач. Вы не сумеете.

Мать. Не сопротивляйся. Мы будем играть. Я и ты. Я с тобой. Мы вдвоем.

Скрипач. Но это совсем не то, это совсем не то!

Мать. Итак, начинаем.

Скрипка продолжает играть произведение дальше, а вместе с ней звучат примитивные какофонические звуки флейты. Это длится минуту, пока музыка не смолкает.

ЧАСТЬ II

Скрипичное соло — какое-то произведение Паганини или другое.

Скрипач (произносит название произведения и фамилию композитора). …только на скрипке. Без флейты. О, как скучно. Вдобавок окно напротив закрыто и задернуто занавеской. Впервые с тех пор, как она там поселилась. До этого окно всегда было открыто, занавеску она никогда не задергивала, даже вечером, когда зажигала лампу, даже ночью. Но теперь она обиделась на меня и уже не хочет меня знать. Уже даже смотреть на себя мне не позволяет, даже издалека, даже тайно. Что стоило ей не лишать меня своего вида, не заслонять окно. Это не принесло бы ей никакого ущерба, это совсем не означало бы, что она на меня уже не сердится, но это дало бы мне маленькую надежду. А она занавесила окно, она пошла дальше, чем того требовала ее честь. Это значит, что все потеряно. Мне уже не на что надеяться. К сожалению, мама была права. Мне осталась одна музыка (пауза). А может быть, все-таки я должен стать знаменитым виртуозом? Если бы я стал знаменитым, она наверняка обратила бы на меня внимание. Моя слава не дала бы ей забыть обо мне. Мое имя было бы у всех на устах и постоянно раздражало бы ее, окружало бы со всех сторон. Правда, я жил бы в далекой столице, но однажды я согласился бы дать концерт в моем родном городе. Я выхожу на публику, надменный, во фраке, легкий поклон, буря аплодисментов. Все вытягивают шеи, стараясь увидеть того, кто когда-то жил здесь никому не известным подростком, а теперь на минутку вернулся как известный всему миру гений. Она находится среди них, в первом ряду. Нет, не в первом. Во втором или даже в десятом. Пусть смотрит на меня издалека, затерявшаяся в толпе, сравнявшаяся с толпой — она, которую я так выделил, которая когда-то была для меня единственным существом… Теперь она для меня одна из многих тысяч, даже не тысяч, миллионов! Ну и поделом, сама виновата. Зачем меня отвергла? Только теперь она видит, кого потеряла, только теперь чувствует свою страшную ошибку. Сколько бы она дала за то, чтобы вернулись прежние времена, ах, если бы она могла исправить свою ошибку. Но что прошло, того не вернуть. Я больше не думаю о ней, а она только теперь полюбила меня, теперь, когда все уже поздно.

Издалека слышен, голос женщины, напевающей старую сентиментальную песенку «Ты пойдешь верхом, а я долиной». Через минуту песенка смешивается со скрипичным концертом, потом скрипка смолкает и Скрипач начинает напевать.

Скрипач (напевает то тише, то громче). «…Ты зацветешь розой, ты зацветешь розой, а я калиной». (Лотом начинает вторить себе и далекому голосу, играя на скрипке.)

Мать (из глубины дома). Сынок, сынок, сыночек…

Скрипач (со вздохом). Да, мама.

Мать. Что это?

Скрипач (не переставая играть «Ты пойдешь верхом» — называет произведение для скрипки и фамилию композитора).

Мать. Нет, это уличная песня.

Скрипач. Действительно, я ошибся.

Мать. Кто-то поет во дворе.

Скрипач. Кто?

Мать. Служанка соседей.

Скрипач. Да.

Мать. Она тебе мешает. Сейчас я ей скажу, чтобы она перестала петь.

Скрипач. Нет, мама, не надо. Пусть поет. (Слышна перебранка двух женщин. Сначала высокий голос Матери, потом короткий ответ, сразу же заглушенный бурной тирадой Матери.) Поздно.

Перебранка продолжается. Слов разобрать нельзя, но характер ссоры отчетлив. Последний, внезапный крик Матери — и в завершение стук закрываемого окна в глубине дома.

Мать. Ну, наконец-то, Теперь у тебя будет покой.

Скрипач. Спасибо, мама…

Мать. Я буду следить, чтобы тебе никто не мешал.

Скрипач. Хорошо, мама.

Мать. Если кто-нибудь посмеет тебе помешать, я его утихомирю.

Скрипач. Утихомиришь, мама.